С.П. Гребёнкина

Гребёникна София Петровна,  1928 г.р.

 

Когда в Болхов пришли немцы, семья Софии Петровны жила в старом доме. У Софии была мать, отец, 2 брата, сестра. Мама была беременна. В это тяжелое время Софии пришлось самой принимать роды. Родился маленький мальчик Лёша. Софие Петровне было  на том момент12 лет. Немного позже немцы выгнали их на улицу, а  сами поселились в их доме.  Захватчики отмечали в их доме праздники, напивались, пели песни. Позже их семья переехали в Сталицкий поселок, где жили в подвале. Там было очень много немцев. У  жителей осталось много коров, и София бегала за молоком для новорождённого Леши. Однажды семья ночевала у реки, на утро кто-то закричал, все подумали, что это немцы, но к счастью это пришли войска СССР.

 София с родителями пошли через лес домой, а отец по случайности потерял мешок с документами. София вернулась назад, нашла место, где они сидели, и увидела мешок с документами. Когда они вернулись домой, то увидели, что все было разрушено. Жить им было негде.

От лишений и голода отец с матерью заболели, и София была вынуждена идти на работу. Она пошла работать на Пенькозавод. Ее заставляли и косить и молотить, но она ничего не умела. Немного позже она всему научилась. Проработала она там 15 лет. 

Т.Ф. Чусовая

Чусовая Татьяна Фёдоровна, 1937 г.р.

 

Чусова (Захарова) Татьяна Фёдоровна –  несовершеннолетняя узница Германии. Родилась 28 апреля 1937 года в деревне Кудиново, Орловской области. Мать – Захарова Просковья Ивановна. Отец – Захаров Фёдор Павлович. В семье было 8 детей: 3 сестры (вместе с Татьяной Фёдоровной) и 5 братьев. Татьяне Фёдоровне было четыре года, когда умерла её мать, и началась Великая Отечественная война 1941 года. После смерти матери всю семью: отца, сестёр и братьев угнали в Германию. Там они прожили четыре года, затем вернулись обратно в Россию. Когда ехали обратно, из Германии, по болезни умер младший брат. После возвращения, Татьяна Фёдоровна до четвёртого класса училась в деревенской школе.

 Через много лет после войны присылали марки из Германии (один раз было прислано 310 штук). А присылалось это за страдания и мучения, перенесённые в Германии. Также два раза присылали евро.



В.А, Толстопятова

Толстопятова Валентина Алексеевна, 1935 г.р.

 

Толстопятова (Беликова) Валентина Алексеевна родилась 30 июня 1935 года в г. Болхове. В семье было четверо детей: Виктор и Евгений 1937 г., Алексей 1941 г. и Валя. Папа – Беликов Алексей Михайлович (1904г.), мама- Екатерина Алексеевна (1908 г.), бабушка – Прасковья Михайловна (1911 г.). Беликовы проживали на улице Калинина, г. Болхов. Когда началась война,  Вале было шесть лет.

Когда фашистыоккупировали Болхов  в их доме поселились и немцы и финны. Дом был ещё не достроенный. Солдаты спали на соломе в основной части дома, а дети с мамой были выселены в маленькую комнатушку. Маленький Алёша всё время плакал и один финн пригрозил его убить. Семья ушла из дома. Немецкий офицер,  узнав о случившемся,   приказал семье вернуться, а провинившегося финна отправили на передовую. Валя вспоминает доброту немцев из Поволжья. В памяти остались их имена: Альберт и Оришко. Поверх завешенного одеяла они на верёвочке спускали им конфеты.   

 Во время бомбёжки   жители прятались во Введенском храме. Народа там собиралось очень много. Церковь не пострадала от бомбёжек. В дальнейшем жители прятались в подвалах своих домов, кубарем забираясь в них, спасаясь от опасности. С ними прятались две монашки, которые молились о спасении. Немцы часто проверяли подвалы, выгоняя жителей. Они опасались партизан. Дети в такие моменты очень боялись за свою жизнь. Ещё в детской памяти осталось воспоминание о тёплом, солнечном дне. Многие стояли на улице, кто-то стерёг коров. И вдруг налетели немецкие самолёты.  Многие погибли, были убиты и коровы. С разрешения мамы семилетняя девочка пошла с двоюродной сестрой к ним за малиной. Ничто не предвещало беды, но началась страшная бомбёжка. Горело всё кругом. Они спрятались в большом соседском доме.  Мама Вали очень переволновалась за дочку. Страх бомбёжки у девочки остался на долгое время. Уже после войны, гуляя в сад-городке услышали гул самолётов, все разбежались кто куда.

Екатерина Алексеевна во время  войны  работала на хлебозаводе, чистила снег с другими жителями. Не хватало еды и  дети тоже не доедали. Когда немецким солдатам присылали посылки со сладостями – мама старалась в их отсутствие взять хотя бы немного сладостей, чтобы подкормить ослабший организм детей. Иногда соседка, работающая на немецкой кухне, наливала им супа. Как-то ребята увидели фляги с мёдом и вощиной. Они немного успели полакомиться вощиной, но были застигнуты солдатами. Правда,  они только поругались, но дети всё равно очень испугались. 

  После освобождения в 1943 году Валя, как и многие другие дети начала учиться. Училась в школе №3. Она хорошо помнит важное событие в жизни школы. Ко Дню 7 ноября всем детям в школе выдали праздничный паёк: небольшой кусочек хлеба и неполный стограммовый стаканчик сахарного песка. Каждый ребёнок нёс эту драгоценность домой, чтобы ей распорядилась мама.  К сожалению,  папа  не вернулся с фронта. Алексей Михайлович был связистом  и,  выполняя задание,  погиб во время бомбёжки под Брянском.  Об этом маме рассказал сослуживец, на глазах которого он погиб. Родственники до сих пор не знают место его захоронения.   

Мама Валентины Алексеевны очень хотела, чтобы дочь стала медсестрой, но она окончила торговое училище, хотя продавцом проработала очень мало. А вот на пенькозаводе проработала почти 40 лет. Весовщица-сортировщица-лаборант-передовик производства. Эта трудолюбивая женщина успевала отлично трудиться на производстве, заниматься депутатской деятельностью и воспитывать пятерых детей. Она награждена медалью «Ветеран труда», «Медалью материнства», значком «Ударник коммунистического труда».

 



Н.С. Поваляева

Поваляева Нина Степановна, 1923 г.р.

Моя прабабушка, Нина Степановна, родилась в июне 1923 года в г. Болхове. Семья была большая: мама, папа, две сестры и 12-летний брат. В 1941 г. она окончила 10 классов средней школы №1 имени Карла Маркса. 21 июня состоялся выпускной вечер, очень весёлый, полный надежд. В два часа ночи выпускники вернулись домой,  а в шесть часов утра 22 июня объявили по радио, что немцы начали войну против СССР. На выпускном вечере договорились с ребятами, в какой институт будут поступать учиться. Ей предлагали поступать на геологоразведочный факультет, но она больше любила математику. Все их мечты в один момент рухнули, ребят начали призывать в Армию, а девушек посылали в колхозы работать.

В октябре немцы оккупировали г. Болхов. Она до сих пор помнит этот день. Прабабушка вместе с сестрой пошла в поле. Сейчас это место находится за рвом, где построена районная больница. Чтобы пройти к этому полю, нужно было идти через ров. Сёстры спустились в ров и только подняли головы в сторону поля, как увидели страшную картину: с обеих сторон на поле, где колосилась рожь, наступали немцы. Они со всех ног бросились домой, и лишь чудом спаслись от смерти, иначе бы их расстреляли.

По городу рвались снаряды, и выходить на улицу было уже крайне опасно. Когда они бежали домой, то увидели убитую девушку в красивом голубом бархатном платье. Она лежала около своего дома. Она жила с отцом и от бомбёжки они прятались в подвале, но когда всё стихло, она вышла посмотреть,  что происходит на улице, и в этот самый момент в неё и попала пуля.

Эвакуироваться семья не успела, так как было не на чем ехать, и два года они прожили в оккупации. Зима 1942 года была очень суровой, немцы с людей снимали на улице валенки, и людям приходилось бежать  домой  босиком. Немцы назначили из наших людей уличкомов и полицаев и приказывали им всю молодёжь выгонять на расчистку дорог от снега. Зима была очень холодная и снежная, заносы были больше метра, немцы сажали жителей в автобус и возили на большак для расчистки дорог. Автобус возвращался в город, а один немец оставался наблюдать и заставлял работать.

Еды было очень мало и многим горожанам приходилось ходить пешком в деревни и менять вещи на муку и зерно.

В 1943 году немцы начали отступать. Каждый раз, возвращаясь после боя, они были очень злые, необходимо было уходить из дома, чтобы с тобой ничего не сделали. Однажды жителей выгнали из домов и погнали по Карачевскому большаку. Мирных жителей выставили вперёд, а немцы шли за ними. Когда наши войска начинали обстрел, немцы «прятались» за женщинами и детьми.

В пути семья Поваляевых была месяц. Ночевали под телегами какого-нибудь колхозника. Пройдя через большак и отойдя за 10 км. от него, три семьи ( в том числе и наша) отбились и спрятались в саду. Из сада было хорошо видно, как по большаку стреляли  наши «Катюши». К вечеру в сад пришёл наш солдат. Люди обрадовались ему. Он сказал, чтобы мы возвращались назад, домой, что там немцев больше нет.

Назад добирались, когда на машине, когда пешком. Брат с отцом были призваны в Армию, прабабушка стала работать в банке. Работать было тяжело, приходилось ходить пешком по колхозам и собирать деньги, во многих семьях собирать было нечего.

В День Победы прабабушка была на курсах в г.Орле. Этот день баба Нина не забудет никогда. Праздничным обедом было ведро капусты, которое казалось тогда вкуснее всего на свете, так как есть больше вообще ничего не было. Так для неё закончилась война.

              Записала Поваляева Яна, уч-ся 11 класса Гимназии г. Болхова.

 



В.А. Ковширова

Ковширова Валентина Алексеевна, 1933 г.р.

 

Родилась я 1 мая 1933 года в деревне Моложи, Ильинского района, Великолукской области. У нас была большая семья: 7 детей – 5 сестер и 2 брата. Образование в деревне получали семилетнее, поэтому, для продолжения учёбы, в 1940 году мы переехали в деревню Селезни.

А в 1941 году началась война. Когда Афанасий (старший брат) направлялся в деревню домой, поезд, в котором он ехал, разбомбили. Взяв повозку и погрузив вещи, брат снова собрался в дорогу, но в деревне их нагнали немцы, забрали вещи и решили расстрелять их. Один из пленников сбежал, Афанасия с третьего выстрела ранили. Перевязанный, он через поле добрался к пастуху, который некоторое время выхаживал его. В то время деревня уже была оккупирована. А жили мы на окраине деревни и Афанасия забрали в партизаны.

Моя старшая сестра Анна (которой позднее уже в 80-х гг вручили орден) часто помогала партизанам, рассказывая о местоположении немцев.

Несмотря на то, что мы очень боялись немцев, приходилось прятать еду, чтобы не умереть с голоду. Зерно мы закапывали под пол, корову держали в кустах, чтобы ее не забрали. А кур и поросят немцы побили.

Помню, приходят они как-то раз к нам домой, открывают дверь, наставляют на маму пистолет со словами: «Матка! Яйка, млека, шпик!» (Мама! Яйца, молоко, сало). Мама пожала плечами, показала головы оторванных кур и сказала: «Вот яйка», указала рукой на пустой сарай – «а вот шпик». «Руссиш швайн» - сказали они и ушли, забрав только молоко.

Возле дома у нас были выкопаны траншеи, и как только летел самолет, мы сразу бежали и ложились в них, нам уже неважно было, грязь там или вода… Это были 1941 -42 гг.

Когда немцев прогнали дальше, нас стали эвакуировать. С собой взять мы ничего не успели. Нас посадили в очень маленький вагон и повезли в Калининскую (сейчас Тверскую) область.  Но посреди леса нас высадили, сказав, что потом вернутся. Мама с сестрой сделали шалаш. А кушать было нечего. Старшая сестра Аня собирала червивые грибы, разводила костер и варила их.

Потом мы добрались до  деревни Шишово. В качестве жилья нам досталась конюшня, потому что ночевать нас никто из местных жителей не пустил.

Мы с сестрой Ольгой часто бегали за речку собирать щавель. Оттуда мы тащили мешки, набитые щавелем. Потом разводили костер, и мама готовила похлебку из щавеля и воды. Чтобы не умереть с голоду, за сараем мы рвали рожь так, чтобы никто не видел, сушили зерно, ходили в деревню, чтобы помолоть его. Затем мама пекла лепёшки. Для нас это была огромная радость.

В деревне жилось плохо, и мы решили уйти обратно, домой. Взяли с собой 2 кг зерна, из которого варили суп, ели и снова пешком шли в деревню. Когда добрались, пошли на свой участок. Оказалось, что наш дом разбомбили, и жить нам было негде. Поселились еще с 5 семьями в учительской однокомнатной квартире, спали на полу, т.к.  печку уступили старикам.

Приближался конец войны  - 1944 год … Мы бегали на колхозные поля, где давно не убиралась картошка, из неё собирали крахмал, и мама нам пекла лепешки. Ребята глушили рыбу, а мы с сестрой собирали ее, стоя по пояс в воде.

Сестра Аня умела шить на машинке и брала заказы, за что ей приносили бобы, различные семечки, рожь.

А между домом и сараем (остальная территория была заминирована) мы с Таней посеяли бобы и постоянно ходили смотреть растут ли они. Голод тогда был страшный.

Когда ходили в школу, никто не думал об оценках, а о том, что же мама приготовит сегодня на обед. Хорошо, что школа находилась близко – 200 м от дома. Мама часто готовила  лепёшки из листьев липы и мы их ели. Один раз директор школы попробовала их и сказала: « Какие вкусные!».

Во время войны папа был в плену, но убежал. А позднее стал председателем колхоза.

Однажды мама увидела у соседей старые калоши. Они разрешили ей их взять. Надеваю я их, а один слишком маленький, другой – слишком большой, и иду в школу. Я училась в первую смену, а младшая сестренка – во вторую. Поэтому после школы приходилось бегом бежать домой, чтобы отдать обувь сестре.

 Закончила я 8 классов. Стала студенткой в городе Озерске. Училась с 1951 – по 1955 гг. Затем нас направили в Таджикистан работать, где я прожила 38 лет, а затем вновь приехала в Россию.

 

 



Е.И. Зосина

Зосина Елена Ивановна, 1929 г.р.

 

На момент начала войны Зосиной Елене Ивановне исполнилось 12 лет. В семье было четверо детей, два брата и сестрёнка, гораздо моложе её. Брату Коле – 9 лет, сестре Тане – 2 года и брату Васе – 5 лет. Мама Анастасия работала на поле, в колхозе, также вела хозяйство, шила, вязала. Папа Иван был бригадиром, распределял работу в колхозе.

Война в нашем районе началась неожиданно. Немецкие войска пришли летом. Когда они пришли в деревню Плоское, люди спали, потому что была ночь. За окном сначала раздавались глухие и далёкие хлопки, но потом небо озарялось ярким цветом. Отца дома не было. Мама выбежала на улицу, увидела соседку, которая сказала, что пришли немцы. Немцы увели коров, а вместе с ними и многих жителей. Началась сильная стрельба, Елена Ивановна поняла, что нужно сейчас же укрываться, т.е. прятаться.

 От бомбёжек прятались в подвале соседнего дома, вместе с другими семьями. Бомбёжки участились тогда, когда наступали наши войска. Однажды 5 суток они провели в подвале, затем отправились в другое село, из которого немцы погнали всех людей в Германию. Нескольким семьям удалось скрыться, в том числе и им. Так прошло много времени, которое провели в постоянном страхе и ужасе, прячась в окопах и подвалах. Условия были нечеловеческие. Кушать было нечего, иногда приходилось питаться мясом лошадей, которые оставались убитыми после боёв. Когда нашим солдатам удалось освободить деревню, вернулись домой. Многие из домов были не тронуты.

Судьба сберегла жизни всех членов семьи, только папа вернулся с ранением, полученным в 1945 году.



А.П. Мячикова

Мячикова Анфиса Павловна, 1937 г.р.

 

Храпкина (Мячикова) Анфиса Павловна родилась 4 марта 1937 года. Отец – Мячиков Павел Михайлович (1909 г.), мама – Мячикова Мария Александровна (1910 г.) рождения. Семья Мячиковых была многодетной: Татьяна – 1932 г., Зинаида – 1935 г., Анфиса – 1937 г., Лидия – 1939 года рождения. Валентина родилась уже после войны, в  1946 года. Анфисе было пять лет,  и она помнит,  как пришли немцы. Первое впечатление – она увидела,  как немцы гонялись за курами по улице. В хате расселились немцы, четыре человека. Вся семья спала на печке, в большой тесноте. По стенам солдаты развесили какие-то картинки и весело смеялись. Помнит она и издевательства над ними. Лида очень плакала,  а немцы бросали поленьями и обливали её горячей водой. После того как мама сходила и пожаловалась в комендатуру, расположенную в средней школе №1, они стали как «шёлковые». Однажды дети чуть не умерли от чрезмерной любви немцев к теплу. Печь была натоплена дубовыми дровами и очень рано закрыта. Сами немцы куда-то ушли. Мама вовремя вытащила детей в коридор, тем самым дети не умерли от отравления угарным газом. Мария Александровна накрыла их тряпками, одеялами. Они продолжительное время лежали на морозе, пока не почувствовали облегчение.   Мария Александровна хорошо помнит и бои 1943 года. От бомбёжки прятались в Зарецкой школе, а потом перебрались к тёте на улицу Первомайскую. Там они прятались в гараже. Чтобы накормить детей мама ползком ползла на Заречную улицу, где находился их дом,  набирая  картошки  и огурцов. Их собака Найда всё время караулила дом и никуда не убегала.

          По рассказам женщины  их жизнь после освобождения г. Болхова  была очень тяжёлой, это было просто существование. Им повезло тем, что дом остался невредим. Жизнь наладилась после возвращение отца с фронта в 1946 году. Павел Михайлович продолжил работу в милиции. Обучение в Зарецкой школе дети начали, будучи переростками. Анфиса окончила семь классов.

          Храпкина Анфиса Павловна 35 лет проработала на мебельной фабрике.

          Анфиса Павловна и сейчас занимается общественной работой. Является старшей по дому, решает все организационные вопросы, является генератором общественно-полезных дел. 

Н.И. Огурцов

Огурцов Николай Иванович,  1940 г.р.

 

Когда началась война мнеу не было еще и года. Семья наша жила в Залегощенском районе, деревня Евтехово.  Когда началась война,  отца забрали на фронт, мать умерла, мы остались с сестрой, 1936 года рождения. Нас забрала к себе тетя в деревню Гурово. Я мало что помню, потому, что был очень маленький, все по рассказам старших. Они рассказывали, что когда пришли немцы, жителей деревни стали выгонять из домов, забирали скот, продукты питания. Мне рассказывали, что меня маленького немец бросил под лошадь, и я чудом остался жив.
Потом немцы погнали нас вместе с тетей и сестрой сначала в Латвию, в концлагерь. Там у детей брали кровь. Я плохо помню, а вот сестре было лет 6 и она рассказывала, что каждое утро к нам в барак заходил немецкий офицер и с ним женщина, которая говорила  по- русски. Она спрашивала у детей, кто хочет каши,  быстро становитесь в ряд. Поведем вас кормить. Они шутили, смеялись, а дети спотыкались, толкались, каши хотели все.
- Не ссорьтесь, подождите до завтра,-говорила женщина.

Сестра вспоминала, что сначала верила, вместе со всеми бежала, толкалась, а потом стала бояться: ведь те дети, которых уводили, почему –то не возвращались в барак. Садилась под самую железную дверь при входе, и, когда нас уже было мало, женщина все равно нас каким- то чудом  не замечала. Как долго это продолжалось, не скажу. Детская память неточная, она запоминает только страх и только хорошее. Слышим однажды шум, крик, стрельбу. Стучит железный засов — в барак к нам врываются родные солдаты с криком: "Детушки!" Солдаты берут нас на плечи, на руки по несколько человек. Целуют, обнимают и плачут, что мы такие легкие, что у нас одни косточки. Выносят на улицу, и мы видим черную трубу крематория. Несколько недель нас лечили, кормили. Когда мы окрепли, повезли  домой...
Отец пришел с войны на костылях, но живой, какая это была радость! Я закончил 7 классов и выучился на шофера. Потом забрали в армию, служил три с половиной года в Германии. После армии женился, проработал 20 лет шофером в прокуратуре и ПМК. Вырастили с женой сына. Сейчас живем вдвоем с супругой.



В.И. Шелыганов

Шелыганов Вячеслав Иванович, 1932 г.р.

 

В 1941 году, когда началась война мне исполнилось 13 лет. Гитлеровцы пришли в наше село летом 1941 года со стороны поселка Кромы. Ехали на машинах и мотоциклах. Вокруг сразу стало людно и шумно. В те времена в Никольском насчитывалось почти тысяча домовладений. Фашисты занимали самые крепкие просторные жилые дома, а хозяев выгоняли на улицу, отбирали продукты, живность. Им также приглянулся добротный  дом моих родителей, в нем они обустроили офицерскую столовую, казино. Мой отец и брат к тому времени были уже на фронте, а мать с шестью детьми, включая меня, остались в селе. Сначала нас всех немцы выгнали, но потом мне приказали вернуться, чтобы топить им печку, греть воду, помогать поварам. Маму предупредили, что если сын будет плохо выполнять обязанности, то всем будет «капут».
Первое, что сделали фашисты,  с помощью предателей составили списки коммунистов. Как известно, именно у нас была организована первая партийная ячейка на Орловщине. Когда началась война, многие коммунисты ушли на фронт добровольцами или уехали по заданию партии. Но все же 16 человек, включая одну женщину, фашисты арестовали и поместили в школу, где долго допрашивали, а потом повели на расстрел. Кровавую расправу я видел собственными глазами, спрятавшись в кустах, недалеко от места казни. После расстрела офицер лично из пистолета сделал контрольный выстрел в голову каждого. Для меня, подростка, эта трагедия стала сильным потрясением. Забившись в кусты, я долго плакал. Этот ужас тяжело переживало все население, ведь все были друг другу как родные.
Позднее немцы начали отправлять жителей в Германию, а оставшихся заставляли работать на них. Зима 41-го года была морозной и снежной, поэтому всех гоняли чистить дороги. Помню, чистим снег, жарко становится, а фрицы стоят, топочут ногами, обутыми в сапоги, а сверху – лапти, да еще и портянки намотаны. На голове носили шерстяные платки. Чуть остановишься – сразу автоматная очередь, вот так и подгоняли. Что и говорить, натерпелись много за годы оккупации.
Мы несказанно обрадовались, когда наши войска начали наступление со стороны деревни Яковлево. Правда, противник оказывал сильное сопротивление, бои шли тяжелые и кровопролитные. Из деревни Философово фашистов выбивали в течение шести дней, несколько раз из рук в руки переходило и Никольское. Немецкий снайпер, засевший на колокольне церкви, не давал нашим солдатам подняться в атаку. Но разведчикам все же удалось «снять» его, и только  тогда наши бойцы с криком «Ура!» дружно пошли в наступление. А следом подтянулись знаменитые катюши и танки, с неба помогали самолеты.
Мы с сестрой прятались в подвале одного из домов в соседней деревне Барановке. Я отлично слышал, как залпом стреляли наши катюши. То, что мы пережили, передать словами невозможно. В душе я испытывал гордость за солдат-освободителей и в то же время – страх быть убитым после двух лет, проведенных под фашистским игом.
Позднее, когда все стихло, мы с сестрой вернулись в Никольское. Перед отступлением немцы сожгли десятки жилых домов, восточная сторона села, так называемая Антоновка, была стерта с лица земли. Уходя, оккупанты забрали скот, птицу, добротные вещи, оставив многих без крова и еды.
После освобождения надо было восстанавливать разрушенное немцами хозяйство. Трудились все: и женщины, и подростки. Постепенно возрождался колхоз, начали сеять хлеб, разводить скот. К счастью отец и брат вернулись с фронта живыми, вся семья была в сборе, трудились не покладая рук.
 В 1948 году призвали на службу в армию. Служил в ВМФ  СССР моряком черноморского флота пять с половиной лет. Вернулся, женился. Вырастили с женой пятерых детей. Теперь у нас шестеро внуков и два правнука. Я 40 лет проработал за баранкой автомобиля, а жена 30 лет трудилась дояркой на ферме. Построили добротный дом, в котором проживаем и сейчас. Дети во всем помогают. В 2013 году отметил 85-летний юбилей.



М.Я. Фомичева

Фомичева Мария Яковлевна, 1927 г.р.

 

Наверное, только сторожилы помнят, что на территории Хвощинского сельсовета был когда-то хутор Кирилловых. Называли его так потому, что здесь проживало немало людей с такой фамилией. И это моя малая родина. Мои родители - Яков Кузьмич и Домна Яковлевна Левины – в числе первых вступили в колхоз. Наше хозяйство - две коровы, две лошади, сортировка, веялка, амбар - стали общественной собственностью. И родители не переживали по этому поводу, папа работал в колхозе счетоводом, мама тоже была обучена грамоте - умела писать, считать. На жизнь хватало. Нас в семье было двое детей - я и братишка Саша, моложе меня на три года. Все было у нас нормально, родители работали, мы учились в школе. Но счастье было недолговечным: в дом постучалась беда - война.
Матери и жены провожали своих сыновей и мужей, глядели им вслед, веря, что вернуться живыми. Ушел на фронт и папа. Провожали его со слезами, так и не суждено было нам увидеться вновь. Папа погиб в августе 1943 года. Долго потом мы искали, где похоронен наш любимый, дорогой человек. Это место - д. Лукинка, Брянской области.

Немцев увидели впервые в октябре 1941 года. Знали, что в  Яковлево фашисты были уже несколько дней. К нам на хутор  первыми приехали два солдата на подводе. Дом-то был крайний, к нам они  и зашли. Стали требовать продукты: мясо, молоко, яйца. Потом прибыли и другие немецкие солдаты. Увели со двора стельную телку, на наших глазах забили ее. Стали заселяться в наш дом, ударили мне так, что я упала. Мама заступилась за меня. К счастью, обошлось, больше нас  не трогали. Но из дома нам пришлось уйти. Ютились в землянке, где кроме нас было еще две семьи. Жили, как и многие тогда. Еды вволю не было, пекли лепешки, зерно с колхозного поля обмолачивали вальком, была еще картошка. На работу таких, как я 12-летних, не отправляли, но 16-летнюю двоюродную сестру Лену гоняли расчищать дороги от снега, а летом - чистить кюветы.
В течение всей зимы одни фашисты уезжали, другие приезжали. Мы не понимали такой тактики, были в неведении. И все ждали, когда же придут наши. И однажды пленный, который понимал немецкую речь, сказал, что могут в ближайшее время быть сильные бои, свои позиции фашисты просто так сдавать не намерены. Так и оказалось. Бой был жаркий до самого вечера. Потом все стихло. Решили посмотреть, что же происходит. Обрадовались - пришли наши. Они сожалели, что нет гостинчика для детей. Но для всех нас самый лучший подарок - освобождение от фашистской нечисти.



Р. М. Еремина

Еремина Римма Михайловна, 1930 г.р.

 

 

Родилась я в 1930 году в д.Поповка (близ д. Городище) Свердловского  района, Орловской области,  в семье интеллигентов. Родители были учителями. Семья была очень большая, детей 6 человек. Когда началась война мне было 11 лет, а младшая сестренка только научилась ходить. Отца забрали на фронт, а мы остались с мамой. Запасов еды никаких не было. Маме приходилось ходить в колхоз 1-е Мая просить то муки, то картошечки, семья-то была большая, всех нужно было прокормить. Когда было совсем тяжко, мы с мамой ходили на колхозное поле, где не был убран картофель. Собирали картошку и делали «тошнотики».

Я отчетливо помнит тот страшный день, когда началась Великая Отечественная война. День был ясный, солнечный. Мама, взяв меня и маленькую сестричку Инну, собралась ехать на родину отца - в Куракино. Из Городища поехали на рынок в Змиевку, чтобы найти попутную машину до этого населенного пункта. Сидя на подводе с сестренкой, я заметила, как люди вокруг суетятся, охают, плачут. Подошла мама, сказала и что началась война. Но в деревню мы все же поехали, пожили у родственников два дня. Папа, конечно же, очень волновался за нас: учитель, человек образованный, интересующийся политикой, понимал, насколько страшен до зубов вооруженный враг. И с папой еще были дети- Юра, Витя, Саша, Ира...
Бомбежки, взрывы падающих снарядов уже в первые военные дни пережили жители райцентра. Срочно была переведена школа поселка к нам в Городище. Занятия были лишь в течение двух недель. До обеда учились, после обеда работали на огороде. Я тогда училась в пятом классе. По деревне было организовано дежурство, следили, чтобы шторы на окошках были плотно закрыты, не проходил лучик света в темноту. Больше всего боялись бомбежек. Звуки колотушек извещали, что надо немедленно замаскировать окно.
Враг был все ближе и ближе. Скоро и к нам в деревню вошли фашисты . Перво-наперво выгнали  жителей из своих изб, отобрал живность, принудили работать на них. Селяне устраивались кто в наскоро вырытых землянках, кто в сарае, кто в овине. Мы вынуждены были уйти в крохотную пристройку к дому. Помимо нас там жила еще одна семья. Потом к нам приехала еще бабушка из Змиевки. Так и стали мы жить: мама, старенькая бабушка и нас шестеро детей, мал-мала меньше. Голод, постоянный страх, что нас сожгут заживо или расстреляют,- это мои детские впечатления. Конечно же, боялись быть угнанными в рабство в Германии. Еда из подмерзшего картофеля, хлеб пополам с конским щавелем хорошо мне знакомы.
А угнаны мы были в Белоруссию: Минская область, Заславский район, д. Гуя, недалеко от поселка Радошковичи, на границе с Польшей. Ехали на товарном поезде 4 суток, в вагонах не то что лежать, стоять было не где, измученные, голодные, холодные, доехали до Брянска, только там нас покормили: дали кулеш и хлеба - по буханке на двух человек. Больше не кормили до самого Минска. Я помню, как нас поселили в дом, где стены были окровавлены, потом мы узнали, что в этом доме фашисты расстреляли партизан. Вначале мы побирались. Белорусы помогали нам, спасали, кто кусок хлеба даст, кто муки, а кто и оговорит, что мы не хотим работать.

А потом нас стали брать на работу: помогали сено сгребать, выполнять дела по хозяйству. Ведь работать лучше, чем побираться. Работали также у поляков: пасли коров, женщины доили коров. Я ходила в лес за малиной, черникой. Мама посылала на рынок в Польшу. Там можно было продать ягоды и купить какую-нибудь одежку: кофточку, сарафанчик. Так мы и жили, работали на хозяев, помогали им по хозяйству. Надо сказать, что они нас не обижали. А вот 16-17-летних  подростков угоняли в Германию.
Я очень хорошо помню, как однажды вечером нам староста сказал, чтобы мы постарались уйти ночью в лес, потому что скоро начнется бой. И действительно ночью начался бой, снаряды летели у нас над головой, было очень страшно .А утром сказали, что бои ушли в Польшу. В сердце появилась какая-то надежда, что тебя не поймают и не убьют. Вскоре объявили, что будут отправлять на родину. В Минске мы ждали целый день, только к вечеру нас забрали, погрузили в товарные вагоны,. Ехали очень долго, часто останавливались, мокли под дождем. Худо-бедно, но добрались до Орла. Попали под бомбежку. Люди стали разбегаться, кто куда, прятались во рвы, а мы под маму, как под наседку. Снаряды попали в цистерны с горючим, они запылали. А потом нам сказали, что папа наш уже дома, он там работает. Это была такая радость! Дом наш уцелел. Папа стал по-прежнему работать в школе. Откуда-то нам привезли 2 мешка зерна, смололи и у нас был хлеб.
Родителей давно уже нет на свете, но я все думаю, какая мама была сильная, мужественная женщина, что не дала погибнуть нам, детям. Сберегла ценой невероятных усилий.

 

 

 



А.Ф. Терехина

Терехина Анна Фёдоровна

 

 

Когда началась Великая Отечественная война мы жили в с. Преображенское. У родителей нас было пятеро, да еще четверо сирот- мамины племянники, всего 11 душ, отец-инвалид. Жили очень бедно, но стояли друг за друга горой, как и все односельчане в те тяжелые военные времена. Когда немцы угоняли население, нам «повезло»: вся семья попала в один лагерь в Белоруссии, деревня называлась Кабановкой. Колючая проволока, наблюдательные вышки, с которых зловеще поблескивали автоматы и каски немецких солдат, неотапливаемый барак, постоянный голод, окрики, изможденные люди, которые все время трудились, -все это осталось в детской памяти. Сейчас мне страшно представить, что наши дети, внуки начинали бы свою жизнь в таком месте.
Наща семья вернулась на малую родину в октябре 1944 года. От нашего дома осталась одна труба, долгое время пришлось жить в землянке. Вскоре  мы лишились отца, и мама тянула всех девятерых детей, как, впрочем, и  многие жители деревни. Ведь похоронки приходили почти в каждый дом. Шло время, восстанавливались колхозы, жизнь становилась намного лучше. В 1960 году я вышла замуж за местного парня Василия. Он тоже бывший узник, но его семья находилась в Латвии. Мы с мужем воспитали двух дочек, у них четверо внуков и трое правнуков. 40 лет проработала  дояркой. За добросовестный многолетний труд награждена медалью «За доблестный труд».

А.А. Королёва

Королёва Анастасия Александровна, 1930 г.р.

 

Родилась я в большой семье, где кроме меня было еще шестеро детей. Жили мы тогда во втором Богородицком поселке нашего района. Папа часто болел, но надо было поднимать детей, порой через силу он ходил на работу, был в колхозе бригадиром, мама трудилась там же. У нас был свой дом, имелся огород, хозяйство. В 1941 году родилась младшая сестренка - Маруся. Жизнь шла своим чередом. Казалось бы ничто не предвещало беды. Мне шел тогда 11- й  год, я мечтала стать учителем, работать с детьми. Но война полностью перекроила нашу жизнь. Немцы оккупировали наш поселок осенью 1941 года. Отбирали у людей зерно, кур, молоко, картошку, свеклу - все, что попадалось под руку. Кое-что родителям удалось припрятать, но этого конечно же было мало, ведь столько детей росло в семье.

В нашем доме поселились немцы. Еды было мало, мы все истощали, а спустя немного времени еще один удар: от воспаления легких умер папа. Ведь кто лечить-то будет, лекарств не было никаких, да и организм его был сильно ослаблен. Мы тяжело пережили потерю близкого, дорогого человека.
В конце февраля 1943 года немцы нашу и еще несколько семей согнали в одну хату, объявив об эвакуации. Люди чувствовали неладное. Прошел слух, что путь наш будет далеким, нас отправят на чужбину. Так мы оказались в Белоруссии. Вскоре пришла еще одна беда. Дусю, мою сестру, 1925 года рождения, по пути в Белоруссию отсоединили от нас. Как потом выяснилось, фашисты отправили ее вместе  с другими девочками в Польшу. Сколько было слез! Мама едва держалась, но у нее на руках были мы, другие дети,- значит надо было жить. Но страдания преследовали нас и дальше. Уже в пересылочном лагере умерла шестилетняя сестренка Саша. Чтобы спасти оставшихся детей, мама отдавала всю свою скудную лагерную пайку нам. Сама пухла от голода, а заботилась о нас, от холода накрывала прохудившейся одежонкой. Находясь за колючей проволокой мы висели  на волоске от смерти. Если бы наши войска не освободили узников, не знаю, что было бы с нами  дальше. Многие  уже не могли идти самостоятельно, их приходилось нести на руках. Маме тогда не было и сорока, а выглядела она как старушка.
Когда мы вернулись в родной поселок, то увидели, что дом наш цел, но в нем не было ни окон, ни дверей. Внутри все разгромлено. Вскоре получили еще одну трагическую весть - похоронку на брата Василия 1923 года рождения. Он умер в немецком плену, в концлагере. Где найти слова, чтобы выразить боль души? Как перенести одно горе за другим? Очень жалко было маму: она разучилась радоваться и улыбаться…
На всю жизнь я выработала правило: если пришел в дом человек - вначале его нужно накормить. Все это от голодного детства, когда ценилась даже не краюшка хлеба, а его крошечки…

 



Е.И. Богомолова

Богомолова Елена Ивановна, 1935 г.р.

 

 

Елены Ивановна родилась в семье интеллигентов. Родители были учителями начальных классов. Жили тогда, как и многие, в трудах и неустанных заботах. Казалось бы, ничто не предвещало беды. Хотя папа, хорошо разбиравшийся в политике, предполагал, что Германия все же решится напасть на нашу страну. Так и случилось. Папа, как настоящий патриот ушел, не раздумывая на войну. Он очень просил маму, Анну Ивановну, сохранить детей. В ту пору, тремя годами позднее, после появления на свет Лены, родился брат Вячеслав. Елена Ивановна помнит тепло отцовских рук при расставании на годы, ромашковое поле, где гуляли с ним...

 Когда отец уходил на фронт мама горько плакала. Она знала, что война может отобрать   любимого человека.

Вскоре в д.Грязное Покровского района,  где они жили, вошли немцы. В дом фашисты ворвались ночью, что-то говорили по-немецки, корову забрали сразу, а вскоре и самих выгнали из дома, который по тем временам был добротным. Куда деваться? К счастью приютили сердобольные соседи, хотя и у самих яблоку было негде упасть. Так и потекла жизнь под гнетом оккупантов. Это был постоянный страх, лишения, требовалось огромное искусство, чтобы женщине прокормить детей и себя. Маме это как-то удавалось. Однажды, опять же ночью, в феврале 1942 года в дом пришли фашисты, жестами показывали, чтобы быстро собирались. Мама успела взять какую-то одежду, подхватила на руки сына, Леночка крепко уцепилась за подол маминой юбки, так и вышли из дома. На улице уже был народ, и маме подумалось, что отправят в Германию, на чужбину .А потом, когда прибыли на железнодорожный вокзал, сомнений уже  не было. Но что-то помешало немцам, и они передумали. Всем было приказано выходить на станции Ивацевичи, Брестской области. Далее путь лежал в д.Озерки. Здесь был развернут лагерь, вся его территория была огорожена колючей проволокой, охранялась злющими собаками. Прибывших  разместили в бараках. Всюду слышался лай собак и детский плач. Но дети есть дети. Немного освоившись, они стали придумывать разные игры. Им хотелось двигаться, общаться друг с другом. Но, казалось бы, безобидная игра для брата Елены Ивановны обернулась трагедией. Брошенный клубок из лопухов обдал пылью появившихся внезапно гитлеровцев, они схватили мальчишек, в том числе и маленького Славу, били его так, что мальчик лишился глаза. Малыш понял, что нельзя плакать, кричать, а то и вовсе убьют. Может быть, такое его поведение и спасло ему жизнь.
Спустя много лет Елена Ивановна узнала, что ее будущий муж вместе с мамой, сестрой и старенькой бабушкой находились в этом же лагере. Его мама делила свою хлебную пайку, которую давали за тяжелую работу, на всех. И лучше хлебной корочки для ребятишек тогда ничего не было. В памяти этого времени - баланда из брюквы, тухлая вода. Лишь в июле 1943 года вернулись они в освобожденные родные деревеньки: на пепелища. Добрые люди помогли переоборудовать сохранившийся сарай под жилье. Потом вернулся отец с фронта, дважды контуженный, с боевыми наградами. Он прошагал военными дорогами до самого Берлина. Принимал участие в Параде Победы на Красной площади.



Л.Г.Некрасова

Лидия Григорьевна Некрасова, 1933г.р.

 

Мне было 8 лет, когда началась Великая Отечественная война.  На этом мое детство закончилось, как и всего нашего поколения. Наступила взрослая жизнь... Жили мы в то время в Белоруссии, в городе Лида Гродненской области. Отец работал на железной дороге, а мать воспитывала пятерых детей...

Немец напал сразу. Ранним утром 22 июня началась страшная бомбежка. В панике люди не знали, что им делать и куда деваться - кто скрывался в подвалах, кто бежал в лес... Я, от страха, спряталась на тыквенных грядках. Выждав время, вернулась домой. Фашистские войска уже были в городе. Начался массовый расстрел, издевательство над мирными жителями, унижения и пытки. Моих двоюродных сестру и брата, которым было немного за двадцать, расстреляли за то, что их мать, моя тетка, была учительницей русского языка.

Все время мы находились в страхе за себя и своих близких. Бывало, летит самолет. Все ложатся на землю и ждут: то ли он пролетит спокойно, то ли будет бомбить или стрелять из пулемета... Многие дома были разрушены, но наш дом, к счастью, уцелел. Те, кто остался без жилья подселялись к тем, кто давал им приют. Таким и был наш дом, согревающий всех обездоленных и обиженных. Люди помогали, поддерживали друг друга как могли, были добрыми, внимательными, несмотря на ужас и зло, которое их окружало...

Установили комендантский час: с 8 часов вечера до 7 утра никто не должен был, выходить из дому, даже за калитку, иначе, или пуля в лоб, или полицаи заберут, а потом заставят работать на немцев один или несколько дней. Мою родную сестру фашисты заставили готовить на кухне, а меня - убирать штаб. Помню, один из немцев любил поиздеваться надо мной, плевал специально на пол и бросал окурки, хорошо, что еще не бил. А был ещё поляк по фамилии Барсук, так тот всегда говорил, что пока не увидит кровь на лице русского, пока не изобьет его до полусмерти, не нагуляет аппетит... Однажды на улице соседский паренек Степан имел смелость напеть песню «Смело мы в бой пойдем...». Моментально донесли об этом в штаб, нашли его и расстреляли прямо в постели. Степану было тогда 22 года...

Немцы были жестокие и особенно зверствовали над теми, кто был связан с нашими солдатами. В один из дней мамину двоюродную сестру за то, что дети ее были красными партизанами, забили до смерти шомполами, у нее аж мясо от костей отходить начало, так и умерла, бедняжка, на наших глазах. Дом ее сожгли, а нашу семью, как родственников, внесли в списки тех, кого должны были уничтожить... Так бы и убили, если б не ушли тогда фашисты из города.

Когда я думаю о войне, то мое сердце наполняется страхом... И хоть сейчас мы живем в мире, все равно те, кто пережил войну, вспоминают эти времена со слезами на глазах... Многие считают, что знают о войне все, но не каждый может передать всю горечь...



Ц.З. Озеранская

Цейта Залмановна Озеранская

 

В городе Орле наша семья живет с 1936 года.  Родители переехали с нами, детьми, из г.  Кирова, бывшая Песочня Калужской области.  В Орле жил родной брат моего папы, Шмидт Иосиф Цаликович, и мои родители решили жить поближе к нему.  Моя мама, Шевелева Чесна Липовна, была домохозяйкой, никогда не работала, вела хозяйство, воспитывала меня и брата.  Отец, Соломон Цаликович, работал на шпагатной фабрике до самой войны.  Мой брат Леопольд, 1921 г.  рождения, учился в 4-й школе г.  Орла, а после 8 класса родители решили отправить его в Ленинград.  Там жила двоюродная сестра, в большом городе легче получить специальность и образование.  Брат пошел работать на завод и стал учиться на рабфаке.  Накануне 1941 года Леопольда призвали в армию, и когда началась война, он сразу попал на фронт.  На войне брат погиб, но мы до сих пор не знаем, где и как это случилось.  Знаем только, что служил он в Пярну.

В августе 1941 года мы с мамой эвакуировались в Пензенскую область, в деревню Пестровка.  В ту деревню, кроме нас, были направлены и другие семьи из Орла.  Нас разместили в одном доме с семьей Фишер, наши кровати стояли напротив друг друга в одной комнате.  Отец остался в Орле с ополчением.  После сдачи Орла он понял, что в городе оставаться нельзя, тем более, что он еврей.  И отец направился к нам.  Так он добрался до г.  Кузнецка, это примерно в 100 километрах от того места, где находились мы с мамой.  Ему тогда было 52 года.

В феврале 1942 года папа был мобилизован в армию и в августе 1942 года погиб на Калининском фронте, и был похоронен в братской могиле под деревней Лунино Ржевского района.

В Орле мы жили на улице Советской.  Почти рядом была 4-я школа, где я училась.  В эту школу я пришла в четвертый класс в 1936 году.  В одном классе со мной учились Ида Красильщикова, Петя Хейфец, Наум Фишер.  Семьи этих и других еврейских одноклассников жили тоже совсем близко от школы.

Учительницей истории было русская женщина Клавдия Васильевна Шилова, она нас, еврейских детей, очень любила, и мы ей отвечали тем же.  Мы ее уважали.  Так случилось, что она осталась в оккупированном Орле, была связана с партизанами.  Немцы арестовали ее и расстреляли на площади в центре города.

Из школьной жизни запомнилось мало, но помню, что директором школы был Адольф Лифшиц, он вел еврейский класс на идиш.

Перед отправкой папы на фронт пешком и на попутных машинах я добралась в Кузнецк, к тому времени папа уже был там.  Там же я осталась работать столяром на бронетанковом ремонтном заводе 121 (БТРЗ 121).  Это был наш орловский завод «Текмаш», который эвакуировался в г.  Кузнецк.  В том цехе, где я работала, мы изготовляли упаковки для снарядов, бомб, мин, гранат.  В Орел мы с мамой возвратились только в мае 1944 года.

В целом, наша семья жила светской жизнью.  И только после войны, когда мы вернулись из эвакуации, мама стала посещать молельный еврейский дом; она соблюдала все обычаи  и традиции нашей веры.  В то время я была далека от этого.  Среди моих друзей было много и русских, и евреев.  В конце 40-х годов, во время учебы в вечерней школе, мы познакомились с Хаценковой Леной.  Она была хорошей подругой, верной, доброй, отзывчивой и очень веселой.  Любила петь и пела чистым красивым голосом.  Уже позже, когда она вышла замуж за Смолякова Андрея, видного еврейского парня, который в молодые годы уже имел две войны за плечами – Отечественную и Халхин-Гол, – мы встречались семьями, весело проводили время, пели, танцевали, ходили на каток.  Лена ушла от нас очень рано, ей не было даже 50-ти…

П.С. Зубач

Песя Самуиловна Зубач

 

Семья Зубач жила в г.  Ливны Орловской губернии, когда пришли деникинцы.  Родители Песи решили бежать из Ливен в Орел, но не успели – отца убили сразу.  Бабушка и мама с детьми (а их было пятеро!), собрав кое-какие вещи, пытались добраться до Орла.  Ехали в поезде, маму схватили, сбросили с поезда.  У нее были отбиты легкие, она тяжело болела и вскоре умерла.  В Орле стали жить в бараках — это недалеко от еврейского кладбища.  В бараках жили и русские, и евреи.  Жили плохо, одежды и обуви не было.  Бабушка Ите-Либа, как могла, кормила и растила детей.  Те вещи, что взяли с собой, бабушка меняла на еду.  Двух сестер и двух братьев Песи бабушке пришлось отдать в интернат.  Они остались вдвоем — бабушка и Песя.  Бабушка была хорошая, добрая.  Как говорит сейчас Песя Самуиловна, она была как раввин, все знала по традициям, обрядам, она была «божественная», соблюдала все обычаи, читала Тору.  Приобщала к Торе и внучку.  Песя училась в школе ¹ 4, в еврейском классе, хорошо читала, писала и говорила на идиш.  Но сейчас не помнит уже ничего.  И возраст сказывается, и за все эти годы разговаривать было не с кем.  После окончания 7 класса, в 16 лет, пошла в школу ФЗУ при обувной фабрике, и обучение закончила с отличием.  Десять лет, до самой войны, работала она на фабрике.  За это время ездила в Москву на повышение квалификации.  Песя Самуиловна стала мастером, передовиком производства, стахановкой.  О ней писали в «Орловской правде», статья хранится у нас дома.  Ее награждали грамотами, а однажды подарили патефон, чтобы музыку слушать, да и танцевать можно — она ведь молодая была.  Этот патефон до сих пор стоит у нас дома, и мы часто его разглядываем.  Песя была очень активной девушкой и вступила в партию.

Директором фабрики в то время был Иосиф Шипер, а главным инженером — Хаим Гордон, который позднее стал директором.  Кстати, на этой фабрике мастером работал и мой папа, Наум Эммануилович Фонкац.  В то время на фабрике работало много евреев.  В городе перед войной вообще было довольно много евреев.  Например, на Воздвиженке, на базаре, были лавочники Гуревич, Иосиф Яковлевич Розенберг.  После войны Розенберг был директором универмага, который располагался на улице Ленина, там, где сейчас магазин «Сувениры».  Дети Розенберга уехали в Германию.  

Перед войной Песя с бабушкой жила на улице 7 Ноября,  в доме 3.  Как они радовались! После барака это было раем.  Война застала Песю и бабушку в Орле.  Перед самым вступлением немцев в Орел они смогли уехать из города, им помог секретарь парткома фабрики, русский, Петр Короткий.  

Их, как и многих других орловцев, эвакуировали в Пензенскую область, село Мичкас.  Помнится, что когда они приехали туда, местные жители помогали им обустроиться, но при этом странно ощупывали их головы.  Оказывается, им говорили, что у евреев рога растут.  Почти всех эвакуированных забрали на фронт, а Песю Самуиловну оставили, она была образованная, и направили в потребкооперацию, где назначили заместителем председателя сельпо.  После освобождения Орла она с бабушкой возвратилась в город, и они стали жить в гостиничном доме там же, на 7 Ноября.  Жизнь была трудная, жили плохо.  Здесь надо сказать, что в гражданскую войну две тети Песи Самуиловны, сестры ее мамы, уехали в Америку.  По тому времени было опасно да и сложно иметь связь с заграницей, но как-то тетям удавалось переправлять нам деньги — доллары.  Они их отоваривали в Торгсине.  Торгсин располагался в том месте, где сейчас находится банк.  Но в Торгсине их постоянно обманывали — они подавали деньги, им говорили, что это 1 доллар, и на него давали немного пшена.  А в Торгсине в то время чего только не было!.  

Синагога в то время в Орле уже была закрыта, и когда появилась возможность посещать молельный дом, Песя Самуиловна стала туда ходить.  Это был маленький дом на улице Сакко и Ванцетти, в нем жил мой дедушка Израиль Эммануилович Фонкац со своей женой Елизаветой Борисовной.  В Орел он переехал из Бежицы Орловской губернии.  Там у него была хлебопекарная лавка.  В его семье было четверо детей: Самуил, Хана-Двора (моя мама), Люба и Фаина.  Уже в Орле Фаня работала в милиции, была бухгалтером.  Кстати, возглавлял УВД тоже еврей — Семеновский.  В 37-м году начались репрессии, и Семеновского посадили.  Судьба его неизвестна.  В милиции работала и Люба, возглавляла отдел, только это было в Ельце.  

В доме на Сакко и Ванцетти на молитву собиралось много евреев.  Комната было небольшая, на возвышении — еврейский алтарь, люди стояли с книжками и молились.  Там я видела полный обряд настоящей еврейской свадьбы.  Это было очень красиво.  Я было еще маленькая, но помню это до сих пор.  С этим домом связано очень интересное воспоминание.  Песя Самуиловна помнит, как летом 1948 года в этот дом приезжала Голда Меир, она тогда было послом Израиля в СССР.  Это была женщина среднего роста, интересная, говорила на идиш, и с ней говорили тоже на идиш.  Она агитировала всех за то, чтобы евреи уезжали в новое государство — Израиль.  

В 50-е годы, когда уже был разгар «Дела врачей», в молельный дом к деду пришла русская женщина, к сожалению, кто она была, Песя Самуиловна не запомнила, но женщина предупредила евреев, что готовится погром в Орле.  Слава Б-гу, погрома не было.  

Деда моего, Израиля Эммануиловича, хотели сделать осведомителем.  Происходило все дело зимой.  Дед только искупался, когда пришли люди из «органов».  Долго разговаривали с дедом, потом забрали его с собой.  По дороге он простудился и вскоре умер от воспаления легких.

После войны Песя Самуиловна работала на межрайбазе, заведовала складом.  База находилась на Володарском переулке.  Почти всю свою трудовую деятельность она посвятила потребкооперации.