понедельник, 25 мая 2015 г.

Н.И. Фролова

Фролова (Кучинова) Нина Ивановна, 1938 г.р.
Фролова (Кучинова) Нина Ивановна родилась 28 июля 1938 года в г. Болхове. В семье Кучиновых было трое детей: брат Василий 1931 года, сестра Александра 1943 года рождения. Нине было три года, когда началась война. Немецкие солдаты ночевали в домах жителей города. Любили очень курятину. В семье девочки чуть не произошла трагедия. Немецкий солдат отрубил голову курице, и она в агонии продолжала зарываться в снегу. Брат Василий обозвал немца вором и чуть не поплатился жизнью, так как тот хотел его убить. Мама на коленях ползала по снегу, чтобы найти убитую птицу. Матрёна Ивановна после этого случая пожаловалась в комендатуру, находящуюся  в средней школе №1. 
Солдаты любили тепло, а, как известно морозы были очень сильными.  Топили дровами заготовленными населением, а также вырубали сады. Нина вспоминает, что однажды труба раскалилась докрасна и рухнула. После этого немцы в их доме не жили.
 Хорошо помнит  она 1943 год, так как ей исполнилось пять лет. На улице Заречной был склад с боеприпасами, и немцы старались бомбить по складам. Мама положила всех детей на пол головой к окнам, которые «ходили ходуном» от бомбёжки. Тётя, её тоже звали Матрёна Ивановна, вынесла икону из дому и всё время, пока шла  бомбёжка -  молилась. Их дом стоял чуть ниже остальных и не был разрушен. После бомбёжки горели дома и кричали люди. Все побежали  в ту сторону, где случилась беда. До сих пор, Нина Ивановна со страхом вспоминает эпизод из военного детства. Мальчик лет 13-15 был ранен в живот, он придерживал место ранения и кричал о помощи,  но у него было самое серьёзное ранение, и поэтому он  на бегу умер.
Началась эвакуация населения в Германию. Дедушка Иван Фёдорович был очень старым человеком, поэтому он остался в подвале дома, а остальных членов семьи погнали из города. У Кучиновых была корова, а у их соседей – лошадь. Папа Нины не был призван в армию, так как был инвалидом с детства. Его мама беременной упала в погреб, и мальчик родился с бельмом на глазу. Поэтому папа  находился во время пути  с семьёй и вёл корову. Соседи положили своего взрослого сына на телегу, сверху положили одеяла, а потом посадили детей. В пути один ребёнок на другой подводе  очень плакал, и немцы его застрелили.  По словам Нины, ехали очень долго, въехали на какую-то горочку. С этой горочки необходимо было съезжать в болотистое место,  и сосед схитрил. Он очень сильно разогнал лошадь и загнал телегу  в болото.  Вытащить телегу не было возможности, немцы отстегали хозяина лошади кнутом и последовали дальше к Отраде. Там можно было отправить население по железной дороге в Германию. Мужчины подложили под живот лошади доски с телеги, помогли вытащить животное  отставшие по каким-то причинам  жители. В пути очень хотелось пить.  Когда  проезжали  по горевшей с двух сторон деревни, то лошади пугались горящего пламени  и не хотели идти. В лужах около этой деревни лежали брошенные куры и гуси. Люди пили и такую воду. Маленькой сестре было всего один месяц,  и Нина помнит,  как мама её купала. Согревала в ходе движения воду на солнце и во время отдыха купала на травке девочку. Сколько продолжался путь она не помнит. Но однажды утром подошли разведчики и сказали, чтобы жители как можно быстрее поворачивались в безопасное направление и прятались во рвах. Брат по дороге нашёл брошенный велосипед и передвигался на нём.
Невредимыми вернулись в Болхов. Дедушка их был жив, дом остался невредимым. А вот у соседей  - наполовину разбомблённый. Дорога на пенькозавод была выложена  деревянными брусами.  Жители стали разбирать её и использовать для строительства. После окончания войны бедность была невозможной. Есть было нечего. Выкапывали прелую картошку на полях и пекли из них  «тошнотики». До сих пор Нина Ивановна с содроганием вспоминает эту еду. Она не знает,  откуда брали рыбий жир, но женщина с ужасом вспоминает картошку,  приготовленную на рыбьем жиру. Ещё одним недетским воспоминанием был хлеб,  испечённый с добавлением лузги, оставшейся от зерна. Лузга прилипала к нёбу и было больно. Тётя побиралась по деревням и иногда приносила немного пшеницы. В хлеб добавляли лебеду, сушёные, а затем толчёные в ступе очистки. К осени с питанием  немного стало лучше, так как стали употреблять свёклу, брюкву, турнепс. Картошки было ещё мало. Дети ели сергибус, щавель, другую съедобную траву.  Ходили недалеко от города по ягоды, далеко боялись, так как было ещё много неразорвавшихся снарядов. Нина Ивановна о своём военном и послевоенном детстве вспоминает с болью. Особенно моменты, когда дети просили у мамы еду. Когда совсем нечего было поесть, и не было даже хлеба испечённого с примесями, она давала им напаренную свёклу и по огромному  солёному огурцу. Чтобы еды было больше, огурцы выращивали очень большими и солили в кадках.
После войны жить стало легче, но всё равно девочка вспоминает ночные очереди за хлебом. Его давали по карточкам, но иногда простояв с вечера, хлеба не доставалось. Обычно к открытию магазина приходила мама. Милиционер Рыданский строго следил за порядком в очереди. Мама старалась подкормить детей.  Картошка была очень маленькой и Матрёна Ивановна варила её в очистках, а потом парила в глиняных чашках  в печке. На базаре покупала четвёрку топлёного сливочного масла и  добавляла по граммам в еду. Но даже в этой маленькой бутылочке деревенские жители умудрялись на дно добавлять толчёную картошку, чтобы «выгодать» лишнюю массу.  В магазины стали поставлять селёдку, воблу, хамсу. Жизнь ещё улучшилась.
 
            


Г.М. Лаврухина

Лаврухина Галина Михайловна, 1938 г.р.
 
 
Много человеческих судеб покалечила война, неизгладимый отпечаток оставила она в душах людей. Детям того времени пришлось пережить многое: бомбежки, смерть родных и близких, зверства фашистов, голод и холод, и маленькому человеку трудно было понять, за что это и почему. Но уже тогда они на всю жизнь усвоили, что означает страшное слово война.
Из своего военного детства Галина Михайловна Лаврухина (в девичестве Тренскова) мало что помнит, ей тогда не было еще и 3-х лет. Отдельные воспоминания сохранились, но и то, больше благодаря рассказам старшей сестры и мамы.
Семья жила в поселке Хорошевский, мать трудилась в колхозе, отец работал банковским служащим в Покровском районе. У родителей было три дочери Антонина, Римма и младшая Галина. Поселок жил своей жизнью, люди трудились, воспитывали детей. Ничего не предвещало беды и когда немцы вошли в село, это стало шоком для всех жителей. В панике кто за что хватался, старались спрятать самое ценное.
- А у родителей была одна задача- любым способом уберечь нас от всякой беды, - рассказывает узница. - Помню, как меня со старшей сестрой бабушка довела до деревни Поздеево, где нас ждал отец, мать и другая сестра, они почему-то оказались там раньше нас. Потом многих односельчан и нас в том числе посадили в сани на подводы и повезли в Змиевку. Стоял жуткий холод, стыли руки и ноги. Это было в феврале 1943 года. На станции немцы загнали всех в товарный поезд. И поехали мы неизвестно куда. У матери с собой была только буханка хлеба и бутылка подсолнечного масла. Но никто из детей не роптал и не плакал. Тогда уже многих наших угнали в Германию, и взрослые страшно боялись такой же участи. Но как оказалось потом, мы попали в Белоруссию. Поселок назывался Унеча. В каком лагере нас держали, не могу сказать, слишком маленькая была. Тяжело было и очень голодно. Никогда не забыть, как мама отдавала нам последнюю крошку хлеба. Сколько мы там были и как выжили не знаю. Дети ходили побираться.
А еще у мамы было очень красивое пальто, на которое она выменяла козочку и как-то смогла привезти ее с собой. Так что нам было чуть легче, чем остальным. Война подходила к завершению, и, казалось, все самое страшное уже позади. Но это было не так. И вот в феврале 1944 года семья вернулась в родные места. Дом был разрушен. Какое-то время жили в старой избе в деревне Ивановка. Есть было нечего, постелить нечего, не было ничего. Мама очень хорошо шила, перешивала старые шинели, старалась как-то нас одеть. Потом заболел и умер отец. А весной мать с нами переехала на свою малую родину в Хорошевский. Зрелище было страшное. От поселка остались только трубы, два уцелевших дома, а кругом выше человеческого роста стоял бурьян. Но, не смотря ни на что, надо было жить, строиться заново. Люди разбирали блиндажи и строили временное жилье, где ютились часто вместе со своими животным. В таком же домике жили и мы со своей козочкой. Мамин брат нам помогал строиться. От всего пережитого мама сильно заболела. Мамины сестры и свекровь выхаживали ее. Мы бегали, играли, ведь мы же были детьми, многого тогда не понимали. Это сейчас я понимаю и могу объяснить, почему наша мама никогда не улыбалась, мы никогда не видели на ее лице улыбки. Потом и я сильно  заболела. Болела скарлатиной, корью, малярией, чесоткой, ангиной.
1946 год был неурожайным. И мы познали настоящий голод. Мать что можно меняла на хлеб. Чтобы хоть как-то выжить, я со средней сестрой Риммой всю весну и лето собирала в поле щавель, а старшая сестра и мама работали в колхозе «Труд». Спасением для всех нас была картошка, которая еще с зимы оставалась в земле, на колхозных полях. Что мы из нее только не делали: варили, терли, но лучшим лакомством  было что-то похожее на оладьи, мы их называли тошнотики.
В сентябре 1946 года в поселке открылась начальная школа, там я закончила 4 класса, а в старших училась в Куракинской СОШ. Каждый день ходила туда и обратно по три километра, но не пропускала ни одного дня, так хотелось учиться. После окончания школы сразу же пошла работать на спиртзавод. Потом поступила в Орловский сельхозтехникум, получила профессию бухгалтера, хотя всю жизнь мечтала стать учителем, но судьба распорядилась иначе. А в 19 лет вышла замуж за киномеханика Алексея Лаврухина. Потом дали нам жилье. Так пролетело 8 лет. Затем мужа перевели на пенькозавод директором. Пришлось переехать в д.Приятное. К тому времени в семье было уже трое детей ( Мария, Леонид и Татьяна), и мы делали все возможное, чтобы они получили хорошее образование. В 1999 году мужа не стало. Это, конечно, для семьи была большая утрата. Но время лечит раны. Сейчас живу одна. Дети давно выросли,  и у них свои семьи. У меня 6 замечательных внуков и один правнук. Конечно, они меня не забывают, навещают, помогают по хозяйству. А когда собираемся за столом в праздник, то получается семья не малая. Ради этого и стоило жить, пройти испытания войной, голодом и другими невзгодами.

Д.А. Титова

Титова Дина Алексеевна, 1939 г.р.

Родилась в 1939 году в селе Богородицком, Красноармейского сельского поселения, Свердловского района. В семье было трое детей: я и еще старших 2 брата, Вениамин с 1934 г., Владимир с  1937 г . Когда началась война, мне не было еще и двух лет. Отца сразу забрали в армию. А мама, дедушка и мы остались в деревне. Потом пришли немцы: забирали скотину, отбирали у нас все, что только можно. В 1942 года нас погнали из деревни. Сначала в Степановку, потом в Змиевку, в Белоруссию, Литву, Польшу и Германию. В Литве был перевалочный пункт, мы находились за колючей проволокой. Мама рассказывала, что даже просили меня отдать, говорили, что погибнет девочка, не выживет, маленькая очень, но мама не отдала меня.
Потом нас погнали в Германию. Там на огороженной проволокой территории находился спиртзавод, куда нас и поместили. Нас жили две семьи в маленькой коморке. Спали мы на шкафу. Маму и  братьев постарше угоняли на работу.  Дедушка пас быков. Потом они рассказывали, как немцы били людей резиновыми палками, особенно не любили украинцев и поляков. Кормили баландой. Мы воровали красную мелкую картошку, которой кормили свиней. Видели, как пленные ухаживали за скотом (на территории было много коровников, свинарников). Принесут, бывало эту мелкую картошку свиньям, а мы дождемся, когда все уйдут, подбираем ее и едим. А днем пленных гоняли на полевые работы.
Мама рассказывала, как однажды я сильно заболела, воспалились глаза, и она меня водила к  местной женщине – лекарю. Она приняла меня, дала лекарство. Даже одела в красивое платье. Вот так мы и жили в изгнании долгих два года.
Вернулись на родину все. А отец наш, Алексей Захарович, погиб в Польше. Приехали мы позже всех в  свою деревню, в июне 1944 года. Хата наша не уцелела. Пришлось жить в хибаре в д. Миловка. Картошку посадить мы не успели, потому что поздно приехали. Есть было нечего. Мама говорила нам, идите побирайтесь, а мы говорили, что же мы пойдем, мы лучше на поле оставшейся картошки наберем. Собирали конёвик (конский щавель), варили и ели.  К зиме дед сложил печку, было так холодно, что снег с потолка сыпался.  Я сильно заболела. Однажды пришла к нам моя тетя, увидела, в каких условиях мы живем, забрала меня к себе в поселок на зиму. Холод был, голод,  еле мы в ту зиму выжили. Потом пришла весна. Жизнь начала потихоньку налаживаться, стали сажать огороды, восстанавливать хозяйство, трудно приходилось всем. Мама заболела язвой желудка. Старшего брата забрали в армию, а за мной присматривал Владимир, средний брат. Помню проводит меня в школу в д. Столбецкое, а сам каши овсяной наварит. Я приду, а он меня кормит. Вот так и жили.
 Мама умерла в возрасте 72 лет. Прожила трудную жизнь, тяжело ей было нас троих одной поднимать. Старший брат Вениамин уже тоже умер, а средний – Владимир живет в п. Куракино. Он не любит вспоминать о войне, сразу ком подкатывает к горлу, на глазах появляются слезы. Ведь он был постарше,  в более сознательном возрасте, больше понимал.
 


Т.Ф. Кудинова

Кудинова Татьяна Федотовна, 1926 г.р.
 
 
"Родилась я  в селе Борисоглебском, в семье было семеро детей. Родители были колхозниками в колхозе им.Пушкина. Детство и годы учебы в школе прошли в Борисоглебском.  Я закончила 7 классов на отлично. Когда началась война, мне  было 15 лет.
 В октябре 1941 года пришли немцы. Пошли по домам, отбирали все что можно, кур, скотину. Коммунистов вешали. В мае 42-го года в селе повесили троих коммунистов и не разрешали снимать. До августа 1942 года я жила в д.Поздеево у дяди, помогала по хозяйству. Потом меня забрали домой, нужно было сено заготавливать. Полицай сказал, чтобы не выходили из домов, завтра повезут в Германию. И вот троих  девушек, в том числе и меня (всего из Орла нас  было 150 человек)  немцы угнали в  западную Германию на принудительные работы. Сначала на лошадях привезли в Змиевку, потом в Орел. Затем через Белоруссию в Германию. В Германии на 2 недели нас поселили на карантин, кормили баландой. Потом одних подростков забирали себе хозяева для принудительных работ на фермерских хозяйствах, а мы попали в лагерь  Эдельвейс за колючую проволоку, в г.Пайне. Жили в бараках.  Я работала на сталелитейном заводе. Труд был не из легких. Приходилось в цеху обжигать кирпич. Но фашисты  не жалели никого: ни подростков, ни военнопленных. Так прошло три долгих года в изгнании, вдалеке от родины. В 1945 году завод разбомбили, нас освободили американцы,  т.к. мы были за Эльбой в западной Германии. Но я не сразу вернулась домой, работала еще на секретном электронном заводе в г. Брауншвейг. Жили в школе по 30 человек в классе. Спали на 2-х ярусных кроватях.
Только в ноябре 1945 года вернулась на родину. Брат пришел с фронта, а вот два дяди (маминых брата) не вернулись. Хата наша уцелела. Начали восстанавливать хозяйство, жизнь постепенно налаживалась. Закончила  школу, получила профессию строителя, хотя мечтала пойти в медицинский, но война не дала осуществить намеченные планы. Трудовой путь свой начала в «Заготзерно» фрезеровщицей, затем работала прорабом, скотницей. В 1950 году вышла замуж, родила пятерых детей".
 Сейчас Татьяне  Федотовне 89 лет, у нее 9 внуков и 12 правнуков. Хочется низко поклониться этой мужественной, сильной женщине.


Е.Н. Ушакова

Ушакова Елена Николаевна, 1929 г.р.
 
Родилась я в 1929 г. В г. Мценске Орловской области. До войны город был небольшой,  в нем насчитывалось  11-12 тысяч жителей. Люди добрые, приветливые. А какая красивая природа вокруг! Весной и летом город утопал в зелени садов и цветов. Какие чудесные леса окружают город со всех сторон.
Летом отдыхать приезжали москвичи, ходили в лес за ягодами, за грибами, загорали на красивой и тогда полноводной реке Зуше. Жизнь наша была радостной.
И прожила я во Мценске всю свою жизнь. Великую Отечественную войну встретила 11 летней девочкой.
Очень трудно описать то волнение, ужас, который испытали люди, узнав по радио о том, что без объявления войны немецкие захватчики уже бомбили Киев, Житомир, перешли границу.
9 августа немецкие захватчики вторглись на территорию Орловской области. Мценский район был оккупирован в октябре месяце 1941 года. Почти 2 года люди были под игом немецко-фашистских захватчиков, несмотря на жестокие бои, которые были во Мценске.
Бомбили город бесконечно, бойцы дежурили на крышах зданий, сбрасывая зажигательные бомбы, беспрерывно рвались снаряды, слышался скрежет танков, пылали пожары, казалось, что земля и небо смешались в огне, слышались стоны раненых.
Немцы, чувствуя себя победителями ходили по городу, заходили в дома, брали у жителей продукты, теплую одежду, обувь, в общем все, что считали для себя нужным.
В нашем доме поселились два немецких офицера. Однажды, когда мы с мамой были дома, зашел в комнату немецкий солдат с автоматом. Я сидела в комнате и читала книгу. Он подошел ко мне, приподнял голову за волосы и спросил: «Юда?». Я не помню, что я ему сказала, он схватил меня за волосы и потащил меня на улицу, приговаривая: «Юда, Юда!». Мама бежала за ним, плакала, кричала: «Дочка русская!».
В это время на мое счастье шли офицеры, которые жили в нашем доме. Они громко стали кричать и солдат опустил автомат, офицер поднял меня с земли и подвел к маме.
Теперь я не помню, что чувствовала тогда, а мама помнила всю жизнь и, вспоминая этот случай, всегда плакала.
А с папы немцы, придя однажды в дом, стали снимать валенки. Папа сопротивлялся, они сняли валенки и этими валенками били его по голове, а потом взяли их и, смеясь довольные ушли. Много еще было таких моментов, когда казалось, что жизнь кончается.
Наш дом находился на улице Карла-Маркса, как раз напротив Никитинской церкви (теперь Крестовоздвиженской). Она была большая и в то время не совсем разрушена, и мы дети часто там  играли и, однажды увидели,  что к вечеру немцы ведут наших пленных бойцов в церковь на ночлег. Все пленные были молодые, но такие грязные, изможденные, что казались стариками. Нам было так их жаль, мы не испугались конвоя, побежали домой и каждый из нас принёс что смог: картошку вареную, хлеба, яйца. Мы догнали колонну пленных. Они бросились к нам, протягивая руки. Немцы закричали, стали снимать оружие, но мы не боялись, так нам было жалко наших пленных, измученных, голодных. Мы старались сунуть, кто был поближе к нам, кому картошку, кому кусок хлеба. Конвой хотя кричали, но нас не трогали. Подошел к нам, взяли что у нас было и сами стали раздавать пленным.
В начале января немецкая администрация объявила об эвакуации жителей из города. Люди были в шоке. В городе поднялась паника. Люди кричали, что никуда не пойдут, будут умирать на своем месте.
Было страшно смотреть, как многие семьи, связав в узлы,  набив чемоданы метались по городу, стараясь уйти, но выхода из города не было. Немцы перекрыли все возможные выходы.
И утром числа 10 января 1941 года раздавался с утра стук в дверь каждого дома. Кто добровольно не хотел уходить, кто не собрал вещи, всё равно выгоняли из дома. Отовсюду слышался стон и плач. Толпы людей под конвоем были выведены из города в разных направлениях. Погода была ужасная, шел сильный мокрый снег. Было очень тяжело идти, особенно тем, у кого были маленькие дети. От такой тяжелой ходьбы, когда трудно ногу из снега поднять, люди отупели и несмотря на крики конвойных садились на снег. Их поднимали прикладами. Плакали дети, плакали матери и лютая ненависть зарождалась  в сердцах людей  к немецким фашистам. А к вечеру грянул мороз и в деревню Ильково мы пришли уже в обледеневшей одежде. Ночевали в доме без окон, без дверей, но на полу была солома. Замерзшие, измученные, испуганные люди валились на солому. Кто-то зажег солому в русской печке и едкий дым жег глаза, было трудно дышать.
А утром опять в путь. Мы шли до деревне Жуково-Каменка, а некоторые и дальше до Башкатово. Я с братом была оставлена в деревне Жуково, а родителей угнали куда-то дальше. Целую неделю мы с братом ходили по деревням искали родителей и побирались, потому что есть нам было нечего. Когда нашлись родители, староста деревни определил нас в Каменку к семье Семена Плешакова. Эти люди навсегда остались у меня в памяти.
После всего пережитого мама заболела, лежала, бредила и все просила попить чего-нибудь кислого или поесть соленого. Немецкий врач поставил маме диагноз водянка и ни в коем случае сказал он ей нельзя есть соленое и пить кислое. А Варя не послушала и принесла маме квасу и кислой капусты, трудно поверить, но от этой еды маме стало лучше, она поправилась.
Зимой мы спали на земляном полу «вповалку» в пальто, в обуви.
Летом было легче. Вещи взятые из дома меняли на чечевицу, картошку, свеклу. В летние месяцы рады были щам из свекольной ботвы, супу из лебеды, ягодам и грибам.
Моя  мама хорошо умела шить  и жители деревни иногда обращались к ней, и за работу давали кто что мог: хлеба или муку, картошку, а до этого собирали по полям гнилую  картошку и пекли «тошнотики».
Мы с мамой старались оставить еду папе с братом, потому что их немцы гоняли рыть окопы и они приходили домой измученные, уставшие, просто валились с ног.
Вскоре нас опять собрали и отправили дальше за Орел в деревню Поваляево. Сначала жители приняли нас не очень доброжелательно, обзывали нас, наверно потому что немцы распределили нас в каждый дом по одному человеку и приказывали кормить.
Но до сих пор я помню Мишу Позднякова, когда деревню освободили от немцев, его забрали в армию, но вскоре он вернулся домой раненный в ногу, и ходил на костылях. Он к нам относился очень хорошо, был добрый, внимательный, жалел нас, угощал пирожками. У меня до сих  пор хранится его фотография с надписью «На память другу».
В деревне Поваляево были расположены две немецкие части продовольствия: бойня и хлебопекарня. И всех детей обязывали работать. Для этого каждому велели носить на шее «бирку» - это такая небольшая дощечка на веревке, на который был поставлен номер, чтобы считать немцам было легче. Веревка была «кусачая» и мы постоянно расчесывали шею. На хлебопекарне мы подметали, подносили дрова, делали все что скажут. Иногда нам давали по буханке хлеба. Тогда мы были на «седьмом небе». Вечером мальчишки и девчонки собирались на лавочке и мечтали: когда же «наши придут». А что придут в этом никто не сомневался.
И когда однажды днем раздался гул самолетов, а это как оказалось были советские самолеты, все жители и мы, дети, тоже выскочили на улицу, несмотря на то, что и немецкие зенитки стреляли и из самолетов летели пули. Никто не уходил и мы, дети, кричали «наши, наши» и не боялись, что попадет в нас пуля. Но из нас никто не пострадал, но был сбит наш самолет, потому что самолеты летели очень низко.
Часто по вечерам смотрели, как бомбили Орел.
Такое зарево было! Мы слышали гул самолетов, разрывы бомб. Знаем, что это наши наступали, радовались и верили в скорую Победу!
И вот настал, наконец день, когда в деревне Путимец, которая была в 4-х километрах от Поваляево разгорелся жаркий бой. Советские войска шли в наступление, а немцы отступали.
Был вечер, залпы «Катюши» заставили население сидеть в заранее вырытых окопах в саду. А мы с мамой еще были в шалаше, но когда снаряды начали рваться совсем близко, накрылись байковым одеялом и приготовились бежать в окоп.
Выглянули из шалаша и увидели, что все поле разделяющее деревни было освещено пулями. Это было незабываемое зрелище, было светло как днем.
Мы бежали к окопу и в это время близко на огороде взорвался снаряд и осколок упал на одеяло. Мы прыгнули в окоп и каково же  было у нас удивление, что одеяло было разорвано в клочья, а у нас не было ни одной царапины. Видно ангел хранитель был с нами.
К утру наши войска были уже в деревне. С огромной радостью мы встретили наших воинов. Обнимались, целовались. Победа! Победа! Воспоминания об этом времени вызывает до сих пор слезы на глазах, мороз по коже.
          После освобождения деревни Поваляево от немецко-фашистских захватчиков нам, детям, отдыхать было некогда. Наравне со взрослыми работали в колхозе. Сажали и тяпали картошку, молотили рожь и пшеницу, вязали снопы, веяли гречку, овес, да все что делали сейчас не припомнить. Работали и ждали Победу!
          Помню, как с мамой шли пешком во Мценск после его освобождения. Шли 2 дня. Пришли и не узнали свой родной город. Домов осталось очень мало, одни руины и развалины. Весь город зарос бурьяном. Было страшно идти. Можно сказать, что города не стало.
          Победу я встретила на станции Становой Колодец. Был такой яркий солнечный день. Этот день никогда до само смерти не изгладится в памяти.
          В Мценск наша семья вернулась в 1948 г.. Я пошла в вечернюю школу заканчивать 7 класс.
 
 
 


В.М. Малютина

Малютина Валентина Митрофановна, 1941 г.р.
 
Я, Малютина Валентина Митрофановна (в девичестве Золотарева) родилась 15 мая 1941 г. в г. Мценске Орловской области, в многодетной дружной семье, где была последним, самым маленьким, долгожданным ребенком.
Мирную жизнь оборвала Великая Отечественная война.
О военном времени мне рассказывали мама и братья с  сёстрой. Отца забрали на фронт. Мама осталась с 4 малолетними детьми на руках. В октябре 1941 г. немецко – фашистские захватчики оккупировали наш родной город. И мирное население оказалось под игом фашизма. Люди были в ужасе! Кто мог бежали в деревни, оставив свои жилища и нажитое имущество.
Мама не смогла убежать, осталась с нами малолетними в городе. Оккупанты вели себя как «хозяева». Врывались в дома, забирали еду, одежду, вещи, животных. Убивали, расстреливали, вешали мирное население, тех кто не мог им противостоять: детей, стариков, женщин…
И пришел, как говорила мама, самый страшный день. Нас, вместе с другими жителями Мценска угоняли в неволю – в Германию. Людей загоняли как скот в вагоны, грозясь расстрелом. Путь на чужбину был очень долгим и трудным: вагоны были переполнены, была страшная духота, ужасный голод, болезни. Многие не выдерживали и умирали. Трупы по несколько дней оставались в вагонах.
Оказавшись в Германии под Дрезденом нашу семью передали в рабство «Бауеру»,  который занимался скотоводством. Наша семья превратилась в рабов. Старший 12 летний брат чистил навоз в коровниках, средняя 10 летняя сестра с 11 летним братишкой чистили и мыли коров перед дойкой. Мама убирала хозяйский дом, обстирывала всю семью и готовила еду под пристальным присмотром «Фрау». Жили  впроголодь, питались объедками, носили кое-какие обноски, спали на чердаке. Пока мама была занята работой я находилась в корзине или большой коробке, чтобы не уползла. Мне от роду было всего 5 месяцев. Когда стала на ножки и начала ходить, мама вынуждена была привязывать меня к себе веревочкой, чтобы никуда не уходила. Часто болела. От страха, ужаса и окриков начала заикаться.
И все-таки мир не без добрых людей! Восстановить речь мне сумел немец.  Мне тогда было 3 года. Не знаю, из чисто человеческих побуждений или я для него послужила материалом для опыта.
Мама была очень рада...
В неволе мы пробыли до осени 1944 года. Пришло долгожданное освобождение. С великой радостью мы возвращались домой на Родину. От Дрездена до Мценска путь не очень близкий. Возвращались мы так же по железной дороге в вагонах, но это уже была дорога Свободы. По пути на станциях мама выходила со мной на руках и люди нам давали кто кусок хлеба, кто картошку, так и доехали до родной земли.
А город нас встретил разрухой и жить нам было негде.
Мы пошли в деревню Волково Мценского района.
Мама, перенесшая все ужасы неволи, тяжело заболела, мы дети как могли помогали ей по дому, по хозяйству.
          Победу встретили ликуя!
Весь народ от мал до велика радовался окончанию войны. Наступила мирная жизнь, которая дала возможность жить и радоваться, любить, растить детей.
Цвели сады и зеленели пашни, и мы дети понимали, что надо строить новую жизнь. В полях и на фермах, дома вместе со взрослыми дети работали, не боясь трудностей.
Победа, для счастья открыла нам дорогу в светлое будущее. Я получила высшее образование, стала достойным и уважаемым человеком. Как бывшей узницы, мне хочется сказать людям, что самое главное на Земле – МИР! Его не купишь ни за какие сокровища мира.
И, любителям разжечь войну, я говорю: «Не Вам решать судьбы государств, отнимать жизни людей, казнить или помиловать»
          Один Бог дарует нам жизнь – великое благо, и только он вправе ее забирать.
          Люди! Во имя живущего поколения, Во имя грядущего, берегите МИР!


понедельник, 18 мая 2015 г.

Гребенников И.Е.

Гребенников Иван Егорович, 1931 г.р.
 
«Я помню этот солнечный день 22 июня 1941 года, мне мальчишке тогда 10-й год шел. Мама приходит с работы и говорит, - идите сюда, я вам новость расскажу – немец напал на нашу страну!»
       Вот так и началась война. О ней можно рассказывать бесконечно, мы пять раз эвакуировались. Всякое бывало – дети ходили в лес за ягодами. Немцы сверху самолетами бомбили, а я еду носил в лес, где прятался наш отряд из 15 солдат, рискуя быть замеченным фашистами.
Много было страшных событий в то время, но вот один случай мне более других запал в душу. Был в нашей деревне госпиталь, с лета по осень 1943 года простоял. Много через него наших солдат прошло. Невыносимую боль переносили наши воины. Вот как-то раз подходит ко мне генерал и говорит: «Помоги, мальчонка! Тяжело больной капитан в госпитале лежит, вот уже больше недели ни ест ничего, все вспоминает и зовет Ваню – сынка своего". Зашли мы в палату, а генерал и говорит:
- Ну капитан, тебе радость, сынок твой Ваня приехал!
– Да ну!
     Посмотрел я на него, а он весь забинтован, один рот виден. Он меня ощупал – и признал! Как я это пережил,  не знаю! Капитан стал меня обнимать, прижимать к себе, а сам весь в крови! Боли я набрался, слез… И начал он спрашивать меня – кто, да что? А меня до этого предупредили, смотри не скажи, будет задавать вопросы, а ты да, да отвечай.
    Порадовался капитан и кричит:
- Няня, няня иди скорей ко мне. У меня радость – сынок приехал! Накормите его, пожалуйста! Тут генерал шепотом говорит мне: «А ты спроси, он хоть ел?"
 – Пап, а ты ел? – спрашиваю я.
- А я не хочу сынок!
 – Тогда и я не буду.
Он тогда и говорит:- Ладно, давай и мне.
Так три дня я приходил к нему и ел вместе с ним.
   Постепенно солдат стал возвращаться к жизни, появился аппетит, желание жить. На четвертый деть прихожу его уже нет, а генерал говорит: «Ну,  сынок твой папа улетел".
 – Где же он я спрашиваю?
- Первую помощь получил, перевели в другое место.
Куда он переехал, кто он, и что с ним стало дальше я так и не знаю до сих пор.»
  Я призываю молодое поколение всегда помнить о той страшной войне, не дать уйти в забвение этим страшным годам. Помните! Берегите тех людей на плечи которых легли эти невыносимые испытания. Не сентиментальность – пролить слезы там, где уже пролита кровь. Можно уронить слезу, раз не уронили оружия. Такими были наши деды. Знайте об этом.


Н.Г. Сухинин

Сухинин Николай Григорьевич, 1932 г.р.
 
В начале войны я с родителями жил в Верховье, это сто километров от Орла. Первого сентября я пошел в школу во второй класс, мне было 10 лет. Война уже шла, через нашу станцию шли составы с ранеными и убитыми, а нам все казалось, что война  где то далеко. Но не успели мы сесть за парты, налетела немецкая авиация и стали нас бомбить. Бомбы рвались одна за другой, из рам повылетали стекла. Все учителя бросились к нам и стали выводить всех на улицу, а там все разбегались кто куда. Нас волнами от бомб то поднимало вверх, то бросало на землю. От взрывов бомб был едкий дым смешанный с землей, он точил горло и глазам было больно, кругом стоял крик, вой, плач и визг. Я был контужен и мне казалось, что визжат свиньи. Когда отец нашел меня в яме я был весь в грязи, у меня в голове все шумело и свистало, а в глазах сверкали красные блики. Такой мне осталась в памяти первая бомбежка, после которой моя учеба передвинулась на добрый десяток лет. Наш дом заняли немцы, а мы перебрались в подвал, где хранилась картошка, немцы резали наше хозяйство: уток, курей и индюков. С каждым днем нам становилось жить все сложнее. Немцев становилось больше, так как до города Елец они шли почти не встречая ни какого сопротивления. Но в Ельце немцев остановил Воронежский фронт, четверо суток упорных боев и немцы были отброшены до нашего Верховья – станция узловая и районный центр.
В моей памяти остались последствия сражений, так как была зима и очень суровая, то убитые как наши, так и немецкие солдаты оставались на поле брани. Их заносило снегом, и к весне их было несколько слоёв. Весной жители вырыли могилы и вручную стаскивали туда трупы. Так образовались братские могилы.   


З.А. Голованова (Рябичева)

Голованова (Рябичева) Зоя Андреевна, 1940 г.р.
 
Я Голованова – Рябичева Зоя  Андреевна родилась 23 июля 1940 года в селе Марьино Московской области. 22 июня 1941 года без объявления войны фашистские полчища начали бомбить мирные города и села нашей       Родины.  Началась Великая Отечественная война. Враг стремительно продвигался по нашей земле. сметая все живое на своем пути. Немцы  уже подступали к Москве. Отец  добровольцем ушел на войну хотя у него была броня.  Мама осталась  со мной на руках одна, и она решила перебраться к своей маме в деревню   Болгоры Алябьевского сельского совета Орловской области. Это Мценский район. Там она хотела переждать войну и дождаться отца. Мама говорила, что немцы в лопухах нас не найдут. Но оказалось что немцы,  по пути подступа к Москве захватывали наши села и города. Так  немецко - фашистские захватчики захватили наше село Болгоры. Сначала немцы вели себя спокойно, никого не обижали. Расположились «непрошенные» гости в нашем доме. По тем временам дом был хороший, как говорила мама «пятистенный» с железной крышей. Меня мама прятала под печкой в печурке, а я оттуда выползала. Немцы брали меня на колени и кормили сладостями. Ели сами, показывая маме, что еда не отравленная.  Я трогала немцев маленькими ручками за лицо и щеки, не зная, что это враги. Мама очень пугалась за меня. «Великодушие» немцев продолжалось недолго. Неожиданно со стороны леса показались наши солдаты, чтобы выбить немцев из деревни. Отступая враги показали всю свою ярость, они жгли наши дома - наш дом сожгли первым, расстреливали  мирных женщин, толкали прикладами беременных, убивали детей. Это было очень страшно, все кричали, все кругом горело, меня мама завернула в одеяло и бежала, падая, снова поднимая меня, чтобы спрятаться где-нибудь в овраге. У одной женщинеы было пять маленьких детей, она всех посадила в плетушку (корзину), обернула одеялом и катила эту плетушку как колесо, что бы сберечь как-то детей.
Дальше была эвакуация в деревню Корсаково. В 1943 г. освободили Мценск, нашу деревню. Мне было уже три годика, отец погиб и мама больше в Марьино не вернулась, так судьба нас навсегда задержала в г. Мценске.
В шесть  лет я уже с пониманием встретилась опять с немцами, но они уже были пленные и ходили под конвоем. Наше правительство заставило их строить то, что они сожгли и разрушили: главный мост через реку Зушу, мост был красивый, но его со временем переконструировали из-за каких-то неисправностей и дорогу Москва-Симферополь. Они иногда  заходили к нам во дворик просили картошки у мамы, а ей давали взамен кусочек мыла. Дети окружали этого немца, он плакал, показывал нам фотокарточки своих детей, семью, а мы его жалели, несмотря на то что они столько горя принесли нашему народу.