среда, 22 марта 2017 г.

Ю.П. Мелентьева

Мелентьева Юлия Петровна

О моей бабушке...

Моя бабушка – Софья Григорьевна Вайнбейн родилась в 1890 г., на Украине, кажется в г. Городне. Девичья ее фамилия – Гандельсман. Закончила местную гимназию, что само по себе было не совсем обычно для того времени для еврейской девочки. Была способной, живой, миловидной, предприимчивой. Ее отец имел небольшую спичечную фабрику, где она после окончания гимназии помогала ему по бухгалтерской части. Когда ей было уже 25 лет отец послал ее к своему партнеру по делу, там она познакомилась с молодым человеком, который недавно вернулся с полей сражений Первой мировой войны – Ильей Захаровичем (Сохоровичем). В 1916 г. они поженились. В 1917 г. у них родился сын – Иосиф (Юзя), а в 1921 г – близнецы – Залман (Зяма) и моя мать – Сарра. Семья жила очень дружно и хорошо. Бабушка вспоминала, что ее дом был «полная чаша», у нее была нянька – полька, помогавшая ей по дому. Жили они в то время в г. Ромны. Советскую власть они, в общем, приняли, несмотря на то, что лишились собственности, потому что была отменена черта оседлости и ограничения в образовании в отношении евреев. Беда пришла в 30-х г. (1934г.?), когда на всей Украине был жуткий голод. Бабушкина семья тоже терпела лишения. Видимо, от некачественной пищи, как она считала, произошло воспаление аппендицита у Зямы, ему сделали операцию, но неудачно, и он, по выражению бабушки, «умер под ножом» в 13 лет. Бабушка сокрушалась о нем всю жизнь, говорила, что это был необыкновенный ребенок, очень умный, чуткий, очень доброжелательный, светлый, со всеми мог общаться и со взрослыми, и с детьми. Сохранилась карточка, где Зяма с сестрой (Саррой) сидят обнявшись, они были очень дружны.
Старший сын –Иосиф- поступил в Киевский Университет на отделение математики и в 23 года ( в 1940 г.) блестяще его закончил. В этом же году он поехал преподавать математику и физику в училище при заводе «Электросила» в Ленинграде. Он, видимо, был большим энтузиастом, за свои средства оборудовал кабинет физики, создал там библиотеку. Его судьба была очень короткой, как у многих его ровесников, которые ушли «недолюбив, не докурив последней папиросы», по выражению поэта (Павла Когана) правда, у него даже не было девушки, да он и не курил, конечно. 24 июня (т. е. на второй день войны) он был призван, а 22 июля уже убит. Осталось его письмо, которое он прислал с передовой своим друзьям на завод. Они это письмо сохранили и передали после войны бабушке. В письме он предчувствовал свою скорую смерть, вернее считал, что если выживет, то только чудом, т. к. в неразберихе первых дней войны его, по подготовке артиллериста, послали в танковую часть и дали под его команду пехотинцев (он был зам. командира). Это письмо и сейчас в моей семье, читать его без слез невозможно. Я послала сведения о моем дяде в Израильский музей Яд-Вашем, где собирают сведения о всех евреях, погибших от фашистов. Надеюсь, что это послужит сохранению памяти этого прекрасного, умного, красивого, доброго юноши, которому не суждено было прожить свою жизнь. Бабушка получила известие о том, что он пропал без вести, долго надеялась на то, что он жив, и только после 1945 года выяснилось, где и как он погиб. Бабушка пыталась как-то «увековечить», как она говорила, память о сыне, писала на завод, просила, чтобы его именем была названа лаборатория, которую он оборудовал на свои средства, но люди уже сменились, никто ничего не знал, и ничего не получилось. Писала она и знаменитому тогда писателю Илье Григорьевичу Эренбургу (письмо начиналось словами «Дорогой защитник еврейского народа!»), просила как-то сказать о Юзе в его книгах, статьях. Эренбург прислал ей письмо, которое она хранила, но ничего сделано не было. Позже бабушка говорила, что поскольку Юзе нет памятника, то стать ему памятником должна я, меня и назвали в его честь.
Великую Отечественную войну бабушка и дедушка встретили вдвоем в Ромнах (моя мама в этот время училась в Ленинграде, на юридическом факультете ЛГУ). 
Как бабушка говорила, им удалось уйти из города за полчаса до того, как он был занят немцами. Ушли, как говорится, «в чем были». Бабушка надела на себя несколько платьев, шубу (летом!), взяли с собой чемодан, который вскоре потеряли в толкучке, когда штурмовали поезд. Им удалось уехать в Казахстан, где они были в эвакуации до 1943 г. Мамин институт эвакуировали тоже в те же места, но встретиться им в это время не удалось. Бабушка рассказывала мне о той жизни, о верблюдах, которых они увидели впервые, о том, что было трудно с солью, и она ходила ее «воровать» на вокзал, где на столиках вокзального ресторана стояли солонки.
В 1943 г. мама закончила университет и получила направление в прокуратуру только что освобожденного от немцев Орла. Бабушка и дедушка решили тоже приехать туда, к дочери. Она рассказывала, что в Орел они приехали поздно ночью, город лежал в развалинах. Они с дедушкой в полной темноте, чуть не ощупью пошли с вокзала в город. Вдруг они увидели, что кто-то идет им навстречу. Это оказалась их дочь, моя мама, которая шла их встречать. Так началась их жизнь в Орле.
Жили они в маленьком домике без всяких, конечно, удобств (бабушка называла его «халупа») в переулке 7-го Ноября, почти на берегу р. Орлика, недалеко от «Дворянского гнезда» и музея Тургенева. Бабушка некоторое время работала в пошивочной мастерской, шила солдатское белье. Из остававшихся лоскутков она шила (это разрешалось) себе простыни, продавала их и покупала кое-какую посуду и даже мебель – ведь ничего в доме не было. Она рассказывала, как купила круглый стол, это был просто праздник. Ее ум, хватка, сообразительность позволяли ее семье жить, может быть, лучше, чем многие в то время. Кроме того, дедушка стал работать бухгалтером на мясокомбинате, а мама получала паек как работник орловской прокуратуры.
У мамы было много друзей, она была общительным и открытым человеком. В 1946 г. она вышла замуж за моего отца, русского по национальности. Этот брак очень огорчил мою бабушку, которая хотела, чтобы мама вышла замуж за еврея, но тут была большая любовь, и мама настояла на своем. В 1947 г. родилась я, и это примирило бабушку со всем. Она отдавала мне всю себя. Особенно после того, как в 1948 г. умер дедушка (мне было 1 год и 2 мес.). Он умер мгновенно, от инфаркта, пришел с работы, прилег, сказал, что неважно себя чувствует, попросил у бабушки, чтобы она сварила ему манной каши, и тут же как-то вздохнул и умер. Похоронен он был по еврейскому обычаю, на еврейском кладбище около вокзала. Позже мы часто туда ездили с бабушкой, и я помню звезду Давида и надпись на его могиле «Стой, прохожий! Не топчи мой прах! Я уж дома, а ты в гостях!».
Из-за того, что дедушка был похоронен по религиозному обычаю, у мамы (папа был в это время в Москве на учебе) были неприятности, ее, как члена партии, собирались «прорабатывать» на партийном собрании, но вступился Слюнин, который был в то время, кажется, секретарем горкома. Бабушка всегда о нем говорила с благодарностью.
До 7 лет я постоянно жила у бабушки в Орле, т. к. папа сначала учился, а потом стал работать в Москве, и к нему позже уехала и мама, жили они не устроенно, меня не с кем было оставить и т. д. Жизнь у бабушки была замечательная. Она меня безумно любила, ни в чем не отказывала, даже в ущерб себе. Она замечательно готовила и кормила меня «на убой». Помню, как зимой я каталась на санках на берегу Орлика, а летом купалась в речке, на берегу росли дикие груши и мы, дети, собирали под ними плоды. Во дворе было много детей, мы играли все вместе. В мой день рождения (в июле) бабушка приглашала всех детей, сытно угощала, кормила (что было не лишнее). У нее был огород, где у меня была своя грядка, это тоже было интересно. На огороде я собирала червяков (совсем их не боялась) и приносила курам, которых тоже держала, как все, моя бабушка. Несмотря на тяжелую жизнь, бабушка и, конечно, родители, купили мне пианино. Оно стояло в «халупе», и я начала ходить к учительнице музыки, готовилась поступать в музыкальную школу.
Однако, когда пришла пора идти в школу, было решено, что я поеду к родителям и буду учиться в Москве, а бабушка будет ко мне приезжать. Жили родители не в самой Москве, а в Болшево, (поселок Костино). Там я и пошла учиться в первый класс. Сохранился дневник за первый и второй класс – одни пятерки.
Когда мне было девять лет, умерла моя мама, оставив двухнедельного новорожденного мальчика, моего брата. Невозможно говорить о горе, которое обрушилось на семью. Бабушка хотела, несмотря на свой возраст, взять меня в Орел, но папа решил, что дети должны расти вместе.
Каждый год, до моих 16 лет, я ездила к бабушке на лето. Иногда она приезжала в Москву к нам на некоторое время. Лет за пять до смерти она получила вместо «халупы» небольшую комнату в коммунальной квартире в хорошем доме на улице Ленина, рядом с кинотеатром «Победа».
Невозможно описать, как она меня любила. Только став взрослой, я это поняла вполне. Она, и только она, спасла меня от душевного сиротства, она внушила мне отношение к людям, она приучила к чтению. Дарила книги, внушала преклонение к знаниям, учению. Я, конечно, ее тоже очень любила, но по-детски, эгоистично, могла и нагрубить, но она знала, что это внешнее, и не обижалась.
У бабушки всегда было много друзей, знакомых. С ней делились горестями, она не отказывала, когда просили в долг, старалась сделать всем по возможности добро – собрать хлебные корки для молочницы, отдать старую одежду нищему, подать милостыню, передать что-то для сына соседки по квартире, который попал в тюрьму.
Когда она заболела раком, ей очень помогали. Семья Резник, с которой она подружилась вскоре после их приезда в Орел из Владивостока, друзья мамы Лия и Изя Фурер, Норкина, Соскина (эти имена я с детства помню). Операцию ей делала известный врач –Дзюба. Но было уже поздно. В октябре 1963 года бабушка умерла. Она похоронена на Крестительском кладбище. Хоронить ее пришло удивительно много народу.
Она навсегда в моей душе. Память о ней я передала моим сыновьям.

И.М. Белоцерковская

Белоцерковская Инна Марковна, 1938 г.р.


Я родилась 20 апреля 1938 года.  Отец мой, Марк Львович (Нухиш-Мордух Литвинович), родился в 1896 году в г.  Чернобыле Киевской обл  Родителей отца и его двоюродную сестру Любу расстреляли в Бабьем Яру за то, что они были евреи.  Они жили в Киеве, дядя работал по торговой части, бабушка вела дом.  В детстве я часто бывала у них в Киеве, они нам всегда помогали.  Отца моего арестовали, обвинили по статье 58 п. 10 (контрреволюционная пропаганда и агитация) и 31 декабря 1937 года расстреляли в г  Орле.  
Во время войны в период оккупации мы с мамой оставались в городе, жили на улице Октябрьской, 25, где были частные дома.  С нами рядом жила соседка-полька, сосланная на 10 лет.  Вскоре соседка объяснила нам, что отец наш еврей, значит и мы с моей сестрой — еврейские дети, и нас расстреляют.  Нам пришлось уйти из дома.  У отца была большая библиотека, причем, много было книг на идиш, папа умел на нем читать.  Бросить пришлось все.  Втроем, с мамой и сестрой, на вокзале станции  Орел мы забрались уже в вагон товарного поезда и ждали отправления, когда к нам подбежал милиционер и сказал: «Немцы в городе.  Убегайте».  Об этом не раз рассказывала нам мама.  
Рассказывала и о том, как мы, я ведь этого не помню, скрывались в Брянских лесах, жили в г.  Климово, в товарных вагонах, ходили по деревням.  Мама шила людям, скрывала от всех, что мы еврейские дети, а она вдова еврея.
Потом каким-то образом мама нашла своих сестер, и мы вернулись в Орел.  Это был 1946 год.  Я сразу пошла в первый класс 1-й средней школы, она стояла на 1-й Курской, 10.  Мама начала работать на стройке и получила трудовое увечье.  Я за тарелку супа стала тоже ходить по людям, мыла полы, сидела с маленькими детьми.  Нам очень помогал наш классный руководитель Абрам Самойлович Гаак, несколько раз приносил нам вещи и продукты.  Помогали нам и мамины сестры, и киевские родственники, из тех, кто остался жив.  
После стройки мама работала на фабрике «Радуга», где ей помогали и директор фабрики Рогольский, и Б. С. Фрейдлин, выделяя нам с сестрой путевки в пионерлагеря. Одним словом, нам по мере возможности часто помогали люди, за что я всем им очень благодарна.
Я всю жизнь проработала почтальоном, меня уважали.  

Н.Е. Александрова

Александрова Нонна Евгеньевна


Казалось бы, много ли значит одна семья в огромной, многомиллионной стране? Но, заглянув в историю семьи, в глубь судеб каждого ее представителя, можно составить мнение и об истории страны в целом  Об основных ее этапах, о радости и печали, о счастье и горе, о тревогах, бедности и благополучии, о падениях и взлетах — о том, что составляет суть жизни, прошлого, настоящего и будущего  
Все мы, кто перешагнул в XXI век, к своему стыду и большому сожалению, очень мало знаем о своих близких  Об их жизни в XIX да и XX веке тоже
В этом коротком рассказе я буду говорить о своих родителях, об их родителях, о своих дядях, брате и сестрах. Никаких данных о пра- или пра-прадедушках и бабушках у нас нет. Этому обстоятельству одно объяснение: потеря основных документальных материалов из-за переездов, эвакуации во время гражданской и второй мировой войн.
Мы, ныне живущие Александровы: Нелли Евгеньевна, Борис Евгеньевич, Нонна Евгеньевна и Наталья Евгеньевна — дети Александрова Евгения Сергеевича и Магидовой Раисы Михайловны; внуки Александрова Сергея Дмитриевича и Магидова Михаила.
Мы, дети, росли, не зная бабушек и дедушек, так как они умерли до нашего рождения, не дожив до старости.  Мамин папа — в 1915 г. , папин папа — чуть позже.  Папина мама умерла во время родов, оставив сиротами пятерых детей; мамина мама погибла в оккупированном немцами Орле, ее вместе со старшей дочерью Соней расстреляли в Медведевском лесу.  Не посчастливилось нам знать бабушку Соню, прекрасного, умного, доброго человека.  После смерти мужа в 1915 году она осталась вдовой с маленькими «на руках»: Соней, Илюшей, Раей (нашей мамой), Фаней и Борисом.  Во время гражданской войны, когда город Стародуб переходил многократно от красных к белым и наоборот, она с детьми уехала от этого ужаса в Орел.  Детей нужно было кормить, учить.  И эта сильная духом, предприимчивая женщина открывает свое дело: организовывает хлебопекарню и открывает хлебный магазин на улице Болховской (ныне ул  Ленина).  Старший сын, Илья, был основным ее помощником.  Жизнь начинала налаживаться, дети подросли.  В 1939 году младший брат, Борис, уехал в Москву учиться в Военно-политическую академию имени В.  И  Ленина, война застала его выпускником этой академии, он был призван в армию и вскоре погиб в боях за Киев.  Илья пропал без вести во время боевых действий под Ленинградом.  Вот такое горе обрушилось на семью бабушки Софьи Александровны.  После получения известий о гибели своих сыновей она не хотела жить, отказалась эвакуироваться и осталась в Орле, когда в конце сентября – октябре 1941 года немцы захватили город.  Наша мама с двумя детьми была эвакуирована в г.  Мичуринск, затем в Моршанск, там работала, опухала от голода, отдавая свой паек голодным детям.  
Как я уже говорила, родиной нашей мамы был г.  Стародуб Орловской губернии, он и сейчас существует.  Мама с большим теплом вспоминала свое детство.  Особая любовь была к отцу: он редко бывал дома, так как занимался торговлей хлебом и лошадьми в Прибалтике (купец 1-й гильдии).  Когда он возвращался домой, любил баловать своих детей.  Он очень любил жену и детей.  
Папа был очень красивым, высоким, представительным, просто красавцем. Юность мамы проходила в Орле, именно в Орле она встретилась с Александровым Евгением Сергеевичем, ей было 18 лет, а ему почти 30. В то время за ней ухаживал Слюнин Василий Тихонович (будущий секретарь обкома КПСС гОрла), а тогда просто комсомолец, секретарь райкома комсомола Но мама предпочла ухаживания Евгения Сергеевича, и в 1931 году они поженились. В 1932 родилась первая дочь Нелли, в 1934 году — брат Борис.  
Наш папа — ровесник ХХ века, он родился в Орле в 1901 году.  В семейном архиве сохранился аттестат о его начальном образовании.  Он закончил ЦПШ — церковно-приходскую школу.  Аттестат прекрасно оформлен, с портретом царствующих особ — настоящий раритет.  Тот факт, что папа жил как бы в другом времени, другом обществе, то есть до революции, был для нас, детей, очень интересным.  Он рассказывал нам много об Орле того времени.  Например, когда ему дарили 20 копеек по случаю какого-то праздника, он покупал билет в театр, обязательно место в партере, этих денег хватало и на пирожок, и на извозчика, когда он возвращался после спектакля домой.
Несмотря на то, что асфальтированных дорог в то время в Орле не было, в центральной части города всегда было чисто, благодаря деревянным настилам на тротуарах и булыжным мостовым, так что дамы носили длинные юбки и изящные туфли.  В то время в Орле продавалось около 20 сортов мороженого.  Уже в советское время на месте детского парка был театр оперетты «Аквариум», так что кроме драматического театра орловская публика любила посещать и музыкальный театр, куда частенько заглядывали и мои родители.  А еще в нашем доме всегда было много книг.  Мама читала «запоем» и привила любовь к книгам и нам.
Во время НЭПа папа преподавал в строительном техникуме, отпуск у него всегда был летом, и он с друзьями отправлялся на море.  Месячного оклада папе хватало на то, чтобы прожить полтора месяца в Крыму или на Кавказе, как он говорил, на «полном пансионе» и купить себе что-нибудь новенькое из одежды и обуви.  Те времена он вспоминал с особой теплотой, так как время было мирное и сытое.
А вот в 1932—1934 годах, когда родители уже были женаты и родилась дочь, наступили другие времена: это был разгар коллективизации, засуха и голод в Поволжье, голод докатился и до Центральной России.  Тогда и пришлось сдавать в «Торгсин» все ценное, что было в доме, чтобы кормить жену и ребенка.
Когда началась война, в семье было уже двое детей.  Война — жестокая трагедия, ее последствия никому не дано оценить до конца.  В нашей семье погибло восемь самых близких, не считая двоюродных братьев, дядей; война осталась кровоточащей раной в сердцах моих родителей на протяжении всей их последующей жизни.
Мама со старшими детьми приехала из эвакуации в Орел в марте 1944 года, много позже вернулся с войны папа, их дом сохранился.  И первым местом работы папы уже в гражданской жизни было строительное управление, а первым объектом — железнодорожный вокзал.  Восстановление разрушенного вокзала стало делом чести строителя Е. С. Александрова и начальника вокзала В.  Т.  Казанцева.  Потом были и другие объекты, последний из которых — перед уходом на пенсию — корпуса больницы им.  Семашко.  Папа — потомственный строитель.  Его отец до революции 1917 года был строительным подрядчиком, строил и отделывал церкви, занимался изготовлением мебели.  Я помню из рассказов папы, что дедушке особенно удавались «венские» стулья, шкафы и буфеты, очень изящные, легкие, красивые, они пользовались большим спросом у орловцев.