четверг, 22 декабря 2016 г.

А.С. Ржавичева

Ржавичева (Тимохина) Александра Сергеевна, 1936 г.р.

"В Измайлово немцы пришли в 1941 году. С ужасом и испугом смотрели мы как немцы жгли наши дома".
Будучи ребёнком, Александра Сергеевна помнит, как фашисты забежали к ним в дом, достали из печи еду, из под печки вытащили жившего там поросёнка.
  В феврале 1941 г. немцы погнали семью Тимохиных (мать: Тимохина Пелагея Андреевна, дети: Татьяна Сергеевна 1924 года рождения, Мария Сергеевна 1928 года рождения, Михаил Сергеевич 1932 года рождения, Александра Сергеевна 1936 года рождения)  в фашистскую Германию. Вначале жили под Орлом в деревне Каменка.
  В Германию прибыли в 1943 году для работ на резиновой фабрике. Мать убирала бараки, Мария и Татьяна работали непосредственно на фабрике, Михаил (ему тогда было 9 лет) работал на кухне (вывозил отходы), однажды он опоздал на работу и получил наказание 12 часов работы. Почти два года жили за колючей проволокой, под охраной с собаками.
Александра Сергеевна по сей день помнит название улицы в Берлине, где они жили (Бельфольштрассе 23/30), где-то на окраине города. Помнит как играла с детьми, их имена Марта, Эльза, Магот и как почти забыла русский язык.
Как только русские войска вошли в Германию, семья Тимохиных покинула Германию. Шли пешком, затем вспоминает Александра Сергеевна переправлялись через р. Одер, останавливались у развалин Брестской крепости, потом снова шли пешком почти неделю, затем добирались домой на товарном поезде.
Вернулись в разрушенное село, выжили, но еще долгие годы семья жила с клеймом «были у немцев».

П.В. Полякова

Полякова Полина Васильевна, 1934 г.р.


      Крещенский вечер 1941 года. Ануреевой Полине исполнилось 7 лет. Скоро весна, а там и в школу пора. Но мечтам не суждено было сбыться. Грянула  война.
Деревня Измайлово, где жила маленькая Полина, оказалась в самой гуще военных действий.
Полина Васильевна со слезами на глазах вспоминает то время. «Жили мы с мамой, дедушкой и бабушкой, еще был брат и сестра. Отец работал в Ленинграде на бронированном заводе, потом добровольцем ушел на фронт, перенес блокаду, воевал и дошел до Кенигсберга. Помню, как в хату ломились немцы, выбили дверь. Хотели расстрелять деда, потому что думали, что он партизан. Начали поджигать дома, выгонять жителей. У нас были овцы с маленькими ягнятами, мать хотела забрать ягнят, жалко было, но так и пришлось все оставить. Помню, как немцы издали приказ, что каждого десятого ждет расстрел. Тогда  взрослые стали нас, детей, сажать в мешки и прятать под лавки. Вскоре нас выгнали из домов и погнали  на Воскресенск. Привезли к какому-то старому дому, который топился по-черному. Наверное, это был сарай, потому что мы вычищали из него навоз. Так зимовали зиму. С собой мы взяли корову, но молоко забирали немцы, а потом и корову забрали. А в другом доме мы топились соломой, дров не было. Да и солому-то просто прожигали по чуть-чуть прямо посреди дома, в ямке, которую вырыли в земляном полу. Спали на груди у матери, так и согревались. Когда немцев погнали, они нами прикрывались, шли вместе с нами в толпе, платки женские повязывали. Голодное было время. Однажды я увидела, как одна старушка ела печенку. Я подошла и, видимо, так на нее смотрела, что она отломила мне кусочек, но съесть я это не смогла: там были черви. Помню, как жили в окопе, питались мукой, смешанной с водой. А какая страшная стрельба была, когда наши наступали! Мы радовались, а нам было сказано, чтобы мы сидели в окопах и не высовывались. 
После освобождения шли домой ночами. Помню, едут танки, а мама попросила танкиста, чтобы он нашу старенькую бабушку подвез до деревни. Так наша бабушка прокатилась на танке. Возвратившись в Измайлово, мы увидели, что все сожжено. Но надо было жить. Обнаружили землянку и жили в ней. Страшно вспомнить, как откапывали трупы лошадей, сдирали с них шкуру, резали, пропаливали и ели, да и мясо тоже ели. Однажды с сестрой Марусей в бурьяне обнаружили окоп, а там два мертвых немца, испугались мы тогда очень. Чтобы растопить печку пользовались поджигательной смесью. Я раз очень сильно обгорела, нога сгорела до кости, целый год болела. Ко мне ходила медсестра, что служила у минеров. А сколько было в землянке мышей! Маруся, бывало, мышей ночью от меня отгоняет, а я от нее днем. Потом нам минеры подарили кошку. Я стала ходить в Измайловскую школу, которая располагалась в частном доме. Вместо портфеля у меня был ящик из-под снарядов, а писали палочками, на которые крепили перо, чернила были из сажи. Бумаги не было, мы писали на фронтовых письмах между строчек, а потом просили отца, чтобы он писал письма карандашом: можно было тогда стереть и писать снова. Я закончила 4 класса в Измайлово, а 5-ый в д. Вяжи. А дальше учиться мы не смогли, так как заболела мать, и надо было идти работать. Собирали колоски, работали на оросительных трубах, возили корм. Денег тогда не платили, были трудодни. В 16 лет я завербовалась на торфяники в Павловский Посад на 6 месяцев. Тоже тяжело было, но помню, как на первые заработанные деньги купила себе юбку, кофту, пальто. Затем год работала на стройке  в г. Клин, потом в Москве на шарикоподшипниковом  заводе. Работала на двух станках, но случилась неприятность: сломала руку. Отец уговорил меня вернуться в деревню. Работы я не боялась никакой. Работала и свинаркой, и на севе, и в столовой. Много лет была бригадиром. А сейчас и пожить хочется, да здоровья нет. Хочу, чтобы наши внуки и правнуки никогда не познали ужасов войны».
Сейчас Полякова Полина Васильевна живет в с. Воротынцево. Она инвалид 1 группы по зрению. Вместе с мужем Поляковым Михаилом Федоровичем воспитали трех детей, уже есть внуки и правнуки. Супруги Поляковы-«Ветераны труда», у обоих множество Почетных грамот и наград. В 2005 году они отпраздновали золотую свадьбу.



В.Г. Полунина

Полунина Вера Гавриловна, 1931 г.р.

     Когда началась война,  мне было 10 лет. Я жила в селе Вяжи, колхоз «Красная горка». Осенью 1941 года село было оккупировано, мы все были в напряжении. Мы, дети очень боялись немцев, и когда они пришли в село, мы забились на печке в доме и оттуда наблюдали. Они разместились в наших домах, а нас вместе с родителями выгнали из дома, и мы стали жить в колхозном курятнике, а потом в подвале. В селе установилась линия фронта.  Вскоре нас  погнали  на запад. По дороге немцы снимали с нас теплую одежду и забирали себе, потому что было очень холодно. Многие из наших были обморожены, а у меня до сих пор пальцы ног всегда холодные, так как я их обморозила. Нас привезли в Кромы, а оттуда развезли по ближним селам. Во время оккупации я ходила в школу Сосковского района, там немцев не было.
В 1943 году вернулись домой в Вяжи, здесь было все разрушено. Вскоре из немецкого блиндажа наша семья построила что-то вроде жилья, и так, мы жили до окончания войны.

Н.А. Гришина

Гришина Нина Андреевна, 1932 г.р.


   
      Родилась Нина Андреевна в с. Ломовец Кромского района Орловской области. На начало войны ей исполнилось 9 лет. Была она тринадцатым ребенком в семье. Играя с детьми на улице, услышала плачь женщин и детей и не могла понять почему они плачут. Придя домой, увидела свою семью в слезах: - ВОЙНА, дочка!- сказала мать
    Всех мужчин до 50 лет собрали в сельский совет и уже через сутки отправили на фронт.
    В село, где жила Нина Андреевна немцы вошли в 1941 году. Жители прятались в подвале, там же оказалась эвакуированная беременная женщина с мальчиком 6 лет.  Внезапно у неё начались роды, а немцы ходили по подвалам и бросали гранаты. Женщина с младенцем погибла, а мальчик остался жив, его звали Володя Меркулов. Впоследствии его подобрали дедушка и бабушка Н.А.Гришиной.
    В 1943 году немцы стали отступать. Мирных жителей выгоняли из домов. В это время фашисты выстраивали свои колонны с техникой, сажали стариков, женщин и детей на подводы для прикрытия от нашей авиации. Самолеты начинали бомбить, но, видя своих на подводах,  улетали назад. И только в Брянской области в г. Погар мирных жителей отбили партизаны, которые воевали в брянских лесах, где командовал генерал Медведев. После войны Н.А.Гришина много читала о нем.
- Партизаны предупредили наших родителей, чтобы назад не выезжали рано, шли строго по дороге, потому что все заминировано. Кто отступал от дороги, тут же подрывался на минах. На пути отступления немецких войск, партизаны взорвали мост. Немцам некуда было идти. Начался бой. Фашистов полегло очень много около этого моста. Когда авиация бомбила, казалось, что сверху летит картошка. Бомбы падали дальше, километра за полтора. При бомбежке погибали и наши, в том числе и дети, взрывались дома.
    Нина Андреевна вспоминает, как военные подогнали машины, детей погрузили и отправили назад. В 1943 году село Ломовец освободили. А тот мальчишка Володя Меркулов после войны окончил техникум, проживал в Железногорске, сейчас живет в Курчатове. Нина Андреевна переписывается с ним. Без слез невозможно вспоминать те военные голодные и холодные годы. Многое пришлось пережить в войну и взрослым и детям.

В.М. Морозов

Морозов Виктор Максимович, 1930 г.р.

Когда началась война мне было 6 лет, но, не смотря на малый возраст, один эпизод я запомнил на всю жизнь.
  Первый раз нашу деревню немецкий обоз прошел мимоходом 10 октября 1941 года, не останавливались. Шли они большаками, на поселки не обращали внимания, но мы видели подводы лошадей, кухню. Когда отступали по поселкам, дня 3 побудут, уходят, другие приходят и так партии 4, самые последние шли каратели. 25 декабря они праздновали Рождество, были в трауре, но ставили елки. 26 вечером всех жителей выгнали и погнали полем, говорили на Орел. Отойдя от поселка около километра, конвоиры приказали убегать в балку поросшую лесом. Народ этому обрадовался и побежал. В лесу мы простояли до темноты, дети стали замерзать и старшие (в основном женщины) решили идти в поселок, чтобы отогреться самим и спасти детей. При подходе в поселок нас встретили немцы, которые открыли один сарай и приказали слать солому и обогреваться всем вместе, а двери закрыли с улицы прочно. Сарай этот был покрыт соломой и был соединен с домом плетневым забором, а находился этот дом вторым от края поселка. В нашей толпе были ребята лет 15-16, они то и забрались на чердак сарая, проделав в соломенной крыше отверстие, наблюдая за немцами. Заметили, что немцы начали поджигать дальние дома. Потом сообщили, что загорелся соседний дом. А когда подожгли дом, в сарае которого мы находились, все старшие разом навалились на дверь и сломали её. Все выбежали на выгон, но немцы к этому времени еже уехали, так что по случаю их спешки мы остались живы.
    Остался один не сожженный дом, его спасли. Все сбились в этот дом, потом разошлись кто по подвалам, кто по родственникам.  С весны 1942 года начали строить землянки.
   Ушли на войну из деревни 32 человека, вернулось 15. 

Л.К. Полунина

Полунина Лидия Константиновна, 1930 г.р.

 Когда началась война Лидии Константиновне Полуниной  было всего 11 лет. Она, как и все дети, не до конца понимала происходящее.
   До прихода немцев, детям было невдомек о чем-то беспокоиться, даже, когда наши солдаты вырыли около их избы блиндаж, или же, когда, отступая, взорвали Зареченский мост.
    На старшего брата -  Виктора, легла часть забот по дому. Мама, Елена Денисовна, кое-когда посылала маленькую Лиду за спичками, керосином и солью в ближайшую лавку. Где-то в последних числах ноября утром она отправилась за солью. Не дойдя до лавки, вдруг услышала автоматные выстрелы и взрывы гранат внизу у реки Зуши. Побежала назад к своему дому, расположенному в тупике Пролетарской улицы. Мама в тревоге уже разыскивала её. Из их дома было видно все, как на ладони.
    Немцы, очевидно специально ждали когда замерзнет речка, продвигались по ней на мотоциклах и даже на велосипедах. По Острожной горе зашли в первые дома.
   Сразу начали сгонять кур и гусей в сараи, забирать у жителей коров и свиней. Не успевшие уйти в Красную армию мужчины попрятались кто куда. Некоторых из них немцы все же поймали и заперли в помещении салотопки, не давая ни есть, ни пить. Брат Виктор ходил туда и приносил пленным, что мог собрать у себя дома и у друзей. Вскоре в город стали прибывать беженцы из соседних сел и деревень – Воротынцево, Голянки, Крестов.
  -Почему-то в наш дом, - вспоминает Лидия Константиновна, - понабилось много людей: стариков, женщин и детей. Все были очень напуганы и рассказывали о близком наступлении наших войск. К Виктору, между тем, одной темной ночью уже приходили наши разведчики. Шестнадцатилетний паренек рассказывал им о расположении живой силы противника, техники, где сильно охраняются дороги. Не знаю, помогли его сведения  или нет, только 24 и 26 декабря наша артиллерия смела оборону противника на подступах к городу и 27 декабря пехотинцы освободили Новосиль. Еще Лидия Константиновна помнит тяжелые годы эвакуации в Судьбищенском районе в селе «Красная Нива», где заболела тифом мама. 
Вскоре Виктор ушел в Армию. Пришлось остаться за старшую с двумя братишками Васей и Колей. Лида училась в школе и работала на колхозном поле.
    Вернувшись в родной город Новосиль, окончила 7 классов, поступила в институт став преподавателем русского языка и литературы. В 1953 году начала педагогическую деятельность в Прудовской сельской школе, а в последнее время до самой пенсии трудилась в   детском саду №1 города Новосиль воспитателем.

К.М. Королева

Королева Клавдия Михайловна, 1927 г. р.

16 декабря 1942 года, под зимнюю Николу, фашисты вошли в д. Одинок. Сожгли  наш и другие дома, а стариков, матерей с детьми погнали через деревню Веселое в г. Орел. В  деревне Веселое мы прожили месяц в яме. Потом направились в д. Бычки. Там заболели тифом. Загнали нас в здание школы. У моей мамы Анны Ивановны было 5 детей, я - самая старшая. В ту  пору мне было 15 лет. Многие погибли от тифа, наша мама тоже. Остались одни-одинешеньки, сироты, очень слабые от  болезни и голода. 
Когда пригнали нас в Орел, то посадили  в товарные вагоны, в каждом по 70 человек. Двери заколотили, а нас не выпускали и не кормили. Первый раз их открыли в Польше. Здоровые  сытые немцы из охраны бросали нам куски хлеба и издеваясь кричали: «Держи, рус швайн, хлебушка»
     Привезли нас в Германию и определили на небольшую фабрику, где солили капусту. Ею мы и питались. Затем нас перегнали в город Гуперталь, где выставили на продажу. Местные фабриканты, фермеры отобрали самых лучших,  насколько это возможно, для работы. Один фашист похвалялся, что после войны на каждого немца будут работать по четыре русских, а немцы двадцать лет будут не работать, а праздновать победу. Нас никто не взял, так как мы были измождены, с бритыми наголо головами. 
Отвезли нас в небольшой городок Нойс, в концентрационный лагерь «Обертор». Жили в бараках, спали на нарах, которые были покрыты рваными тюфяками, набитыми соломой. Лагерь был обтянут колючей проволокой, а по проводам проходил ток. Дали курточки и зеленые брюки, а на ноги – деревянные колодки. На бортах куртки написано «Ост», а на  спине «русский». На шее у каждого долго висел брелок с номером. Мой был №635. Работали на заводе с 5 утра до 10 вечера. Кормили раз в сутки, давали по 100 граммов эрзац-хлеба и баланду из брюквы или шпината. Ночью часто просыпались от бомбежек. Бомбили американцы.
     В марте 1945 года, когда американцы пошли в наступление, немцы стали гонять нас с места на место. Пришел приказ направить в Штоклан, где содержались русские военнопленные. От скудной пищи и антисанитарии ежедневно умирало в бараках много заключенных. Крематорий не справлялся с таким огромным количеством погибших, и трупы лежали штабелями, ожидая последней своей участи – быть сожженными. Однажды нас согнали в поле, и мы очутились между немецкими и американскими позициями. 
Нас американцы освободили. Поместили на немецкую ферму и стали откармливать, но здесь многих настигла смерть. Так как после голода надо было есть понемногу.
     Только через месяц мы попали к своим. Передавали нас по сто человек ежедневно. Мы идем через реку по мосту, а навстречу бежали русские солдаты. На глазах у них были слезы, а мы плакали от счастья, обнимая их, таких родных.
    

Е.В. Беляева

Беляева Евдокия Васильевна, 1927 г.р.

   В мае 1941 года Евдокия окончила 7 классов,   мечтала поступить в медицинское училище, но учительница, зная способности девушки к учебе,  уговорила её окончить среднюю школу и поступать в институт. Но мечтам её не суждено было сбыться, в июне 1941 года началась война. Отца мобилизовали сразу. Осталась она жить с мачехой, двумя сестрами и старенькой бабушкой. Жили в мире и согласии. Не по годам маленькая ростом, своей энергичностью девушка выделялась среди своих сверстников. С первых дней войны стала работать на разных работах. В середине ноября к ним в дом вбежала подружка и сообщила, что в село пришли немцы. Бабушка, перекрестилась и спросила: «А на людей-то они похожи?»  Немцы сразу стали показывать себя хозяевами. Согнали все трудоспособное население на слияние рек Зуши и Неручь, заставили таскать камни и сбрасывать в реку, чтобы навести переправу. Двойной мост через неё был взорван накануне местным жителем Архиповым Арсением Васильевичем, призванным на службу в июле 1941 г. рядовым саперной роты. Был он оставлен командованием в селе для взрыва моста, в случае прихода немцев. В последствии он без вести пропал в марте 1942 года. После безуспешной попытки обуздать каменной гатью реку, немцы отпустили жителей по домам. Начались суровые дни оккупации. Несмотря на холод фашисты выгоняли жителей из домов в сараи, закуты, а сами располагались в них. Особенно запомнилась жестокость финских солдат. В конце декабря, когда началось наступление под  Ельцом и немцев выбили из Новосиля, они вновь собрали всех жителей села, от младенцев до стариков и погнали колонной на Орел. В их числе была и Дуся. Страшная картина пережитого тогда,  вызывает чувство ужаса и по сей день. Отставших от колонны расстреливали. В первую же ночь от села Малиновец, Залегощенского района, воспользовавшись беспечностью немцев, большая часть жителей, а с ними и девушка, решили вернуться домой. Казалось, что все удалось, но на подходе к селу, в поле, попали под перекрестный огонь артиллерии. Много односельчан тогда погибло. Осколком снаряда пробило на вылет мышцу руки и Дусе. Когда подошли к селу, то оказалось, что там немцы. Пришлось 4 дня прятаться в стенах разрушенной конюшни. От холода и ран многие тогда умерли в этих развалинах. В первую же ночь несколько человек попытались перейти реку, но были убиты, не пройдя и сотню метров. Оставшихся в живых,  очень мучила жажда. Снег, который лежал вокруг, был перемешан с землей взрывами. Чтобы немцы не догадались, что здесь кто-то жив, решили положить к выходу мертвые тела односельчан. Когда на третий день несколько немцев направились к конюшне, все, кто остался в живых притворились мертвыми. Фашисты, подойдя к выходу, небрежно ткнув ногой попавшиеся трупы и проговорив «капут», повернули назад, посчитав всех мертвыми. А тех, кто остался в живых, они оставили на верную смерть от сильного мороза и голода. Ночью, на четвертые сутки, кто-то увидел людей в маскхалатах. При лунном свете удалось рассмотреть и звезды на шапках. Это были наши саперы, которые рассказали о спешном уходе немцев из села. Сколько было радости у тех, кто выжил! Дусю вместе с односельчанами переправили через реку, накормили, напоили чаем. Обмороженных и тяжело раненных отправили в госпиталь в Ефремов, а девушке промыли рану, сделали перевязку в санчасти Ямская Слобода. Потом была эвакуация в Новодеревеньковский района, село Судбищи. Оттуда Дуся почти весь 1942 год ездила на строительство оборонительных сооружений под Мценск и Русский Брод. Рыла траншеи, окопы. Давалось задание вырыть траншею 5 метров диной, 0,8 м шириной, 1,4 метра глубиной. Работающим выдавали пайки. Оголодавшая и ослабевшая Дуся ради этого пайка часто оставалась работать на второй срок. Работать приходилось под налетом вражеских самолетов. 
Весной 1943 года, перед началом сева, председатель колхоза, куда они были эвакуированы, послал женщин, в том числе и Дусю, пешком в Ефремов за семенами. Назад шли тоже пешком. Тяжела показалась тогда девушке её ноша, а тут ещё неотступное чувство голода. Не удержавшись от соблазна, Дуся с подругой отсыпали из мешка горсть семян, взамен положили несколько камешков. Есть приходилось украдкой от всех. Казалось, нет ничего на свете слаще этих зерен! Позже осознали, что за эти сладкие зернышки могли схлопотать себе тюремный срок. В конце июля 1943 года, после освобождения родного села, вернулись домой. Родное село встретило руинами, но все равно казалось, что здесь и солнце ярче светит, и трава зеленее. Начали потихоньку обживаться: копали землянки для жилья, разбирали немецкие блиндажи для постройки домов. К концу августа вскопали 1,5 га земли для посева ржи на семена, за которой ходили на станцию Залегощь. 
День Победы встретили,  работая в поле. Сколько было слез и радости. Омрачала радость потеря на войне отца. С мечтою о дальнейшей учебе пришлось расстаться, нужно было налаживать жизнь в селе и поднимать колхоз. Так  и проработала Евдокия Васильевна в родном колхозе до самой пенсии. После трагической смерти мужа в середине 60-х годов одна «подняла» пятерых детей. Трое из них живут в родном селе, дочь на Украине. Только память о пережитом в годы войны часто отдается болью в сердце, которая не ослабевает с годами.

А.С. Данилкина

Данилкина Александра Степановна, 1925 г.р.

    К приходу к незваных гостей готовились заранее (из колхозов угоняли скот в Елец), но чувство ужаса, в день, когда к нам в деревню пришли немцы, останется в моей памяти навсегда. Это было 4 ноября 1941 года. Первыми шли  карательные отряды. Фашисты, отбирали у населения все ценное, Малое Измайлово (на правом берегу Зуши) сожгли до тла. Страх, паника охватили людей, мы не понимали, что нам дальше делать. К этому времени старших мужчин в селе уже не было (ушли на фронт),  нас детей, женщин некому было защитить.
 19 декабря в нашем селе уже установилась немецкая линия фронта. Стало ясно, что фашисты здесь надолго. Нас выгнали из  домов в соседнюю деревню Евтехово. Немного позднее нам разрешено было вернуться, но жили мы с мамой уже в подвале. В нашем доме (на левом берегу Зуши) был наблюдательный пункт. Весной 1942 года нас выгнали уже в другую соседнюю деревню на Услань под Ивань. С этого времени начались для нас тяжелые испытания. Дети, женщины, пленные выполняли непосильную работу, в любую погоду рыли окопы, противотанковые рвы. Работали за еду, которая была очень скудной. Наверное, потому что еда – это самое хорошее, что можно вспомнить из того времени, остался в моей памяти повар Соловьёв Миша из д. Бедьково. Постоянного места нашего прибытия не было, через некоторое время мы уже жили д. Веселое, на работу гоняли под Глубки (Одинок). В сентябре 1942 года мы уже были в д. Юдино под Орлом. Зимой снова пришлось работать на окопах. Однажды после изнурительных работ загнали на ночлег в сарай, на улице мороз 40 градусов, снаружи охрана 4 патруля и 2 собаки. Этой ночью у меня сильно обморозились ноги (после этого боль в ногах у меня осталась на всю жизнь).  Летом 1943 нас отправили в д. Березовец (недалеко от Благодатного). Вот это было самое страшное время. Также работали на окопах, но только под сильнейшим обстрелом со стороны нашей армии. Бомбёжка не прекращалась ни днём, ни ночью. Перед наступлением нашей Армии 12 июля 1943 года мы были недалеко от Орла, где пережили страшные и радостные события. После освобождения Орла домой вернулись в августе 1943 г

В.И. Фирсова

Фирсова Варвара Ивановна, 1929 г.р.

    Во время войны ей было 12 лет. Это было зимой. В д. Одинок пришел карательный отряд финнов-лыжников. Оставшихся от эвакуации жителей выгнали на улицу и погнали в сторону села Веселое. Среди жителей была и Варвара с больной матерью, которая не могла ходить. Варя посадила её на санки и повезла. Ей было очень трудно везти санки, а самой главное – у неё не было рукавичек. В этой же колонне находилась женщина, у которой было трое маленьких детей. Двоих постарше она посадила на санки, а самого маленького держала на руке, прижимая к груди. Ей было тяжело идти по сугробам. Была она маленького роста и худенькая. Один из финнов начал подгонять её ударами автомата. Когда женщина слишком отстала, то он застрелил двух детей на санках. Женщина бросила санки и стала догонять колонну, но догнать не смогла. Тогда солдат застрелил и малютку. Женщина пошла с колонной.
    Когда пришли в село Веселое, то маленькая Варя не смогла разжать руки, которые её не слушались. Они намертво вцепились в веревку санок. Когда люди с большим трудом разжали Варе руки, то кожа повисла лохмотьями, руки были отморожены. Долго мучилась Варя. Но самое главное – она спасла мать. Варя вернулась в свое село. Окрепла. Стала красивой девушкой. Вышла замуж, родила сына. Дожила до внуков. Но осталась горькая память о войне – руки без кистей.

А.И. Лякишева

Анна Ивановна Лякишева, 1937 г.р.


Анна Ивановна родилась в селе Животовка, Поратовского района, Винницкой области. Когда пришла война ей было 5 лет. В семье было четверо детей: две сестры и два брата.
- Когда немцы вошли в село, по пути хватали живность. И наш дом не обошли, забрали кур, поросенка, корову хотели зарезать, но она отвязалась и убежала, так её и не нашли. Один немец зашел в дом, взял на руки сестренку и на своем языке сказал: «Там, там киндер у меня». Дал ей большой кусок желтого сахара, которому девочка была очень рада. Ведь дети во время войны ничего сладкого не видели. Немцы на ночлег расположились у нас в доме. Утром немец приказал бабушке пожарить рыбу. А дети сидели рядом и смотрели голодными глазами. Бабушка дала рыбу детям съесть. Тут вошел немец, пришел в ярость и высыпал рыбные кости на голову бабушке. Она так и замерла на месте, сильно испугалась.
    Во время войны был страшный голод. Мирных жителей спасали местные ставы (пруды), где находили ракушки, кололи их, тем и питались. Так и выжили. Приходилось долго в подвале сидеть голодными, боялись выйти – рядом был слышен свист пуль.
     Три года Лякишевы жили в оккупации. При отступлении немцы хотели сжечь хату, но пришел старший, скомандовал, и солдаты ушли. Все дома в селе сожгли, а их дом остался целым. После войны отец Анны Ивановны вернулся домой.

четверг, 18 февраля 2016 г.

Н.В. Позднякова (Сальникова)

Позднякова (Сальникова) Нина Васильевна, 1932 г.р.
 
 
Нина Васильевна родилась в деревне Дьячье Кромского района Орловской области 10. 09. 1932 г. в семье крестьян Сальниковых Василия Алексеевича и Анастасии Дмитриевны. В семье было четверо детей: 3 сына и дочь Нина. Она закончила Дьячьенскую начальную школу. А дальше продолжить обучение не смогла, ей пришлось идти работать в колхоз.
Когда началась война, девочка пошла в первый класс, затем учёба прервалась. В деревню пришли фашисты. Они ходили по деревне и собирали продукты, но жителей особо не обижали. Но работать на них заставляли постоянно. Зимой чистили дороги. А летом копали окопы.
Нина Васильевна помнит, как что-то произошло у взрослых, они тогда о чём – то перешёптывались. С опаской куда–то уходили. И только повзрослев, узнала она, о том,  как её родная тётя спасла жизнь советскому лётчику. Его сбили на её огороде, она притащила его домой, спрятала и выходила. И как только он смог ходить, ушёл ночью. Спустя много лет, когда уже умерла её тётя Дуня, говорят, приезжал то ли он, то ли его родственники в деревню, но все были на колхозном поле и никто не смог рассказать что-то толковое об этом визите.
О приближение фронта стали догадываться из-за участившихся обстрелов, через деревню на Каменец стало идти больше техники, а фашисты стали заметнее злее.
Когда фронт подошёл  ближе, немцы начали собирать народ, что бы отправить их в Германию, не обошли они и дом Сальниковых. Погрузила семья кое-какие вещи на телегу, и поехали вместе со своими односельчанами. Колонну постоянно обстреливали наши войска, но заметив, что среди немцев идут и русские люди, прекращали. Фашисты этим пользовались и гнали их, как живой щит.
Гнали логами. Дети в страхе сидели на повозках, смотрели по сторонам, плохо понимая, куда их гонят и что их ждёт впереди. Постоянно хотелось есть, еду которую взяли с собой взрослые экономили.
...После скитаний вернулись домой и с радостью увидели свой дом целым. Начали помогать своим односельчанам, которые уже вернулись восстанавливать их хозяйства. Работали все вместе. Еду, а часто и ночлег делили с соседями. Нина Васильевна вспоминает, все были полуголодные, полураздетые, но очень дружные. Если кто-то получал письмо с фронта, читали всей деревней, а уж если похоронка пришла, то стон и плач стоял кругом. Вот так и возвращались к мирной жизни. И хотя война ещё не закончилась, люди верили, что к ним она уже не вернётся, что мы обязательно победим, а ещё каждый верил, что их солдат вернётся живым, даже те, кто уже получил похоронку.
Когда узнали об окончательной победе, сначала все очень плакали, а потом уже почувствовали радость. Взрослые пели, плясали, а детворе было весело вдвойне, ведь за последние годы их мамы совсем не смеялись и не веселились. Взрослые давали детям какие тогда были возможны угощения. Малышне казалось, что вкуснее этого они никогда ни чего не ели.
Её отец, Сальников В. А. вернулся с фронта в 1945. До войны он ухаживал за лошадьми, и на фронте он был старшим повозочного взвода снабжения. Пришёл с медалью «За боевые заслуги». И после войны все лошади в их бригаде колхоза «Коммунар» были под его ответственностью.
Здоровье у мамы после войны ухудшилось и Нина, закончив, 3 класса Дьячьенской начальной школы вынуждена была пойти работать  в колхоз.
Работала наравне со взрослыми, многие жалели её, но были и такие, которые считали, раз пошла работать, так пусть работает как все. Ночью плакала, потому что всё болело, а утром снова шла на работу. Были и праздники, тогда Нина забывала всё. И пела, и плясала опять же наравне со взрослыми. Наверное и приметил тогда невысокую ростом молоденькую девушку гармонист из посёлка Ивановский. Вскоре поженились, жила со свекровью, здесь же жила и семья старшего брата. Семья была большая, но все ладили. А вот как в семьях пошли дети, стало тесно. И семья Поздняковых Василия Ивановича и Нины Васильевны с Ивановского перешла в Дьячье. Муж не только был один из лучших гармонистов в округе, но человек с «золотыми» руками. Недаром много лет проработал он бригадиром. Люди уважали его, шли к нему за советом.
В семье Поздняковых трое детей: сын и две дочери. Вот уже несколько лет, как не стало Василия Ивановича. Нина Васильевна живёт одна, её не оставляют дети и внуки, а теперь уже и правнуки всегда с удовольствием едут отдохнуть и помочь бабушке Нине.
Нина Васильевна не смотря на свои годы такая же трудолюбивая и весёлая.
 


И.Т. и Н.В. Трифоновы

Трифоновы Иван Тимофеевич и Нина Васильевна
 
Оба они родились, выросли и всю жизнь прожили в деревне Коровье Болото, знали друг друга с раннего детства, так как жили в соседних домах.
В августе 1941 года мужчин стали забрали на фронт. Сначала ушёл отец Нины Васильевны, а спустя два месяца призвали отца Ивана Тимофеевича. В деревне остались только женщины, старики и дети. 
- Домом это трудно было назвать,  хатка маленькая, два окошка, а ютились в ней мать с отцом, я, сестра Надя, бабушка с дедом. Всегда удивляюсь, насколько крепка детская память. Когда началась война, мне шёл шестой год. Я во все глаза смотрела на оккупантов, тогда они мне казались такими страшными, вроде чертей, про которых бабушка рассказывала. Однажды погнался за матерью фашист, так как она в разговоре с моей тётей упомянула партизан. Что тут началось! Фриц преследовал её до самого дома, она успела укрыться в чулане, который я ещё поленом подпёрла и тряпьём заложила. Когда изверги забрали нашу корову и погнали в общее стадо, бабушка крепко взяла меня за руку и пошла следом за солдатами. Они это заметили, вскинули автоматы, а она не испугалась, стала просить: «Пан, пан, верни животину, дети у нас маленькие» и жестом на меня указала, - вспоминает Нина Васильевна. - Немец призадумался на мгновение, но всё же разрешил Лукерье Марковне, моей бабушке пройти по стаду и забрать корову. Семья наша  пережила страшный голод благодаря своей бурёнке, тогда как многие вокруг пухли и умирали от недоедания.
Немцы пришли в деревню в начале зимы. Офицеры и солдаты занимали, понравившиеся им хаты, людей, естественно, выгоняли на улицу. Несчастным приходилось искать пристанище у родственников, соседей, рыть  землянки, окопы. Фашисты вырезали домашнюю живность, птицу, тащили припасы, не чурались ни чем. Неоднократно жителей сгоняли за речку, отбирая молодых, здоровых женщин, подростков, для работ в Германии. Мама Нины Васильевны спасла двоюродную сестру, передав ей на руки своего маленького ребёнка. Женщин с детьми в первое время не забирали, считая обузой. На территории деревни с завидной регулярностью разрывались снаряды сброшенные с самолётов, ночами свистели пули, всё чаще гремела канонада, да полыхал огнём горизонт. Однажды со стороны деревни Самохвалово фашисты гнали советских военнопленных. Маленькая Нина, всем своим сердечком переживая за отца, стояла на обочине дороги и пытливо вглядывалась в истощённые лица, проходивших мимо незнакомых мужчин. Она смотрела и ждала, вдруг отец появится. Потом побежала во двор, взяла котелок, набрала воды и, вернувшись обратно, протянула его пленным. Так девчушка бегала несколько раз, пока колонна не скрылась из вида.    
- Немецкие солдаты вели себя свободно, можно сказать нагло. Части постоянно менялись, так как шло наступление на Москву. Немецкий штаб располагался в нашей хате, чем-то она им приглянулась. Сенцы были заставлены непонятной аппаратурой, по полу тянулись провода от рации, имелся даже патефон. Они могли и конфетой угостить, бросив её на землю, а иногда и припугнуть автоматом, или швырнуть пребольно сырой картофелиной прямо в лоб. Около хаты стоял стог сена, припасённый для лошадей. Однажды наша корова забрела к фашистам и стала есть это сено. Фрицы её пристрелили, а мясо на кухню отправили. Помню, как мать моя рыдала, ведь вся семья осталась без кормилицы, - рассказывает Иван Тимофеевич.
- Как прожили мы эти годы, я не знаю, счастье, что остались живы. Летом 1943 года фашисты стали отступать. Помню, этому предшествовало появление четырёх разведчиков. Они, обросшие и оборванные, появились в деревне, якобы для того, чтобы сдаться. Немцы их в штаб повели, а надо было пройти через всю деревню, да ещё и реку вброд перейти. Солдаты одного фрица утопили и успели скрыться. Я это хорошо запомнила, потому что всё происходило на наших глазах, - продолжает Нина Васильевна.
- Немцы уходили в спешке, сжигали хаты и минировали погреба. Моя мать, Мария Фёдоровна, встала на погреб, чтобы её было видно, прижала нас к груди и стала неистово молиться, а тётка с иконой на пороге застыла. Немцы прошли мимо, дом не тронули. А затем советские войска стали наступать, деревню освободили. Только долго ещё сапёры работали. Когда местность разминировали, нам разрешили вернуться в свои дома, - со слезами на глазах продолжила Нина Васильевна.
...Закончилась война….  Вернулся домой отец Нины Васильевны, а вот мать Ивана Тимофеевича мужа не дождалась. В 1943 году она получила «похоронку», где сообщалось о том, что погиб он в Брянской области на реке Десна.
В тяжёлое послевоенное время дети не имели возможности учиться, так как надо было поднимать разрушенный колхоз. Нина Васильевна и Иван Тимофеевич закончили только шесть классов Коровье-Болотовской школы. Затем Нина Васильевна пошла работать наравне со взрослыми женщинами, отец отправил её зарабатывать трудодни. Она трудилась телятницей и скотницей на ферме, летом помогала в поле – тяпала, полола, скородила. Ездила на заработки в Москву но, проработав некоторое время, сильно подорвала здоровье. Иван Тимофеевич поступил на учёбу в училище. Освоил профессию плотника. Несколько лет работал по специальности, был призван на службу в армию, попал в десантные войска. Отслужил 3 года в городе Каунас. Всё это время писал Нине Васильевне нежные письма. Вернувшись со службы, сделал ей предложение, молодые люди сыграли скромную свадьбу. Вскоре у них родилась первая дочь – Галина, чуть позже – Татьяна и Светлана. Прошли годы, дочери выросли и создали свои семьи.
- У нас шесть внуков и девять правнуков. Праздничные и выходные дни стараемся проводить всей семьёй. Тогда у нас в беседке целый детский сад собирается, - делится с нами Нина Васильевна.
В настоящее время Нина Васильевна и Иван Тимофеевич находятся на заслуженном отдыхе. У обоих более сорока лет трудового стажа. В деревне эта семейная пара пользуется уважением. Свободное время они посвящают воспитанию правнуков. Несмотря на проблемы со здоровьем, неизбежные в этом возрасте, продолжают трудиться в огороде, в саду, во всём помогая друг другу.


В.Г. Карнаухова

Карнаухова (Мезенцева) Валентина Григорьевна, 1935 г.р.
 
 
Я родилась 17 июня 1935 году в деревне Шумаково.
В 1936 год в стране был большой  голод. Папа хорошо работает плотником, столяром, он организует бригаду и едет с ней по стране искать где можно заработать. Остановились они в городе Милитополе, Запорожской области, Приазовского района.
В 1937 году мы с мамой, бабушкой, и двумя братьями Алешей и Гаврилом переехали к папе, в этом же году там, родилась сестра Зина. А в 1940 году осенью родился брат Иван. Летний день 22 июня 1941 года люди занимались обычными для себя делами. Никто и не предполагал, что многие жизни перечеркнет одно страшное слово – война.
В 1942 году папу  забирают на фронт, служил он в артиллерийском полку, дома остались бабушка, мама, сестра, я и три брата. Скоро папу госпитализируют, мама едет к нему в госпиталь. Мы оставались с бабушкой пока не приехала мама. Росли мы в условиях голода и холода, под свист и разрывы снарядов и бомб. Это был свой мир, с особыми трудностями и радостями, с собственной шкалой ценностей.
Вскоре пришел черед моим старшим братьям идти на фронт и защищать свою Родину. Алексей 1925 года рождения простившись с женой Любой и Гаврил 1927 года рождения простившись с нами ушли воевать. Оба брата служили в медсамбате.
Они вывозили раненых с поля боя. В очередной раз, когда братья выносили раненых во время боя Алексея ранили. Погиб Алеша в 1943 году.
А еще я вспоминаю как немцы пришли к нам в хутор.  Стояла осень жители села собирали на полях и огородах урожай. Мы вместе с мамой были тоже на поле. Видим бежит бабушка и кричит, мол бросайте все на свете, в Хотыевиче немцы. Все вокруг смешалось: люди метались из стороны в сторону, плакали дети, все вокруг померкло, это происходило в конце 1943 года. Фашисты к вечеру появились у нас в хуторе. Они чувствовали себя хозяевами, стреляли кур, гусей, били окна, забирали со дворов скот, жгли скирды с сеном и дома. Всех жителей хутора согнали в балку под хутором. Все жители были напуганы, голодные, кругом навис мрак от происходящего. Наутро бабушка с соседкой взяли детей и пошли на хутор просить у немцев краюху хлеба, чтобы накормить хотя бы маленьких детишек. Им навстречу шел немец, бабушка ему показывает на ребятишек и просит дайте хлеба, а он только смеется. Тут подошел власовец и говорит: ведите детей домой, а сами идите на кухню готовить еду для немцев. Долгое время мне и многим ребятишкам хотелось просто наесться хлеба. Но все это не те лишения и ужасы, что перенесли многие дети, потерявшие родителей, братьев, сестер, угнанные в фашистскую неволю.  В нашем доме немцы вели допросы, двух солдат расстреляли у нас на огороде. Как – то мама попросила у немца, сидевшего возле дома хоть, что нибудь одеться для дитей. Немец сидел играл на губной гармошке. Вдруг он стал стрелять в сторону мамы. Неподалеку стоял власовец, он крикнул: "Уходи или тебя застрелит". Потом еще они и  дом наш разбомбили.
Как - то вечером в наш хутор нагрянула советская  разведка. Вскоре началось наступление нашей армии. Немцы отступая забирали все что только можно: еду, вещи, скот. Вещами укрывали свои снаряды. С приходом нашей армии нам стало легче, они нас подкармливали, помогали чем могли.
Помню пошла я в 1 класс в 1945 году, мне дали в руки флаг, и мы пошли к сельскому совету отмечать 9 мая. Я отучилась полтора года, потом пошла в школу моя сестра Зина. В 1946 году в стране был голод, ходили собирали колоски, чтобы хоть как – то прожить. В этом – же году вернулся с фронта папа. Родители продают, все что можно и меня с бабушкой отправляют в деревню Шумаково. А в 1948 году и сами переезжают к нам.
Годы были тяжелые, кругом разруха, надо было все восстанавливать, заново обустраивать свою жизнь. Я приглядывала у своей двоюродной тетушки Евдокии Тихоновны за коровой и овцами. Еще помогала тете Поле, она была знаменитая свинарка, у них я топила печки, мыла полы. Три года работала в питомнике. В 1954 году в декабре умирает мама, а в 1966 папа.  В феврале 1955 году я вышла замуж за Карнаухова Николая Николаевича. В колхозе работал он на телятнике, подвозил корма.  К сожалению, в 1988 году 9 августа он умер. С 1955 года по 1993 год я работала дояркой, была передовицей. Сейчас на заслуженном отдыхе.
Мы, теперь уже пожилые люди, а в те годы – дети войны, уже реже собираемся вместе по состоянию здоровья и разговариваем на одну и туже тему: о нашем страшном детстве. Такое не забывается никогда. Это в нашей памяти как вчерашний день.
 
 
 


Н.С. Мошкин

Мошкин Николай Сергеевич, 1931 г.р.
 
 

Родился  я в деревне Стрелецкая Кромского района Орловской области в 1931 году. Мама – Мошкина Дарья Феногеновна 1904 года рождения. Отец – Мошкин Сергей Яковлевич 1901 года рождения.
В 1939 году вся наша семья уехала на Украину в Еленовку, в данный момент называется Докучаевск. Там я пошел в школу, окончил 1-й класс, а в 1941 году началась Великая Отечественная война. Отца призвали в армию. А мы остались вчетвером: мама, старший брат, сестра и я. Вот с этого и начались наши беды и страдания.
Летом 1941 года немцы заняли станцию Еленовку, где мы жили. Всё население взяли на учёт. Так как мы жили там меньше 3-х лет, нас выгнали обратно в Орловскую область. Но Орловская область ещё не была ими захвачена и они оставили нас до весны. Весной 1942 года маму вызвали в полицейский участок и приказали немедленно ехать на свою родину, т.е. в Кромы. Вот так нашу семью и выгнали со станции Еленовки.
Добирались долго. На тачках везли весь свой багаж. Немцы не пускали нас в крупные населенные пункты, а посылали в объезд. А это сколько лишнего пути! Трудно было! Еду, которую взяли с собой, съели. Начали продавать одежду, и к концу нашего пути у нас осталась почти пустая тачка.
Перед Курском шли полем и попали на ячменное поле. С нами шел старичок – Ерёмин Василий, он и говорит: «Остановимся здесь, соберем немного колосьев да сварим  зерна». Мы были голодные. Ели разную траву, даже колючку. Начали собирать колоски. А я отошёл подальше, набрал горсти две колосьев. Глянул в сторону, вижу: лежит полевая сумка. Я тогда не знал, что это за сумка. Открываю и вижу две толкушки и десятка 4-5 патронов от винтовки. Патроны я знал, что это такое, а вот толкушки я не знал. Я обрадовался и побежал к тачкам, неся сумку и толкушки. Когда я подошёл, дедушка Вася увидел меня, побледнел и присел на корточки, а сам говорит: «Коля, Колечка, где ты взял сумку и эти…». Он боялся сказать, что это такое. Я с гордостью отвечаю: «Нашел вот сумку, буду побираться с ней. А это толкушки, картошку толочь мама будет». Он осторожно подошёл ко мне и говорит: «Покажи пожалуйста, толкушки». Я и отдал ему их. Он выпрямился, вздохнул. «Ох, Коля, если бы ты тряхнул их посильнее, мы все бы погибли. Это же гранаты и на боевом взводе». А я откуда знал, что это гранаты? Я их никогда не видел. Дедушка Вася говорит: «Пошли отсюда, может быть где в деревне заночуем». И так мы пошли дальше. Дорога была песчаная, тяжёлая. Дошли до деревни, не помню какой, переночевали и пошли дальше.
В Курск нас не пустили, направили в объезд. А у нас тачка была тяжёлая, колеса были литые, чугунные, утопали в песке. Увидел один дедушка и говорит матери: «Хозяюшка, не дойдешь ты до дома со своей тачкой, возьми мою легкую, а эту оставь». Правда, тачка оказалась легкая, в песке не утопала. Так мы пошли дальше. Дошли до села Тросна. Наш обоз начал распадаться. Дедушка Вася был родом из Змиёвки и ещё присоединившиеся к нам  три семьи. Они говорят: что им ближе по Проворотской дороге. Потом ещё две семьи отошли в Гостомле, направились на Гуторово. К вечеру мы пришли в Кромы и в свою деревню Стрелецкая. Пришли к маминой сестре Матрене. Она нас увидела, всплеснула руками и говорит: «Даша, ты ли это или нет? На вас только кожа да кости. Вы же голодные. Пошли домой, я вас покормлю».
Мы поели, отдохнули с дороги, да так и остались у тети жить. К осени мы перешли жить в заброшенную хатенку, староста посоветовал маме, говорит: «Ты женщина хорошая. Обмажешь, подделаешь своей семьёй и будешь жить». Хороший был старичок, всей деревней его выбирали, не соглашался он старостой быть, да народ его упросил и он согласился. Выделил нам Иван Моисеевич 20 соток. Участок, с уже  посеянной рожью. Так мы стали обживаться.
Немцы лютовали, они отбирали все: молоко, яйца куриные. Свиней со двора забирали и резали или стреляли в них. Телят, овец – всех забирали. Днем люди ходили, работали. А с вечера и до утра – комендантский час. Они патрулировали. Поймают ночью –  думают, партизан и расстреливали сразу же.  Вот так мы и жили  до 1943 года под страхом смерти.
Однажды мы, ребятишки, играли в салочки возле колодца. А он был глубокий, метров 20 глубины. Смотрим, едут немцы на велосипедах. Нам бы надо было убежать, а мы наоборот, высмотрелись на это шествие. Они подъехали к колодцу, посмотрели – глубокий и нам говорят: «Ком, киндер». И показывают таскать им воду. Что нам делать, подчинились. Не помню, сколько ведер мы вытащили. Они вымылись. Смотрим, ещё подъехали человек пять. Когда я оглянулся, моих приятелей уже нет, я один остался. Хотел поставить ведро потихоньку, но цепь зазвенела о ведро. Я побежал через дорогу к своему домику. Слышу, кричат: «Киндер, ком!». Не оглядываясь, бросился за угол хаты. В это время раздался выстрел. Слышал, что пуля попала в угол хаты. За хатой росли лопухи, были заросли лопухов, были и молодые и старые. В средине репейника был окоп метра 2 глубины. Я и бухнулся в него, и замер на дне. Немцы подошли к зарослям, но не полезли в них. Из автомата построчили и ушли. Я лежал там до самого вечера. Темнеть стало. Слышу, мама зовёт меня: «Коль, Коля, где ты?» А я боюсь отзываться. Потом потихоньку сказал: «Мам, я тут, в окопе». «Вылезай скорей, иди домой, наверно замерз. Что же ты тут сидишь?» Я говорю: «Мам, а немцев у нас нет?». Она говорит: «Один сидит, собирается ужинать». Я говорю, что не пойду в хату. Ведь она ничего не знала, что случилось. Потом мама пошла впереди а я за ней сзади. Как только зашли в хату, он глянул на меня и сразу: «Ком» и пальцем завет к столу. Что делать? Я подошёл. Он меня поймал за ухо и начал тянуть так, что кровь потекла. Но я не заплакал. Мать подошла, говорит: «Пан, он маленький, за что вы его так?» Он ничего не сказал, но отпустил. А на меня как крякнет, век не забуду. Я быстро залез на печку. Ухо болит, кровь сочится. Не помню, когда я уснул. А когда утром проснулся, его у нас уже не было. Так я был на волоске от смерти.
Немцы были очень злые, как звери. А перед тем, как их выгнали из Орла, они совсем озверели. Хотели всю молодежь угнать. Несколько семей собрали и погнали по большаку в направлении Сосково. Когда мы прошли километра 2 от деревни, нас заметили наши летчики. Немцы видят, что самолеты делают второй круг, бросились в лог под кусты, а мы бросились в другую сторону в кустарник и спрятались в зарослях. а там уже были наши люди. Они дали нам лопаты и говорят: «Копайте себе окопы, скоро наши придут, освободят нас». Мы вырыли себе окопы и стали в них жить. Через три дня на рассвете мы увидели наших солдат. Они сказали, что они разведка. А нам сказали, чтобы мы никуда не ходили, потому что,  все лога заминированы, вам тогда скажут, когда можно будет домой идти.
 5 августа 1943 года встретили разведчиков, а 6 августа Кромы были полностью освобождены от фашистских захватчиков.
7 августа 1943 года мы подошли к своей деревне. То, что мы увидели, никогда не забудешь: валялись убитые лошади, несколько пушек увидели в домах. Все двери открыты, стекла в домах выбиты. Стоял смрадный запах от лошадиных тушь, а их было штук 20 только на нашем краю, а может и больше. А что творилось в деревне, не знаю, нас в деревню не пустили, сказали, что все кругом заминировано. Пришли машины. На них погрузили туши  и увезли, не знаю куда. Пришли минеры, осматривали каждый дом, погреба, сады, потом перешли на поля. Сколько же там было мин! И противопехотные, и противотанковые! Километров 7 от деревни было танковое сражение, говорили солдаты минеры. Штук 30 танков подбитых и немецких и наших было.
Примерно 10 августа 1943 года над нашей деревней завязался воздушный бой. Я был за садом своего дома и смотрел, как самолеты кружатся друг за другом.  В это время я ощутил легкий удар в бровь. Не придав этому значения, продолжал смотреть на самолеты. Когда почувствовал, что глаз правый застилает что-то, я провел ладонью по брови. Мой палец провалился в глаз. Только тогда я испугался и подумал, что остался без глаза и быстро опрометью побежал домой. Мать увидела кровь на лице: «Что случилось?» А я что скажу… Она осмотрела меня, завязала платком… Куда идти?.. Больница не работает, идти некуда… Но, ничего, глаз остался хорошим, только бровь стала двойной, да нерв глазной затронуло. Вот так моё любопытство обошлось боком.
Прошло немного времени, и образовался колхоз «Рабочий строитель». Председателем был назначен Лаврушин, а бригадиром – Иван Андреевич, мы звали его «совой». Он всегда видел, что делается в колхозе. Когда он спал, я не знаю. А жил он на краю деревни  в полуземлянке. Утром придет председатель, а он  докладывает что сделано и где неполадки. Вот он-то и посоветовал маме наняться караулить колхозных  овец и заодно хозяйских.  К этому времени пригнали в колхоз овец, откуда не знаю. Говорили, что Зинаида Андреевна Черепова, она была заведующей фермы до войны,  угнала колхозный скот, чтобы не достался врагам.  Как она его сохранила и как вернула в родной колхоз, знала она и её муж Андрей Никитович, проработавший в колхозе  ветврачом до самой своей смерти.
Так мы с мамой стали пастухами и проработали три года. А сколько было мучений… Каждый день на овец нападали волки. То одну, а то две овцы резали. Страшно было! Мне 13 лет и я с палкой в руках иду на волка и прогоняю его. Однажды утром выгнали стадо к логу.  Я шел по опушке и нашел окоп. Заглянул в него и  увидел винтовку немецкую.  Вытащил её, она совсем новая. Решил сделать из неё «обрез». До этого слышал от взрослых:  если отпустить в воду винтовку, покуда  тебе надо, и выстрелить, ствол отвалится, покуда был в воде. Я так и сделал.  Но не знал, что держать надо очень крепко. А когда выстрелил, то почувствовал боль в руке и плече. Сильная отдача отбила мне и руку, и плечо. Но ствола: как и не было, остался куцый  ствол и приклад. После подпилил приклад и получился обрез. Вот с ним и я стал караулить овец. При мне волки больше не резали овец, видно боялись выстрелов.
В 1943 году мама получила похоронку на отца, в которой было написано, что отец погиб в начале марта 1943 года и похоронен в братской могиле на Новодевичьем кладбище в Москве.


Н.М. Ложкина

Ложкина (Мартынова) Нина Михайловена, 1932 г.р.
 
  
Нина Михайловна родилась в семье крестьян Мартыновых Михаила Максимовича и Александры Фёдоровны.
В 1931-32 годах родители вступили в колхоз, а до этого жили единоличным хозяйством. Жили одной большой семьёй в семье мужа с его матерью Мартыновой Федосией Сергеевной, где кроме их семьи жила семья ещё одного сына, Ивана Максимовича. Отец сыновей, Максим Фёдорович подорвался на мине, возвращаясь с первой мировой войны. Семьи росли, в них рождались дети. Семья родителей Нины Михайловны, отделилась, стала жить собственным хозяйством. Из дочерей Нина была старшей в семье, через пять лет родилась Валентина, затем Раиса, а самый старший сын умер в раннем детстве от скарлатины.
Родители работали в колхозе, а за детьми присматривала бабушка Федосия Сергеевна, всех внуков у неё было 16 (двух сыновей и дочери). Крестьянский труд был очень тяжёлым, а так как родители детей были приучены сами с самого раннего детства к труду, приучали  и своих детей с раннего возраста помогать старшим не только по дому, но и в поле.
В 1940 году Нина пошла в Дьячьенскую начальную школу. Учёба ей сразу понравилась. Особенно ей нравилось писать крючки и палочки. Они у неё получались ровные и красивые. Отец часто садился рядом и смотрел, как пишет дочь, подчерк у неё был красивый, да и старалась девочка учиться. Он гладил её по голове и часто говорил: «Вот вырастишь, я тебя отдам учиться в учителя. Учительницей у меня будешь».
Но жизнь распорядилась по -  другому. В 1941 году весной отца забрали на 45-дневные военные курсы в Орёл. Не успел окончить курсы, началась война. В воскресный июньский день его две двоюродные сестры пошли его навестить, а его уже в Орле не было.
.... Когда в  деревню пришли фашисты, то жителей особо не трогали, но жестокость захватчиков чувствовалась, даже в их взгляде.
Где – то в конце июля жителей выгнали из домов и погнали по дороге на Семёнково. Семья Нины Михайловны ехала на корове. Так начинались долгие скитания семьи по военным дорогам. Рядом на лошади ехала семья дяди, бабушка ехала с ними. Одна из бабушкиных невесток была родом из Семёнково, она и предложила переночевать у своих родственников. Наутро всех снова погнали вперёд на Кромы. Но советские войска перерезали путь, и немцам стало труднее идти с обозом людей, хотя они и гнали их пред собой, как живой щит. Семье Нины Михайловны и ещё нескольким подводам удалось свернуть в лог, там они и остановились, а остальные пошли дальше. Люди стали копать хоть какие-то убежища, накопали землянок, сделали шалаши. В это время шли сильные дожди. Через головы летали снаряды. Маленькая Нина, дрожа от холода и страха, прижималась к земле. Однажды целый день стреляли, к вечеру затихло, и вдруг в стороне села Короськово раздался сильный взрыв, над горизонтом поднялось чёрное облако. Подумали, что же там могли взорвать, потом узнали, что это была взорвана церковь.
И вот в один из дней уже на рассвете послышались в вдалеке голоса. Пока их нельзя было различить, сердце забилось в страхе, что будет. Из тумана стали появляться люди, стала слышна отчётливо русская речь, это шёл отряд советских солдат. Они стали обнимать людей, целовали детей, брали их на руки. По их суровым лицам текли слёзы, ведь где-то далеко  были их семьи, их дети. Они сказали, что немцев отогнали, и они могут возвращаться домой. Обрадованные люди стали грузить свой нехитрый скарб на телеги и возвращаться домой.
А дома? Дома семьи Нины Михайловны не было. Он был разбит, а бабушкин дом остался невредимым. И они стали снова жить вместе. Лошадь дядину забрали на фронт как и его самого. Жизнь была очень тяжёлая, хлеб пекли из травы, да и тот не вволю.
В 1944 году возобновились занятия в начальной школе. Хотя самой школы как таковой и не было. Учились по хатам.  Когда Нина закончила 4 класса, она пошла учиться в Моховскую семилетнюю школу. После окончания школы у девочки планы не сложились по её желанию, и ей пришлось идти работать в колхоз. Так рано началась взрослая жизнь. Как в прочем и у всех детей войны. Никто не смотрел, молодой ты или старый, все работали одинаково. Сеяли, пахали, брали пеньку, мочили замашки.
Позже Нина Михайловна вышла замуж. Муж, Ложкин Владимир Ильич, ветеран войны, работящий, заботливый. В семье один за другим родилось четверо детей. Дети воспитывались в заботе и в любви к труду, окончив школу, поразъехались кто куда. Сын в Москве, две дочери в Орле, одна дочь в Питере. Муж умер, Нина Михайловна живёт теперь в Орле, ей дали квартиру, как жене ветерана. У неё теперь пятеро внуков и трое правнуков.


вторник, 2 февраля 2016 г.

Л.А. Головина

Головина Лидия Александровна, 1935 г.р.
 
 
Когда началась Великая Отечественная война 1941-1945 годов, Лидие Александровне было 5 лет и 5 месяцев. Она помнит, как их родственники сидели на крыльце соседнего дома, и все смотрели в небо. Там постоянно летали самолёты. Они, дети, очень боялись их гула. Папа, Авдеев Александр Ильич, 1906 года рождения, был призван в армию накануне войны, осенью 1939 года. Тогда началась война с финнами. В ней он участвовал в боях за остров Васи Касаари погиб 9 марта 1940 года. А война с финнами закончилась 10 марта 1940 года, т.е. на следующий день. Так они остались сиротами. Лиде тогда было 4 года и 3 месяца, брату – 1 год и 7 месяцев, старшей сестре – 13 лет.
Немцы в село Шарыкино вошли где-то в октябре 1941 года. Шесть из них поселились в их доме, который считался очень хорошим. Отдельно были спальня, кухня, общая комната. В общей комнате они и поселились. В доме были кирпичная плита и русская печь.
"Некоторые немцы к нам относились равнодушно, а один постоянно ругал нас, и мама всегда детей тащила на кухню или в коридор".
Немцы иногда исчезали и снова появлялись. В один из дней они взяли в плен наших русских солдат, посадили их в холодный сарай, некоторые из них сбежали. Немцы начали обход всех домов, искали пленных. У них тогда был дома  двоюродный брат, Авдеев Иван Дмитриевич. Мама, чтобы немцы не приняли его за пленного и не расстреляли, начала его прятать. Брат лёг на печь, они положили на него подушки и сами легли на них, как будто спать. Брат из-за подушек не был виден, так они его спасли. На следующий день он полями ушёл на посёлок Ясная Поляна. А задержанных пленных русских фашисты расстреляли на бугре посёлка. Всех жителей гоняли смотреть на расстрел. Запугивали.
В июне 1942 года немцы устроили «праздник». У нас лес от дома в 200-х метрах. Согнали туда под дулами автоматов всех жителей. Маленькая Лидия села вместе с детьми в лог у леса. Там устроили танцплощадку, подчистили траву, окопали её рвом. Танцевали под аккордеон. Они, зрители, – родители, дети, старики, сидели, как будто в ложах. На двух сторонах оврага были сделаны из земли как бы лавочки. Одна наша красивая девушка с фашистами танцевала. Звали её Верочка Голованова. Когда немцы развлекались, наши разведчики из леса наблюдали за ними. Так тогда рассказывали взрослые.
Ещё она помнит, как один лётчик из Москвы был ранен, его самолёт был сбит немцами. Раненого прятала семья Головановых из села Шарыкино. Выжить ему не удалось. Он умер у них. Его похоронили в логу, недалеко от дома Головановых. После войны, когда в логу убирали сено, к этой могиле всегда подходили жители и кланялись погибшему лётчику за подвиг во имя Родины.
После того, как наши войска стали гнать фашистов с наших краёв, немцы начали жителей гнать в Германию. Сгоняли на луг в деревню Колки, ближе к селу Глинки.
"В это время началось сильное наступление войск, и мы с дедушкой и дядей  во время бомбёжки попали в лог. Когда начались сильные боевые действия, мы спрятались под телегу с нашими вещами, и там сидели часа три. Когда мы вылезли из-под телеги, в ней был много осколков, которые застревали и в наших вещах. Благодаря чему мы и остались живы. Потом немножко стихло. И наши родственники стали копать окоп".
 Лида помнит, что он был буквой Г. Потом снова началась бойня. Они  тогда уже сидели в окопе. Снаряды летали вокруг них и попадали прямо на пшеничное поле, которое загоралось. Самолёты наши постоянно бомбили, немцы отступали по гористой местности, бежали на Запад. В этом логу было много людей. Одна девушка, по фамилии Разуваева из села Ржава, начала махать белым платком, чтобы их не бомбили. Немецкие лётчики тогда её расстреляли. Ей было 20 лет.
Когда наши войска стали гнать немцев дальше на Запад, их отправили в сторону колхоза «Восток», где были уже наши войска. Лидия Александровна помнит, как мама давала им с братом сумочки, там были сухари. И шли они в «Восток», где был посёлок Парный. Там они просидели всю ночь под дождём под каким-то кустом. Утром встало солнце, дождь прекратился, и появились наши солдаты. Они брали детей на  руки, угощали, чем могли. Но особенно Лиде запомнился гороховый суп, которым они их накормили. Он до настоящего времени кажется ей самым вкусным, ведь они были голодные.
Потом они пошли в село Бельдяжки, где был дом бабушки, он сохранился. Мама пошла одна домой, в деревню Шарыкино, посмотреть, что там с нашим домом. Приходит со слезами, всё немцы уничтожили, дом сгорел, надворные постройки тоже, сад вырублен, жить негде. В деревне остались только три дома. И все же они пошли в свой дом, на свою усадьбу, стали жить в подвале, благо что кое-какие вещи были закопаны в земле и не сгорели. Зимовать им пришлось в посёлке Фоминка, у знакомой. Муж её был на фронте, а с ней было трое детей.
Весной стали строить свой дом из сарая, который остался у дедушки. Был сильный голод. Им приходилось собирать колоски. Но их не разрешали собирать, всё время их прогонял бригадир. Так выживали. А сестра тем временем была угнана немцами копать окопы зимой в село Чувардино, где погибли наши тихоокеанские моряки. Они лежали все замёрзшие, у многих были документы. Сестра говорила, что многие моряки были из Москвы.
После войны  им приходилось много работать. Сами копали огороды, торф копали и сушили, чтобы отапливать дом и готовить еду. Люди тогда были очень дружные, делились друг с другом всеми продуктами, одеждой. Лида окончила школу с отличием. Поступила учиться в Орловский финансово-кредитный техникум. Сначала  платили за обучение 10 рублей в месяц, потом её освободили от уплаты, так как у неё погиб папа на войне. Во время учёбы приходилось часами стоять в очереди за хлебом. Один учит, другой стоит за хлебом, и так по-очереди. Много раз гоняли в городе Орле работать на элеватор, рыли траншеи для водопровода на улице Гоголя. Ездили в колхозы на уборку урожая.
А особенно много приходилось работать на разборке завалов для строительства техникума. Там ведь были подвалы, где немцы содержали пленных, кругом были надписи «Умираю, но не сдаюсь!» Находили и трупы убитых. Там было гестапо, это площадь Карла Маркса в Орле.
"Так мы отрабатывали по 20 дней во время каникул. Учиться нам не пришлось в новом техникуме. Сейчас это Банковская школа. Учились мы в красном здании, что со стороны реки Орлика. Ходили всё время в техникум по пропускам, так как там располагался областной банк".


З.И. Ильина

Ильина (Рекова) Зоя Ивановна, 1933 г.р.
 
 
    Родилась Ильина (Рекова) Зоя Ивановна, в большой деревне Черкасская Кромского района Орловской области в голодном 1933 году. До войны в деревне проживало много народа, было много парней и девчат. Вечером молодёжь собиралась на лугу, танцевали под гармонь, выбивали  дроби под звонкие, озорные частушки.  Селяне обладали неповторимым чувством юмора, любили пошутить. Народ умел трудиться, работали с большим энтузиазмом, верили в  светлое будущее для себя и  своих детей. В каждой семье воспитывалось по 4 и более детей.
      В июне 1941 года объявили о нападении фашистов. Зое Ивановне было в то время 7 лет, она сильно заболела брюшным тифом. Чудом выжила, так как  лечения никакого тогда не было. Все сидели в подвалах, прячась от бомбёжки. Когда немцы пришли на территорию деревни Черкасской - в их дом не заходили, знали, что там болеют тифом. Но тем не менее полицаев это не останавливало, они  стали требовать отдать корову, забрали всю живность.  
        После болезни Зоя стала помогать маме по хозяйству. Ведь все мужчины ушли на фронт,  отец попал на Сталинградский фронт. Во время войны все дети, уже с 10 лет трудились, не покладая рук: перевозили копны сена для животных, хотя их и оставалось мало, выбирали посконь из конопли, затем мочили, сушили, затем ткали и вязали пряжу, собирали колоски. В 12-13 лет работали наравне со взрослыми. Из самых тяжёлых работ  были: косовица сена, посев ржи. Они ходили в ночную молотить на барабанных молотилках, подавали снопы, задыхаясь от пыли, носили тяжёлые ящики с зерном с тока на склад.
      Но самое страшное произошло с её семьёй, когда немцы всех выгнали из дома. Полицай, который жил по соседству, сообщил в полицию, что их отец партизан. Фашисты устроили обыск, в доме всё перевернули. На на их  счастье пришёл староста Булгаков, он всех утихомирил, отдал какое-то письмо офицеру немцу и  семья - 5 человек - остались живы. Не помня себя, от страха и пережитой опасности, мама схватила  детей, повела в дом, накормила, закрыла двери… и вот тогда они горько расплакались и вместе с ними мама.
         В 1952 году Зоя поступила в Глазуновский сельскохозяйственный техникум, который закончила с отличием. Затем - учёба в Тимирязевской сельхозакадемии, в Мичуринском плодоовощном институте. Работала агрономом Кромского Межрайонного отделения ССО (Сортсемовощ), главным агрономом совхоза «Кромской», директором Кромского райпищекомбината. В 1971 году поступила заочно в аспирантуру Тимирязевской академии и перешла работать в Кромское межрайонное отделение «Сортсемовощ». 1971-1988 годы работала начальником Кромского межрайонного отделения «Сортсемовощ».