Н.В. Позднякова (Сальникова)

Позднякова (Сальникова) Нина Васильевна, 1932 г.р.

 

 

Нина Васильевна родилась в деревне Дьячье Кромского района Орловской области 10. 09. 1932 г. в семье крестьян Сальниковых Василия Алексеевича и Анастасии Дмитриевны. В семье было четверо детей: 3 сына и дочь Нина. Она закончила Дьячьенскую начальную школу. А дальше продолжить обучение не смогла, ей пришлось идти работать в колхоз.

Когда началась война, девочка пошла в первый класс, затем учёба прервалась. В деревню пришли фашисты. Они ходили по деревне и собирали продукты, но жителей особо не обижали. Но работать на них заставляли постоянно. Зимой чистили дороги. А летом копали окопы.

Нина Васильевна помнит, как что-то произошло у взрослых, они тогда о чём – то перешёптывались. С опаской куда–то уходили. И только повзрослев, узнала она, о том,  как её родная тётя спасла жизнь советскому лётчику. Его сбили на её огороде, она притащила его домой, спрятала и выходила. И как только он смог ходить, ушёл ночью. Спустя много лет, когда уже умерла её тётя Дуня, говорят, приезжал то ли он, то ли его родственники в деревню, но все были на колхозном поле и никто не смог рассказать что-то толковое об этом визите.

О приближение фронта стали догадываться из-за участившихся обстрелов, через деревню на Каменец стало идти больше техники, а фашисты стали заметнее злее.

Когда фронт подошёл  ближе, немцы начали собирать народ, что бы отправить их в Германию, не обошли они и дом Сальниковых. Погрузила семья кое-какие вещи на телегу, и поехали вместе со своими односельчанами. Колонну постоянно обстреливали наши войска, но заметив, что среди немцев идут и русские люди, прекращали. Фашисты этим пользовались и гнали их, как живой щит.

Гнали логами. Дети в страхе сидели на повозках, смотрели по сторонам, плохо понимая, куда их гонят и что их ждёт впереди. Постоянно хотелось есть, еду которую взяли с собой взрослые экономили.

...После скитаний вернулись домой и с радостью увидели свой дом целым. Начали помогать своим односельчанам, которые уже вернулись восстанавливать их хозяйства. Работали все вместе. Еду, а часто и ночлег делили с соседями. Нина Васильевна вспоминает, все были полуголодные, полураздетые, но очень дружные. Если кто-то получал письмо с фронта, читали всей деревней, а уж если похоронка пришла, то стон и плач стоял кругом. Вот так и возвращались к мирной жизни. И хотя война ещё не закончилась, люди верили, что к ним она уже не вернётся, что мы обязательно победим, а ещё каждый верил, что их солдат вернётся живым, даже те, кто уже получил похоронку.

Когда узнали об окончательной победе, сначала все очень плакали, а потом уже почувствовали радость. Взрослые пели, плясали, а детворе было весело вдвойне, ведь за последние годы их мамы совсем не смеялись и не веселились. Взрослые давали детям какие тогда были возможны угощения. Малышне казалось, что вкуснее этого они никогда ни чего не ели.

Её отец, Сальников В. А. вернулся с фронта в 1945. До войны он ухаживал за лошадьми, и на фронте он был старшим повозочного взвода снабжения. Пришёл с медалью «За боевые заслуги». И после войны все лошади в их бригаде колхоза «Коммунар» были под его ответственностью.

Здоровье у мамы после войны ухудшилось и Нина, закончив, 3 класса Дьячьенской начальной школы вынуждена была пойти работать  в колхоз.

Работала наравне со взрослыми, многие жалели её, но были и такие, которые считали, раз пошла работать, так пусть работает как все. Ночью плакала, потому что всё болело, а утром снова шла на работу. Были и праздники, тогда Нина забывала всё. И пела, и плясала опять же наравне со взрослыми. Наверное и приметил тогда невысокую ростом молоденькую девушку гармонист из посёлка Ивановский. Вскоре поженились, жила со свекровью, здесь же жила и семья старшего брата. Семья была большая, но все ладили. А вот как в семьях пошли дети, стало тесно. И семья Поздняковых Василия Ивановича и Нины Васильевны с Ивановского перешла в Дьячье. Муж не только был один из лучших гармонистов в округе, но человек с «золотыми» руками. Недаром много лет проработал он бригадиром. Люди уважали его, шли к нему за советом.

В семье Поздняковых трое детей: сын и две дочери. Вот уже несколько лет, как не стало Василия Ивановича. Нина Васильевна живёт одна, её не оставляют дети и внуки, а теперь уже и правнуки всегда с удовольствием едут отдохнуть и помочь бабушке Нине.

Нина Васильевна не смотря на свои годы такая же трудолюбивая и весёлая.

 



И.Т. и Н.В. Трифоновы

Трифоновы Иван Тимофеевич и Нина Васильевна

 

Оба они родились, выросли и всю жизнь прожили в деревне Коровье Болото, знали друг друга с раннего детства, так как жили в соседних домах.

В августе 1941 года мужчин стали забрали на фронт. Сначала ушёл отец Нины Васильевны, а спустя два месяца призвали отца Ивана Тимофеевича. В деревне остались только женщины, старики и дети. 

- Домом это трудно было назвать,  хатка маленькая, два окошка, а ютились в ней мать с отцом, я, сестра Надя, бабушка с дедом. Всегда удивляюсь, насколько крепка детская память. Когда началась война, мне шёл шестой год. Я во все глаза смотрела на оккупантов, тогда они мне казались такими страшными, вроде чертей, про которых бабушка рассказывала. Однажды погнался за матерью фашист, так как она в разговоре с моей тётей упомянула партизан. Что тут началось! Фриц преследовал её до самого дома, она успела укрыться в чулане, который я ещё поленом подпёрла и тряпьём заложила. Когда изверги забрали нашу корову и погнали в общее стадо, бабушка крепко взяла меня за руку и пошла следом за солдатами. Они это заметили, вскинули автоматы, а она не испугалась, стала просить: «Пан, пан, верни животину, дети у нас маленькие» и жестом на меня указала, - вспоминает Нина Васильевна. - Немец призадумался на мгновение, но всё же разрешил Лукерье Марковне, моей бабушке пройти по стаду и забрать корову. Семья наша  пережила страшный голод благодаря своей бурёнке, тогда как многие вокруг пухли и умирали от недоедания.

Немцы пришли в деревню в начале зимы. Офицеры и солдаты занимали, понравившиеся им хаты, людей, естественно, выгоняли на улицу. Несчастным приходилось искать пристанище у родственников, соседей, рыть  землянки, окопы. Фашисты вырезали домашнюю живность, птицу, тащили припасы, не чурались ни чем. Неоднократно жителей сгоняли за речку, отбирая молодых, здоровых женщин, подростков, для работ в Германии. Мама Нины Васильевны спасла двоюродную сестру, передав ей на руки своего маленького ребёнка. Женщин с детьми в первое время не забирали, считая обузой. На территории деревни с завидной регулярностью разрывались снаряды сброшенные с самолётов, ночами свистели пули, всё чаще гремела канонада, да полыхал огнём горизонт. Однажды со стороны деревни Самохвалово фашисты гнали советских военнопленных. Маленькая Нина, всем своим сердечком переживая за отца, стояла на обочине дороги и пытливо вглядывалась в истощённые лица, проходивших мимо незнакомых мужчин. Она смотрела и ждала, вдруг отец появится. Потом побежала во двор, взяла котелок, набрала воды и, вернувшись обратно, протянула его пленным. Так девчушка бегала несколько раз, пока колонна не скрылась из вида.    

- Немецкие солдаты вели себя свободно, можно сказать нагло. Части постоянно менялись, так как шло наступление на Москву. Немецкий штаб располагался в нашей хате, чем-то она им приглянулась. Сенцы были заставлены непонятной аппаратурой, по полу тянулись провода от рации, имелся даже патефон. Они могли и конфетой угостить, бросив её на землю, а иногда и припугнуть автоматом, или швырнуть пребольно сырой картофелиной прямо в лоб. Около хаты стоял стог сена, припасённый для лошадей. Однажды наша корова забрела к фашистам и стала есть это сено. Фрицы её пристрелили, а мясо на кухню отправили. Помню, как мать моя рыдала, ведь вся семья осталась без кормилицы, - рассказывает Иван Тимофеевич.

- Как прожили мы эти годы, я не знаю, счастье, что остались живы. Летом 1943 года фашисты стали отступать. Помню, этому предшествовало появление четырёх разведчиков. Они, обросшие и оборванные, появились в деревне, якобы для того, чтобы сдаться. Немцы их в штаб повели, а надо было пройти через всю деревню, да ещё и реку вброд перейти. Солдаты одного фрица утопили и успели скрыться. Я это хорошо запомнила, потому что всё происходило на наших глазах, - продолжает Нина Васильевна.

- Немцы уходили в спешке, сжигали хаты и минировали погреба. Моя мать, Мария Фёдоровна, встала на погреб, чтобы её было видно, прижала нас к груди и стала неистово молиться, а тётка с иконой на пороге застыла. Немцы прошли мимо, дом не тронули. А затем советские войска стали наступать, деревню освободили. Только долго ещё сапёры работали. Когда местность разминировали, нам разрешили вернуться в свои дома, - со слезами на глазах продолжила Нина Васильевна.

...Закончилась война….  Вернулся домой отец Нины Васильевны, а вот мать Ивана Тимофеевича мужа не дождалась. В 1943 году она получила «похоронку», где сообщалось о том, что погиб он в Брянской области на реке Десна.

В тяжёлое послевоенное время дети не имели возможности учиться, так как надо было поднимать разрушенный колхоз. Нина Васильевна и Иван Тимофеевич закончили только шесть классов Коровье-Болотовской школы. Затем Нина Васильевна пошла работать наравне со взрослыми женщинами, отец отправил её зарабатывать трудодни. Она трудилась телятницей и скотницей на ферме, летом помогала в поле – тяпала, полола, скородила. Ездила на заработки в Москву но, проработав некоторое время, сильно подорвала здоровье. Иван Тимофеевич поступил на учёбу в училище. Освоил профессию плотника. Несколько лет работал по специальности, был призван на службу в армию, попал в десантные войска. Отслужил 3 года в городе Каунас. Всё это время писал Нине Васильевне нежные письма. Вернувшись со службы, сделал ей предложение, молодые люди сыграли скромную свадьбу. Вскоре у них родилась первая дочь – Галина, чуть позже – Татьяна и Светлана. Прошли годы, дочери выросли и создали свои семьи.

- У нас шесть внуков и девять правнуков. Праздничные и выходные дни стараемся проводить всей семьёй. Тогда у нас в беседке целый детский сад собирается, - делится с нами Нина Васильевна.

В настоящее время Нина Васильевна и Иван Тимофеевич находятся на заслуженном отдыхе. У обоих более сорока лет трудового стажа. В деревне эта семейная пара пользуется уважением. Свободное время они посвящают воспитанию правнуков. Несмотря на проблемы со здоровьем, неизбежные в этом возрасте, продолжают трудиться в огороде, в саду, во всём помогая друг другу.



В.Г. Карнаухова

Карнаухова (Мезенцева) Валентина Григорьевна, 1935 г.р.

 

 

Я родилась 17 июня 1935 году в деревне Шумаково.

В 1936 год в стране был большой  голод. Папа хорошо работает плотником, столяром, он организует бригаду и едет с ней по стране искать где можно заработать. Остановились они в городе Милитополе, Запорожской области, Приазовского района.

В 1937 году мы с мамой, бабушкой, и двумя братьями Алешей и Гаврилом переехали к папе, в этом же году там, родилась сестра Зина. А в 1940 году осенью родился брат Иван. Летний день 22 июня 1941 года люди занимались обычными для себя делами. Никто и не предполагал, что многие жизни перечеркнет одно страшное слово – война.

В 1942 году папу  забирают на фронт, служил он в артиллерийском полку, дома остались бабушка, мама, сестра, я и три брата. Скоро папу госпитализируют, мама едет к нему в госпиталь. Мы оставались с бабушкой пока не приехала мама. Росли мы в условиях голода и холода, под свист и разрывы снарядов и бомб. Это был свой мир, с особыми трудностями и радостями, с собственной шкалой ценностей.

Вскоре пришел черед моим старшим братьям идти на фронт и защищать свою Родину. Алексей 1925 года рождения простившись с женой Любой и Гаврил 1927 года рождения простившись с нами ушли воевать. Оба брата служили в медсамбате.

Они вывозили раненых с поля боя. В очередной раз, когда братья выносили раненых во время боя Алексея ранили. Погиб Алеша в 1943 году.

А еще я вспоминаю как немцы пришли к нам в хутор.  Стояла осень жители села собирали на полях и огородах урожай. Мы вместе с мамой были тоже на поле. Видим бежит бабушка и кричит, мол бросайте все на свете, в Хотыевиче немцы. Все вокруг смешалось: люди метались из стороны в сторону, плакали дети, все вокруг померкло, это происходило в конце 1943 года. Фашисты к вечеру появились у нас в хуторе. Они чувствовали себя хозяевами, стреляли кур, гусей, били окна, забирали со дворов скот, жгли скирды с сеном и дома. Всех жителей хутора согнали в балку под хутором. Все жители были напуганы, голодные, кругом навис мрак от происходящего. Наутро бабушка с соседкой взяли детей и пошли на хутор просить у немцев краюху хлеба, чтобы накормить хотя бы маленьких детишек. Им навстречу шел немец, бабушка ему показывает на ребятишек и просит дайте хлеба, а он только смеется. Тут подошел власовец и говорит: ведите детей домой, а сами идите на кухню готовить еду для немцев. Долгое время мне и многим ребятишкам хотелось просто наесться хлеба. Но все это не те лишения и ужасы, что перенесли многие дети, потерявшие родителей, братьев, сестер, угнанные в фашистскую неволю.  В нашем доме немцы вели допросы, двух солдат расстреляли у нас на огороде. Как – то мама попросила у немца, сидевшего возле дома хоть, что нибудь одеться для дитей. Немец сидел играл на губной гармошке. Вдруг он стал стрелять в сторону мамы. Неподалеку стоял власовец, он крикнул: "Уходи или тебя застрелит". Потом еще они и  дом наш разбомбили.

Как - то вечером в наш хутор нагрянула советская  разведка. Вскоре началось наступление нашей армии. Немцы отступая забирали все что только можно: еду, вещи, скот. Вещами укрывали свои снаряды. С приходом нашей армии нам стало легче, они нас подкармливали, помогали чем могли.

Помню пошла я в 1 класс в 1945 году, мне дали в руки флаг, и мы пошли к сельскому совету отмечать 9 мая. Я отучилась полтора года, потом пошла в школу моя сестра Зина. В 1946 году в стране был голод, ходили собирали колоски, чтобы хоть как – то прожить. В этом – же году вернулся с фронта папа. Родители продают, все что можно и меня с бабушкой отправляют в деревню Шумаково. А в 1948 году и сами переезжают к нам.

Годы были тяжелые, кругом разруха, надо было все восстанавливать, заново обустраивать свою жизнь. Я приглядывала у своей двоюродной тетушки Евдокии Тихоновны за коровой и овцами. Еще помогала тете Поле, она была знаменитая свинарка, у них я топила печки, мыла полы. Три года работала в питомнике. В 1954 году в декабре умирает мама, а в 1966 папа.  В феврале 1955 году я вышла замуж за Карнаухова Николая Николаевича. В колхозе работал он на телятнике, подвозил корма.  К сожалению, в 1988 году 9 августа он умер. С 1955 года по 1993 год я работала дояркой, была передовицей. Сейчас на заслуженном отдыхе.

Мы, теперь уже пожилые люди, а в те годы – дети войны, уже реже собираемся вместе по состоянию здоровья и разговариваем на одну и туже тему: о нашем страшном детстве. Такое не забывается никогда. Это в нашей памяти как вчерашний день.

 

 

 



Н.С. Мошкин

Мошкин Николай Сергеевич, 1931 г.р.

 

 



Родился  я в деревне Стрелецкая Кромского района Орловской области в 1931 году. Мама – Мошкина Дарья Феногеновна 1904 года рождения. Отец – Мошкин Сергей Яковлевич 1901 года рождения.

В 1939 году вся наша семья уехала на Украину в Еленовку, в данный момент называется Докучаевск. Там я пошел в школу, окончил 1-й класс, а в 1941 году началась Великая Отечественная война. Отца призвали в армию. А мы остались вчетвером: мама, старший брат, сестра и я. Вот с этого и начались наши беды и страдания.

Летом 1941 года немцы заняли станцию Еленовку, где мы жили. Всё население взяли на учёт. Так как мы жили там меньше 3-х лет, нас выгнали обратно в Орловскую область. Но Орловская область ещё не была ими захвачена и они оставили нас до весны. Весной 1942 года маму вызвали в полицейский участок и приказали немедленно ехать на свою родину, т.е. в Кромы. Вот так нашу семью и выгнали со станции Еленовки.

Добирались долго. На тачках везли весь свой багаж. Немцы не пускали нас в крупные населенные пункты, а посылали в объезд. А это сколько лишнего пути! Трудно было! Еду, которую взяли с собой, съели. Начали продавать одежду, и к концу нашего пути у нас осталась почти пустая тачка.

Перед Курском шли полем и попали на ячменное поле. С нами шел старичок – Ерёмин Василий, он и говорит: «Остановимся здесь, соберем немного колосьев да сварим  зерна». Мы были голодные. Ели разную траву, даже колючку. Начали собирать колоски. А я отошёл подальше, набрал горсти две колосьев. Глянул в сторону, вижу: лежит полевая сумка. Я тогда не знал, что это за сумка. Открываю и вижу две толкушки и десятка 4-5 патронов от винтовки. Патроны я знал, что это такое, а вот толкушки я не знал. Я обрадовался и побежал к тачкам, неся сумку и толкушки. Когда я подошёл, дедушка Вася увидел меня, побледнел и присел на корточки, а сам говорит: «Коля, Колечка, где ты взял сумку и эти…». Он боялся сказать, что это такое. Я с гордостью отвечаю: «Нашел вот сумку, буду побираться с ней. А это толкушки, картошку толочь мама будет». Он осторожно подошёл ко мне и говорит: «Покажи пожалуйста, толкушки». Я и отдал ему их. Он выпрямился, вздохнул. «Ох, Коля, если бы ты тряхнул их посильнее, мы все бы погибли. Это же гранаты и на боевом взводе». А я откуда знал, что это гранаты? Я их никогда не видел. Дедушка Вася говорит: «Пошли отсюда, может быть где в деревне заночуем». И так мы пошли дальше. Дорога была песчаная, тяжёлая. Дошли до деревни, не помню какой, переночевали и пошли дальше.

В Курск нас не пустили, направили в объезд. А у нас тачка была тяжёлая, колеса были литые, чугунные, утопали в песке. Увидел один дедушка и говорит матери: «Хозяюшка, не дойдешь ты до дома со своей тачкой, возьми мою легкую, а эту оставь». Правда, тачка оказалась легкая, в песке не утопала. Так мы пошли дальше. Дошли до села Тросна. Наш обоз начал распадаться. Дедушка Вася был родом из Змиёвки и ещё присоединившиеся к нам  три семьи. Они говорят: что им ближе по Проворотской дороге. Потом ещё две семьи отошли в Гостомле, направились на Гуторово. К вечеру мы пришли в Кромы и в свою деревню Стрелецкая. Пришли к маминой сестре Матрене. Она нас увидела, всплеснула руками и говорит: «Даша, ты ли это или нет? На вас только кожа да кости. Вы же голодные. Пошли домой, я вас покормлю».

Мы поели, отдохнули с дороги, да так и остались у тети жить. К осени мы перешли жить в заброшенную хатенку, староста посоветовал маме, говорит: «Ты женщина хорошая. Обмажешь, подделаешь своей семьёй и будешь жить». Хороший был старичок, всей деревней его выбирали, не соглашался он старостой быть, да народ его упросил и он согласился. Выделил нам Иван Моисеевич 20 соток. Участок, с уже  посеянной рожью. Так мы стали обживаться.

Немцы лютовали, они отбирали все: молоко, яйца куриные. Свиней со двора забирали и резали или стреляли в них. Телят, овец – всех забирали. Днем люди ходили, работали. А с вечера и до утра – комендантский час. Они патрулировали. Поймают ночью –  думают, партизан и расстреливали сразу же.  Вот так мы и жили  до 1943 года под страхом смерти.

Однажды мы, ребятишки, играли в салочки возле колодца. А он был глубокий, метров 20 глубины. Смотрим, едут немцы на велосипедах. Нам бы надо было убежать, а мы наоборот, высмотрелись на это шествие. Они подъехали к колодцу, посмотрели – глубокий и нам говорят: «Ком, киндер». И показывают таскать им воду. Что нам делать, подчинились. Не помню, сколько ведер мы вытащили. Они вымылись. Смотрим, ещё подъехали человек пять. Когда я оглянулся, моих приятелей уже нет, я один остался. Хотел поставить ведро потихоньку, но цепь зазвенела о ведро. Я побежал через дорогу к своему домику. Слышу, кричат: «Киндер, ком!». Не оглядываясь, бросился за угол хаты. В это время раздался выстрел. Слышал, что пуля попала в угол хаты. За хатой росли лопухи, были заросли лопухов, были и молодые и старые. В средине репейника был окоп метра 2 глубины. Я и бухнулся в него, и замер на дне. Немцы подошли к зарослям, но не полезли в них. Из автомата построчили и ушли. Я лежал там до самого вечера. Темнеть стало. Слышу, мама зовёт меня: «Коль, Коля, где ты?» А я боюсь отзываться. Потом потихоньку сказал: «Мам, я тут, в окопе». «Вылезай скорей, иди домой, наверно замерз. Что же ты тут сидишь?» Я говорю: «Мам, а немцев у нас нет?». Она говорит: «Один сидит, собирается ужинать». Я говорю, что не пойду в хату. Ведь она ничего не знала, что случилось. Потом мама пошла впереди а я за ней сзади. Как только зашли в хату, он глянул на меня и сразу: «Ком» и пальцем завет к столу. Что делать? Я подошёл. Он меня поймал за ухо и начал тянуть так, что кровь потекла. Но я не заплакал. Мать подошла, говорит: «Пан, он маленький, за что вы его так?» Он ничего не сказал, но отпустил. А на меня как крякнет, век не забуду. Я быстро залез на печку. Ухо болит, кровь сочится. Не помню, когда я уснул. А когда утром проснулся, его у нас уже не было. Так я был на волоске от смерти.

Немцы были очень злые, как звери. А перед тем, как их выгнали из Орла, они совсем озверели. Хотели всю молодежь угнать. Несколько семей собрали и погнали по большаку в направлении Сосково. Когда мы прошли километра 2 от деревни, нас заметили наши летчики. Немцы видят, что самолеты делают второй круг, бросились в лог под кусты, а мы бросились в другую сторону в кустарник и спрятались в зарослях. а там уже были наши люди. Они дали нам лопаты и говорят: «Копайте себе окопы, скоро наши придут, освободят нас». Мы вырыли себе окопы и стали в них жить. Через три дня на рассвете мы увидели наших солдат. Они сказали, что они разведка. А нам сказали, чтобы мы никуда не ходили, потому что,  все лога заминированы, вам тогда скажут, когда можно будет домой идти.

 5 августа 1943 года встретили разведчиков, а 6 августа Кромы были полностью освобождены от фашистских захватчиков.

7 августа 1943 года мы подошли к своей деревне. То, что мы увидели, никогда не забудешь: валялись убитые лошади, несколько пушек увидели в домах. Все двери открыты, стекла в домах выбиты. Стоял смрадный запах от лошадиных тушь, а их было штук 20 только на нашем краю, а может и больше. А что творилось в деревне, не знаю, нас в деревню не пустили, сказали, что все кругом заминировано. Пришли машины. На них погрузили туши  и увезли, не знаю куда. Пришли минеры, осматривали каждый дом, погреба, сады, потом перешли на поля. Сколько же там было мин! И противопехотные, и противотанковые! Километров 7 от деревни было танковое сражение, говорили солдаты минеры. Штук 30 танков подбитых и немецких и наших было.

Примерно 10 августа 1943 года над нашей деревней завязался воздушный бой. Я был за садом своего дома и смотрел, как самолеты кружатся друг за другом.  В это время я ощутил легкий удар в бровь. Не придав этому значения, продолжал смотреть на самолеты. Когда почувствовал, что глаз правый застилает что-то, я провел ладонью по брови. Мой палец провалился в глаз. Только тогда я испугался и подумал, что остался без глаза и быстро опрометью побежал домой. Мать увидела кровь на лице: «Что случилось?» А я что скажу… Она осмотрела меня, завязала платком… Куда идти?.. Больница не работает, идти некуда… Но, ничего, глаз остался хорошим, только бровь стала двойной, да нерв глазной затронуло. Вот так моё любопытство обошлось боком.

Прошло немного времени, и образовался колхоз «Рабочий строитель». Председателем был назначен Лаврушин, а бригадиром – Иван Андреевич, мы звали его «совой». Он всегда видел, что делается в колхозе. Когда он спал, я не знаю. А жил он на краю деревни  в полуземлянке. Утром придет председатель, а он  докладывает что сделано и где неполадки. Вот он-то и посоветовал маме наняться караулить колхозных  овец и заодно хозяйских.  К этому времени пригнали в колхоз овец, откуда не знаю. Говорили, что Зинаида Андреевна Черепова, она была заведующей фермы до войны,  угнала колхозный скот, чтобы не достался врагам.  Как она его сохранила и как вернула в родной колхоз, знала она и её муж Андрей Никитович, проработавший в колхозе  ветврачом до самой своей смерти.

Так мы с мамой стали пастухами и проработали три года. А сколько было мучений… Каждый день на овец нападали волки. То одну, а то две овцы резали. Страшно было! Мне 13 лет и я с палкой в руках иду на волка и прогоняю его. Однажды утром выгнали стадо к логу.  Я шел по опушке и нашел окоп. Заглянул в него и  увидел винтовку немецкую.  Вытащил её, она совсем новая. Решил сделать из неё «обрез». До этого слышал от взрослых:  если отпустить в воду винтовку, покуда  тебе надо, и выстрелить, ствол отвалится, покуда был в воде. Я так и сделал.  Но не знал, что держать надо очень крепко. А когда выстрелил, то почувствовал боль в руке и плече. Сильная отдача отбила мне и руку, и плечо. Но ствола: как и не было, остался куцый  ствол и приклад. После подпилил приклад и получился обрез. Вот с ним и я стал караулить овец. При мне волки больше не резали овец, видно боялись выстрелов.

В 1943 году мама получила похоронку на отца, в которой было написано, что отец погиб в начале марта 1943 года и похоронен в братской могиле на Новодевичьем кладбище в Москве.



Н.М. Ложкина

Ложкина (Мартынова) Нина Михайловена, 1932 г.р.

 

  

Нина Михайловна родилась в семье крестьян Мартыновых Михаила Максимовича и Александры Фёдоровны.

В 1931-32 годах родители вступили в колхоз, а до этого жили единоличным хозяйством. Жили одной большой семьёй в семье мужа с его матерью Мартыновой Федосией Сергеевной, где кроме их семьи жила семья ещё одного сына, Ивана Максимовича. Отец сыновей, Максим Фёдорович подорвался на мине, возвращаясь с первой мировой войны. Семьи росли, в них рождались дети. Семья родителей Нины Михайловны, отделилась, стала жить собственным хозяйством. Из дочерей Нина была старшей в семье, через пять лет родилась Валентина, затем Раиса, а самый старший сын умер в раннем детстве от скарлатины.

Родители работали в колхозе, а за детьми присматривала бабушка Федосия Сергеевна, всех внуков у неё было 16 (двух сыновей и дочери). Крестьянский труд был очень тяжёлым, а так как родители детей были приучены сами с самого раннего детства к труду, приучали  и своих детей с раннего возраста помогать старшим не только по дому, но и в поле.

В 1940 году Нина пошла в Дьячьенскую начальную школу. Учёба ей сразу понравилась. Особенно ей нравилось писать крючки и палочки. Они у неё получались ровные и красивые. Отец часто садился рядом и смотрел, как пишет дочь, подчерк у неё был красивый, да и старалась девочка учиться. Он гладил её по голове и часто говорил: «Вот вырастишь, я тебя отдам учиться в учителя. Учительницей у меня будешь».

Но жизнь распорядилась по -  другому. В 1941 году весной отца забрали на 45-дневные военные курсы в Орёл. Не успел окончить курсы, началась война. В воскресный июньский день его две двоюродные сестры пошли его навестить, а его уже в Орле не было.

.... Когда в  деревню пришли фашисты, то жителей особо не трогали, но жестокость захватчиков чувствовалась, даже в их взгляде.

Где – то в конце июля жителей выгнали из домов и погнали по дороге на Семёнково. Семья Нины Михайловны ехала на корове. Так начинались долгие скитания семьи по военным дорогам. Рядом на лошади ехала семья дяди, бабушка ехала с ними. Одна из бабушкиных невесток была родом из Семёнково, она и предложила переночевать у своих родственников. Наутро всех снова погнали вперёд на Кромы. Но советские войска перерезали путь, и немцам стало труднее идти с обозом людей, хотя они и гнали их пред собой, как живой щит. Семье Нины Михайловны и ещё нескольким подводам удалось свернуть в лог, там они и остановились, а остальные пошли дальше. Люди стали копать хоть какие-то убежища, накопали землянок, сделали шалаши. В это время шли сильные дожди. Через головы летали снаряды. Маленькая Нина, дрожа от холода и страха, прижималась к земле. Однажды целый день стреляли, к вечеру затихло, и вдруг в стороне села Короськово раздался сильный взрыв, над горизонтом поднялось чёрное облако. Подумали, что же там могли взорвать, потом узнали, что это была взорвана церковь.

И вот в один из дней уже на рассвете послышались в вдалеке голоса. Пока их нельзя было различить, сердце забилось в страхе, что будет. Из тумана стали появляться люди, стала слышна отчётливо русская речь, это шёл отряд советских солдат. Они стали обнимать людей, целовали детей, брали их на руки. По их суровым лицам текли слёзы, ведь где-то далеко  были их семьи, их дети. Они сказали, что немцев отогнали, и они могут возвращаться домой. Обрадованные люди стали грузить свой нехитрый скарб на телеги и возвращаться домой.

А дома? Дома семьи Нины Михайловны не было. Он был разбит, а бабушкин дом остался невредимым. И они стали снова жить вместе. Лошадь дядину забрали на фронт как и его самого. Жизнь была очень тяжёлая, хлеб пекли из травы, да и тот не вволю.

В 1944 году возобновились занятия в начальной школе. Хотя самой школы как таковой и не было. Учились по хатам.  Когда Нина закончила 4 класса, она пошла учиться в Моховскую семилетнюю школу. После окончания школы у девочки планы не сложились по её желанию, и ей пришлось идти работать в колхоз. Так рано началась взрослая жизнь. Как в прочем и у всех детей войны. Никто не смотрел, молодой ты или старый, все работали одинаково. Сеяли, пахали, брали пеньку, мочили замашки.

Позже Нина Михайловна вышла замуж. Муж, Ложкин Владимир Ильич, ветеран войны, работящий, заботливый. В семье один за другим родилось четверо детей. Дети воспитывались в заботе и в любви к труду, окончив школу, поразъехались кто куда. Сын в Москве, две дочери в Орле, одна дочь в Питере. Муж умер, Нина Михайловна живёт теперь в Орле, ей дали квартиру, как жене ветерана. У неё теперь пятеро внуков и трое правнуков.



Л.А. Головина

Головина Лидия Александровна, 1935 г.р.

 

 

Когда началась Великая Отечественная война 1941-1945 годов, Лидие Александровне было 5 лет и 5 месяцев. Она помнит, как их родственники сидели на крыльце соседнего дома, и все смотрели в небо. Там постоянно летали самолёты. Они, дети, очень боялись их гула. Папа, Авдеев Александр Ильич, 1906 года рождения, был призван в армию накануне войны, осенью 1939 года. Тогда началась война с финнами. В ней он участвовал в боях за остров Васи Касаари погиб 9 марта 1940 года. А война с финнами закончилась 10 марта 1940 года, т.е. на следующий день. Так они остались сиротами. Лиде тогда было 4 года и 3 месяца, брату – 1 год и 7 месяцев, старшей сестре – 13 лет.

Немцы в село Шарыкино вошли где-то в октябре 1941 года. Шесть из них поселились в их доме, который считался очень хорошим. Отдельно были спальня, кухня, общая комната. В общей комнате они и поселились. В доме были кирпичная плита и русская печь.

"Некоторые немцы к нам относились равнодушно, а один постоянно ругал нас, и мама всегда детей тащила на кухню или в коридор".

Немцы иногда исчезали и снова появлялись. В один из дней они взяли в плен наших русских солдат, посадили их в холодный сарай, некоторые из них сбежали. Немцы начали обход всех домов, искали пленных. У них тогда был дома  двоюродный брат, Авдеев Иван Дмитриевич. Мама, чтобы немцы не приняли его за пленного и не расстреляли, начала его прятать. Брат лёг на печь, они положили на него подушки и сами легли на них, как будто спать. Брат из-за подушек не был виден, так они его спасли. На следующий день он полями ушёл на посёлок Ясная Поляна. А задержанных пленных русских фашисты расстреляли на бугре посёлка. Всех жителей гоняли смотреть на расстрел. Запугивали.

В июне 1942 года немцы устроили «праздник». У нас лес от дома в 200-х метрах. Согнали туда под дулами автоматов всех жителей. Маленькая Лидия села вместе с детьми в лог у леса. Там устроили танцплощадку, подчистили траву, окопали её рвом. Танцевали под аккордеон. Они, зрители, – родители, дети, старики, сидели, как будто в ложах. На двух сторонах оврага были сделаны из земли как бы лавочки. Одна наша красивая девушка с фашистами танцевала. Звали её Верочка Голованова. Когда немцы развлекались, наши разведчики из леса наблюдали за ними. Так тогда рассказывали взрослые.

Ещё она помнит, как один лётчик из Москвы был ранен, его самолёт был сбит немцами. Раненого прятала семья Головановых из села Шарыкино. Выжить ему не удалось. Он умер у них. Его похоронили в логу, недалеко от дома Головановых. После войны, когда в логу убирали сено, к этой могиле всегда подходили жители и кланялись погибшему лётчику за подвиг во имя Родины.

После того, как наши войска стали гнать фашистов с наших краёв, немцы начали жителей гнать в Германию. Сгоняли на луг в деревню Колки, ближе к селу Глинки.

"В это время началось сильное наступление войск, и мы с дедушкой и дядей  во время бомбёжки попали в лог. Когда начались сильные боевые действия, мы спрятались под телегу с нашими вещами, и там сидели часа три. Когда мы вылезли из-под телеги, в ней был много осколков, которые застревали и в наших вещах. Благодаря чему мы и остались живы. Потом немножко стихло. И наши родственники стали копать окоп".

 Лида помнит, что он был буквой Г. Потом снова началась бойня. Они  тогда уже сидели в окопе. Снаряды летали вокруг них и попадали прямо на пшеничное поле, которое загоралось. Самолёты наши постоянно бомбили, немцы отступали по гористой местности, бежали на Запад. В этом логу было много людей. Одна девушка, по фамилии Разуваева из села Ржава, начала махать белым платком, чтобы их не бомбили. Немецкие лётчики тогда её расстреляли. Ей было 20 лет.

Когда наши войска стали гнать немцев дальше на Запад, их отправили в сторону колхоза «Восток», где были уже наши войска. Лидия Александровна помнит, как мама давала им с братом сумочки, там были сухари. И шли они в «Восток», где был посёлок Парный. Там они просидели всю ночь под дождём под каким-то кустом. Утром встало солнце, дождь прекратился, и появились наши солдаты. Они брали детей на  руки, угощали, чем могли. Но особенно Лиде запомнился гороховый суп, которым они их накормили. Он до настоящего времени кажется ей самым вкусным, ведь они были голодные.

Потом они пошли в село Бельдяжки, где был дом бабушки, он сохранился. Мама пошла одна домой, в деревню Шарыкино, посмотреть, что там с нашим домом. Приходит со слезами, всё немцы уничтожили, дом сгорел, надворные постройки тоже, сад вырублен, жить негде. В деревне остались только три дома. И все же они пошли в свой дом, на свою усадьбу, стали жить в подвале, благо что кое-какие вещи были закопаны в земле и не сгорели. Зимовать им пришлось в посёлке Фоминка, у знакомой. Муж её был на фронте, а с ней было трое детей.

Весной стали строить свой дом из сарая, который остался у дедушки. Был сильный голод. Им приходилось собирать колоски. Но их не разрешали собирать, всё время их прогонял бригадир. Так выживали. А сестра тем временем была угнана немцами копать окопы зимой в село Чувардино, где погибли наши тихоокеанские моряки. Они лежали все замёрзшие, у многих были документы. Сестра говорила, что многие моряки были из Москвы.

После войны  им приходилось много работать. Сами копали огороды, торф копали и сушили, чтобы отапливать дом и готовить еду. Люди тогда были очень дружные, делились друг с другом всеми продуктами, одеждой. Лида окончила школу с отличием. Поступила учиться в Орловский финансово-кредитный техникум. Сначала  платили за обучение 10 рублей в месяц, потом её освободили от уплаты, так как у неё погиб папа на войне. Во время учёбы приходилось часами стоять в очереди за хлебом. Один учит, другой стоит за хлебом, и так по-очереди. Много раз гоняли в городе Орле работать на элеватор, рыли траншеи для водопровода на улице Гоголя. Ездили в колхозы на уборку урожая.

А особенно много приходилось работать на разборке завалов для строительства техникума. Там ведь были подвалы, где немцы содержали пленных, кругом были надписи «Умираю, но не сдаюсь!» Находили и трупы убитых. Там было гестапо, это площадь Карла Маркса в Орле.

"Так мы отрабатывали по 20 дней во время каникул. Учиться нам не пришлось в новом техникуме. Сейчас это Банковская школа. Учились мы в красном здании, что со стороны реки Орлика. Ходили всё время в техникум по пропускам, так как там располагался областной банк".



З.И. Ильина

Ильина (Рекова) Зоя Ивановна, 1933 г.р.

 

 

    Родилась Ильина (Рекова) Зоя Ивановна, в большой деревне Черкасская Кромского района Орловской области в голодном 1933 году. До войны в деревне проживало много народа, было много парней и девчат. Вечером молодёжь собиралась на лугу, танцевали под гармонь, выбивали  дроби под звонкие, озорные частушки.  Селяне обладали неповторимым чувством юмора, любили пошутить. Народ умел трудиться, работали с большим энтузиазмом, верили в  светлое будущее для себя и  своих детей. В каждой семье воспитывалось по 4 и более детей.

      В июне 1941 года объявили о нападении фашистов. Зое Ивановне было в то время 7 лет, она сильно заболела брюшным тифом. Чудом выжила, так как  лечения никакого тогда не было. Все сидели в подвалах, прячась от бомбёжки. Когда немцы пришли на территорию деревни Черкасской - в их дом не заходили, знали, что там болеют тифом. Но тем не менее полицаев это не останавливало, они  стали требовать отдать корову, забрали всю живность.  

        После болезни Зоя стала помогать маме по хозяйству. Ведь все мужчины ушли на фронт,  отец попал на Сталинградский фронт. Во время войны все дети, уже с 10 лет трудились, не покладая рук: перевозили копны сена для животных, хотя их и оставалось мало, выбирали посконь из конопли, затем мочили, сушили, затем ткали и вязали пряжу, собирали колоски. В 12-13 лет работали наравне со взрослыми. Из самых тяжёлых работ  были: косовица сена, посев ржи. Они ходили в ночную молотить на барабанных молотилках, подавали снопы, задыхаясь от пыли, носили тяжёлые ящики с зерном с тока на склад.

      Но самое страшное произошло с её семьёй, когда немцы всех выгнали из дома. Полицай, который жил по соседству, сообщил в полицию, что их отец партизан. Фашисты устроили обыск, в доме всё перевернули. На на их  счастье пришёл староста Булгаков, он всех утихомирил, отдал какое-то письмо офицеру немцу и  семья - 5 человек - остались живы. Не помня себя, от страха и пережитой опасности, мама схватила  детей, повела в дом, накормила, закрыла двери… и вот тогда они горько расплакались и вместе с ними мама.

         В 1952 году Зоя поступила в Глазуновский сельскохозяйственный техникум, который закончила с отличием. Затем - учёба в Тимирязевской сельхозакадемии, в Мичуринском плодоовощном институте. Работала агрономом Кромского Межрайонного отделения ССО (Сортсемовощ), главным агрономом совхоза «Кромской», директором Кромского райпищекомбината. В 1971 году поступила заочно в аспирантуру Тимирязевской академии и перешла работать в Кромское межрайонное отделение «Сортсемовощ». 1971-1988 годы работала начальником Кромского межрайонного отделения «Сортсемовощ».

А.И. Агеева

Агеева (Худякова) Александра Ивановна, 1936 г.р.

 

 

Родилась Александра Ивановна в селе Больше-Колчево Кромского района Орловской области 21 мая 1936 года. Было ей 5 лет, когда началась Великая Отечественная война. Папа, Агеев Иван Артёмович, работал в Кромах. Перед войной он заведовал военным отделом в Кромском райкоме партии. В 1941 году был создан истребительный батальон. Иван Артёмович был назначен комиссаром этого батальона. Он выполнял задание партии и правительства.

Маленькая Сашенька помнит, как отец уходил из дома. Это было 2 октября 1941 года. Был звонок из сельсовета. Папа тут же стал собираться. Был одет в демисезонное пальто, сапоги, на голове фуражка полувоенная. Открыл калитку, оглянулся, помахал им рукой и ушёл.

Какое-то время они ничего о нем не знали. Потом пришла весточка с Кромского Моста.  Пожилой человек, за непригодность к военной службе был отпущен домой. Он и рассказал бабушке, что папа жив, что он раздал оружие членам истребительного батальона. Так они узнали, что отец на войне и до 1943 года ничего о нем не знали, т.к. были в оккупации. Он был тяжело ранен и контужен. Письмо пришло от него сразу после освобождения Кром от немецко-фашистских захватчиков.

Мама, Татьяна Пименовна, вела домашнее хозяйство. До войны в их семье  было трое детей: Николай, Александра, Рая (7 лет, 5 лет, 2.5 года). Самая младшая Нина родилась уже после войны. Бабушка и дедушка жили с ними. Семья была дружная,  дети уважали старших, слушались их. Авторитет отца был непререкаем.

 Глубокой осенью 1941 года немцы пришли на Кромскую землю. Они шли из-под речки Крома, надвигаясь тёмной лавиной. Когда Саша это увидела, очень испугалась и громко заплакала. Мама всячески стала её утешать, боялась, что расстреляют всю семью.

Немцы заняли у них одну комнату в доме. Они боялись партизан, поэтому сожгли весь деревянный забор вокруг дома, чтобы был свободный обзор местности. Затем стали устанавливать «новые порядки». У местного населения стали угонять скот. У них тоже забрали корову. Мама повесила большой замок на закуту, где была корова. Она не хотела своими руками отдать кормилицу. Немцы сами тоже не забирали корову, а заставили старосту это сделать, наставив на него дуло винтовки.  Потом этот староста уехал на другое место жительства. Хотя он не виноват, но совесть его все равно мучила. Брата Николая немцы заставили чистить им обувь, приносить обед. Поначалу он отказывался, но немцы его избили. Пришлось подчиниться. Дедушку в 1942 году в лютую стужу послали с обозом. Приехал он обратно простуженный, с подорванным здоровьем и вскоре умер. Маме в это время было 27 лет. В одночасье она превратилась в старушку: одевала тёмную одежду, бабушкины широкие длинные юбки, мазала щёки сажей, покрывала тёмные платки. И всё то время, пока немцы были в деревне, она жила в постоянном напряжении и страхе, боясь, что фашистам кто-нибудь донесёт, что её муж – коммунист.

Когда были бомбёжки, чаще всего ночами, она знала, что надо гасить свет и по звуку самолёта могла безошибочно определить чей он, наш или фашистский.

Однажды фашистские солдаты чуть  Александру не задавили. Она шла по деревенской улице домой и вдруг на мотоцикле появились фашисты. Саша быстро отбежала, уступив им дорогу. Но солдатам видимо нравилось наводить страх даже на беззащитных детей. Они с хохотом стали гоняться за ней, играя, словно стая волков с котёнком. Обессиленная неравной гонкой, она упала, едва не потеряв сознание. Наверное, эта игра наскучила фашистским молодчикам, и они беспечно уехали, весело смеясь. А она, бледная, еле дошла домой, где мама долго приводила её в чувство.

Ещё помнит, как выгоняли всё население деревни на околицу, чтобы отобрать молодежь для угона в Германию. Им нужна была рабочая сила. Чтобы не быть угнанными, люди брали и выдавали за своих - чужих детей. С детьми не угоняли.

Летом, в начале августа 1943 года, фашисты, уходя с территории нашего района, местное население угоняли с собой. Наших людей заставляли идти впереди, а сами, под прикрытием такого «живого щита» шли сзади. Полицаи очень торопили население, чтобы быстрее выходили из домов. А мама всё тянула время, говорила, что ещё не допекла хлеб, т.к. детей трое, бабушка, надо что-то есть в дороге.

А кто пришёл пораньше, то погнали их до Германии, кто-то дошёл до Белоруссии. Некоторые ехали на коровах, запряженных в тачки, кто шёл пешком, надев на себя всю одежду (валенки, зимнее пальто, платки). Ведь впереди была зима, неизвестность.

Возле Кромского Моста немцы подожгли два деревянных дома, справа и слева от моста. Была сухая жаркая погода, поэтому горело сильно, и немцы испугались, что огонь перекинется на деревянный мост через реку Крома. Они бросили нас, а сами поспешили через мост перейти на другую сторону. Воспользовавшись их замешательством, местные жители бросились врассыпную и стали пробираться навстречу нашим войскам.

Саша с семьёй  направились в село Речицу. Шли через поле вики. Ноги заплетались, и они падали и поднимались. Бабушка её и  сестру Раю вела за руки. В это время начался бой. Снаряды разрывались то справа, то слева, кругом. А они шли... Мама с коровой и тачкой, братец с провизией. Потом тачка сломалась, и вещи были навьючены на спину корове, часть вещей мама прибавила к своей ноше. Это привело к её сердечному приступу, у неё пошла пена изо рта. Они быстро остановились за кустами в тени. Бабушка подоили корову и дала маме молока. Отдохнули. Пришли они к знакомым в Речицу, зашли в горницу, сели на пол,  положили  головы на сундучок и тут же заснули.

Проснулась Александра  от визга снаряда. Это били наши зенитки.

"Кто-то из руководства военных узнал, что мы - семья фронтового офицера Красной Армии, и помогли нам, предоставив маленькую машину с откидными бортиками, покрашенную свежей зеленой краской, с двумя сиденьями по бокам. Высадили нас в красивом месте: тут тебе ручей, поле картофельное, блиндажи свободные: кто картошку варит, кто кашу молочную.

Через день – два мама захотела пойти домой,  в деревню Больше-Колчево, когда её уже освободили. Они её отговаривали, т.к. кругом мины, но она пошла. Придя обратно, она рассказала, что соседние деревни Атяевку и Вожово немцы сожгли до тла. А  Больше-Колчёво не успели, т.к. наша разведка рано утром схватила поджигателей, и таким образом наша родная деревня была спасена".

Вернулись они домой: дом цел, но два снаряда попали в крышу сарая, два во двор. Окна в доме вылетели с рамами, пробита осколками крыша.

"Началась восстановительная тяжёлая жизнь военного времени, но без фашистского гнёта. И надо же такому случиться?! В начале ноября 1943 года брат Николай с ребятами из-подо льда достали противотанковую гранату и стали её разряжать. А она упала и взорвалась. Двое мальчиков погибли, в том числе наш Николай.

А сколько ещё было трагедий от взрывов снарядов, мин, оставленных фашистами специально….

Очень тяжёлой была зима 1943-44 годов. Голод, холод и болезни (скарлатина). Мама ходила в Тросну и достала противодифтеритную сыворотку, и мы выздоровели.

Летом было легче: собирали ягоды, травы, грибы – пользовались подножным кормом.  В доме у них была самодельная мельница, ступа деревянная, в которой толкли высушенную мерзлую картошку. Поднятая от этого пыль вызывала кашель, удушье.  Потом бабушка каждое утро пекла нам  картофельные блины с добавлением закваски. Все дети, подрастая, помогали на огороде полоть, тяпать, поливать, убирать. В колхозе помогали подносить снопы к молотилке, собирали колоски, сдавали их. А на Новый год пекли пряники и делали детям подарки.

1 сентября 1944 года открылась школа. Зимой она не отапливалась. Сидели в классах в пальто, платках. Чернила замерзали. Бумаги не было, писали на газетах. Но в 1-ом классе учительница Ольга Демьяновна Сафронова каждый урок раздавала ученикам простые карандаши и тетради. После уроков собирала их обратно до следующего дня. Окна в школе были заложены кирпичом, и только вверху было стекло. В каждом классе было по 40 – 42 человека.

В 1946 году папа из рядов вооруженных сил был уволен в запас в чине капитана. Имел награды: Орден Отечественной войны II степени и много медалей. Потом он получил Орден Отечественной войны I степени.

В 1951 году семья переехала в Кромы. Я продолжила обучение в Кромской средней школе, где классным руководителем  была Анастасия Ивановна Рождественская. Школьная жизнь была интересной. У нас была большая тяга к учебе,  спорту. В 1951 году мы посадили деревья в сквере около старого кинотеатра – в основном липы, которые и сейчас стоят".

 



А.Ф. Юдина

Юдина Александра Ефимовна, 1929 г.р.

 

Родилась Александра в посёлке Мартыновском Гостомльского сельского поселения в 1929 году. Она была младшей из пяти детей в обычной крестьянской семье. Её родители Ефим Григорьевич и  Прасковья Игнатьевна день и ночь работали в колхозе «Трудовик», в дальнейшем переименованном в «Восток». Семья жила небогато, зачастую на столе не было ничего, кроме картошки. С неимоверной болью она вспоминает своё босое и голодное детство.

Когда началась война, Шурочке (так её чаще всего называли близкие, друзья и знакомые) исполнилось 12 лет. Об этом страшном известии жители узнали по радио, замерев в тревожном ожидании. Все понимали, что война не сулит ничего хорошего. Отца Александры Ефимовны, как и остальных мужчин, способных держать в руках оружие, призвали на фронт. Он служил в пехоте, был ранен. Победу встретил в Берлине и был награждён Орденом Красной звезды.

- Фашисты, войдя в посёлок, занимали понравившиеся им хаты, отбирали продукты, домашнюю живность. Было очень много военной техники. Фашисты ежедневно её переставляли, маскировали. Порядок на оккупированной территории поддерживали старшина, урядник, полицаи – все те, кто сумел выслужиться перед фашистами. Многие местные жители ещё до прихода немецких солдат оставили дома, скрывшись в лесах. Их примеру последовала и моя  мама. Три дня мы скитались по округе, пока местность не окружили немцы.

В общей сложности двенадцать семей оказались в плену, нам было приказано собрать личные вещи, больше никто ничего не объяснял. В конце августа скорбная колонна двинулась в сторону Кром, затем Брянска, где к нам присоединялись всё новые и новые пленники из Троснянского, Кромского, Свердловского районов. Трёхкилометровый обоз тянулся по пыльной дороге, изредка останавливаясь на отдых. Некоторые запрягали коров в подводы, на них везли маленьких детей, истощённых, больных взрослых. Естественно, узников никто не кормил, не спрашивал об их самочувствии. Тех, кто больше не мог идти,  расстреливали. Если в небе появлялись советские самолёты, каратели прятались в глубь колонны, прикрываясь безоружными людьми.

Мы преодолели огромное расстояние. Проходя мимо сожжённых деревень, женщины рыдали. По возможности заходили на брошенные огороды, выкапывали корнеплоды, в поисках пропитания обшаривали сарайчики и погреба. То, что находили, по-братски делили друг с другом. Так мы дошли до Белоруссии. В Белоруссии всех погрузили в вагоны товарного поезда. Путешествие продолжалось несколько дней. Ни на минуту не стихал детский плач, дети просили еду...

Когда поезд прибыл на станцию, людям открылась устрашающая и горестная картина: огромная территория, обнесённая колючей проволокой, бараки длиной в несколько метров, вышки с часовыми. Несмолкающий лай собак и вой сирен. Говорили, что раньше в лагере содержались советские военнопленные. Это была Латвия. Вновь прибывших распределили по баракам. Зимой в них было холодно, летом мы страдали от жары. Каждое утро из них десятками выносили умерших детей и взрослых, не переживших ещё одну страшную ночь. Взрослым на теле проставляли порядковые номера, детей помечали какой-то несмываемой чёрной краской. Беременных женщин и совсем маленьких детей увозили в неизвестном направлении, и больше их никто никогда не видел."

Худенькую, слабую Шуру и ещё пять девочек определили на работу в госпиталь. Но перед этим довелось ей поработать и на расчистке разрушенных территорий, складов, дорог, железнодорожных станций. Туда пленников доставляли в машинах, которые наглухо закрывали. Многие просто не выдерживали и погибали, задохнувшись в тесном пространстве. Подростки вручную носили камни, доски, если кто-нибудь из них отставал, или не успевал выполнить норму, тут же получал удары плетьми.

- Мы спаслись только благодаря работе в госпитале, там всем руководили немки, они приносили еду. А в бараках два раза в день давали жидкую похлёбку и сто грамм хлеба, тоненький кусочек. Взрослых тоже ежедневно гоняли на работы. Они рыли окопы и противотанковые рвы, расчищали поля. Многих забирали так называемые «хозяева», местные жители. Люди батрачили на их многочисленных хуторах. Не все латыши жестоко обращались с узниками, некоторые даже приносили им буханки хлеба.

В общей сложности её семья провела в лагере год, выжив в нечеловеческих условиях. В 1944 году узников освободили советские солдаты. Александра Ефимовна вспоминает, что освобождённые из плена, счастливые, радостные люди, обнимали своих спасителей, спрашивали их имена, фамилии. К сожалению, время быстротечно и сейчас стёрлись из её памяти лица солдат и офицеров, подаривших им свободу и жизнь. Семья Александры вернулась на родину спустя несколько месяцев. Они имели на руках справки о том, что находились в концлагере, других документов ни у кого не было. Некогда любимый и знакомый посёлок встретил разрушенными и сожжёнными домами, полями, изрытыми снарядами. Прасковья Игнатьевна утешала детей: «Главное - мы живы».

Весть о долгожданной Победе разнеслась по округе неимоверно быстро. Женщины плакали, обнимались, вспоминали тех, кто не дожил до этого светлого и радостного дня. Потихоньку возвращались домой победители: отцы, братья, сёстры, мужья. Началась мирная жизнь.

- Повсюду царили разруха и голод. Все, включая детей, работали в колхозе. Я окончила только четыре класса. Наравне с взрослыми работала в поле: сеяла, убирала, косила и скирдовала сено, 80-ти килограммовые мешки с зерном тоскала. Набравшись опыта трудилась звеньевой, вела расходные книги, организовывала работу.

В 1952 году Александра Ефимовна вышла замуж за соседского паренька. Один за другим в семье родились дети Владимир, Леонид, Сергей. С первым мужем Александра Ефимовна прожила 31 год. Он тяжело и долго болел. Похоронив его, она долгое время жила одна, заботясь о детях, доме и хозяйстве. Спустя несколько лет судьба свела её с Владимиром Николаевичем Юдиным, офицером, участником ВОВ.

- Думала, что вот нашла женское счастье, но и оно оказалось недолгим, видимо судьба у меня такая – быть одной, - вздыхает Александра Ефимовна.

У Александры Ефимовны пять внуков и четыре правнука. Она неоднократно награждалась многочисленными почётными грамотами и медалями за добросовестный труд. В шутку о своей работе в колхозе, которому она отдала не один десяток лет, говорит: «Название простое, бери больше, неси дальше», скромно замечая, что звали даже в депутаты, но отказалась, потому что не любит быть на виду. В настоящее время о ней заботятся сын и невестка.

Утирая платочком невзначай скатившуюся слезинку, Александра Ефимовна сказала напоследок: «Главное, чтобы больше не было войны, не дай Бог ещё кому-нибудь пережить такое».



Л.Г. Должиков

Должиков Леонид Георгиевич, 1943 г.р.

 

 

Родился Леонид Георгиевич в селе Лазавка Новодеревеньковского района Орловской области 12 октября 1943 года.

Отец Должиков Георгий Яковлевич, 1908 г.р., работал главным бухгалтером райпо. В 1929-32 г.г. работал директором Кромского пенькозавода. Умер в 1949 году. Мать Должикова Екатерина Никифоровна, 1905 г.р., работала в районной типографии ст. Верховье. После войны работала уборщицей в райпо. Умерла в 1995 году. Сестра Надежда 1941 г.р., умерла в 1943 году от дифтерии и голода. Моя бабушка Полина (по маме) 1884 г.р. родила 10 детей. Имела медаль «Мать героиня».  Пять сыновей семьи Тимофеевых – участники Великой Отечественной войны. 

 Алексей Никифорович Тимофеев, 1914г.р., танкист, окончил Орловское танковое училище. Вернулся с войны капитаном.

Николай Тимофеев, 1920г.р. – вернулся  с войны старшим лейтенантом, работал в Борисоглебском военкомате. Умер в 1945 году от ранения и болезни. Похоронен в Воронежской области.

Андрей Тимофеев, 1916г.р., погиб в Орловской тюрьме, был расстрелян как партизан в 1941 году…

 Иван  Никифорович Тимофеев, 1922г.р., призван с первых дней войны. Погиб за освобождение Польши. Похоронен в братской могиле Варшавского воеводства.

 Мой дедушка по материнской линии Тимофеев Никифор Михайлович, 1882г.р., участник первой мировой войны. Во время Великой Отечественной войны был в оккупации, затем эвакуирован в Тульскую область. Умер в 1942 году от голода и болезни.

Моё детство прошло в посёлке Хомутово Ново-Деревеньковского района, который находится в 110 км от г. Орла. Это станция на пути  Орёл – Воронеж. Мы детьми бегали к поездам. Моя семья жила недалеко от средней школы. Но эта 2-х этажная школа на 50% была разрушена немцами. Восстановили её только через 5 лет. По территории поселка проходила линия фронта. После войны мы находили и окопы и противотанковые рвы. В посёлке было 4-х этажное зданме зерноочистительной фабрики. Оно почти полностью сгорело во время войны. Остатки его снесли  только к 1970 году. Население занималось в основном земледелием. Были колхозы, совхозы и сельскохозяйственная техника. Численность населения – 5-6 тысяч человек.

Я родился в 1943 году. О войне узнавал от отца, матери, соседей, своих друзей. Мой отец из-за болезни находился с нами на оккупированной территории. Его 2 раза немцы хотели расстрелять.

Дед  мой был хорошим сапожником. Во время голода его работа спасла нас. Мать немцы гоняли на рытьё окопов, даже будучи беременной мною.

 В возрасте 7 лет, уже сознательно я увидел фронтовиков. Многие были больными людьми. Чувства благодарности к ним и жалости овладевали мной. 

 Вражеских военных я не видел. Но в детстве мы с ребятами играли в войну. Противная команда  всегда была «немцами».

Во время войны не все солдаты вражеской стороны были извергами, среди них встречались и порядочные люди: мать рассказывала, как маленькую дочку Надю немец угощал шоколадкой, другой научил, что сказать надо, чтобы нас не выгоняли на улицу из дома, да ещё зимой  - в доме больной тифом. Немцы этого очень боялись.

 В 1943 году был голод. У мамы на руках грудная дочка Надя а у неё не было грудного молока. И от голода и болезни умерла моя сестра. Как я выжил, мне до сих пор удивительно, спасибо за это моей матери!

Жизнь начала понемногу налаживаться. Отец вернулся к работе, получал зарплату. Приобрели кур и козу. Около дома был огород, позднее – сад.

Следы военного времени для меня – это разрушенные войной здания, землянка, в которой жил мой друг с семьёй, многие семьи потеряли отцов, братьев, дедов, с фронта стали приходить инвалиды (без рук, ног, на коленках, слепые, много было больных после ранений).

В моей семье много и часто говорили о войне. Наш дядя Василий сначала считался пропавшим без вести. Его мать так и не узнала, где он погиб. Мы узнали через Интернет и военкомат только в 2012 году. Теперь мы на 9 мая ездим на его могилу.



А.М. Толпекина

Толпекина Анна Максимовна, 1931 г.р.

 

 

 

Давным-давно я хотела поговорить со своей прабабушкой Толпекиной Анной Максимовной о тех страшных годах, о войне… Она не участвовала в ней, но было очевидцем. Видела многое: и слезы женщин, и как погибали люди, как страдали дети. Да она ещё и сама была ребенком. Когда её деревню оккупировали, ей было всего 12 лет.

И вот однажды зимним тихим вечером, когда она сидела у окна, я спросила: «Бабушка, а как это было?»

И она начала свой рассказ….

"Всё началось просто, неожиданно и страшно. Когда объявили войну, мы были на огороде и вдруг к нам пришли и сказали, что началась война. Поднялась паника кругом, стали забирать мужчин. А когда немцев уже гнали от Орла, то только в 1943 году они пришли к нам. Это было 2 августа. Немцы стали нас эвакуировать, хотели гнать всех в Германию. Гнали всех, кто попадался на глаза. Кто как спасался. Нас семей 8 было. Мы свернули у лога в конце деревни. Нам удалось спрятаться, остаться и замаскироваться, а остальных погнали дальше. Когда мы вернулись обратно, было часов 8 утра. Зашли с конца деревни, там речка была. Мы вырыли окопы и все там схоронились. А утром, когда поднялись, низко-низко над речкою видим, летит немецкий самолет и стреляет. Людей было много убито, кровь лилась по речке! У нас там недалеко тетка жила, напротив её дома был погреб. Мы сели в этот погреб, а отец вернулся за вещами под речку.…

Как летит опять самолет! И по речке как начал бить! Там побил много, жителей, мертвых людей лежало много.… А когда самолет улетел, все кинулись в деревню. А мы сидим в погребе. Это 3 июля было. Тут идут два солдата, подходят и говорят: «Не бойтесь, мы свои, русские!». А они все были  в грязи. У кого что есть, мы одеться им дали. Они спросили у нас:

- Немцев сегодня видели?

- Видели, они только что овцу полили на дворе! – ответили мы.

- Ну, теперь их больше тут не будет, мы их прогнали! – сказали солдаты и ушли.

Я вышла, а наша корова оставалась во рву я глянула: корова выскочила изо рва, я и побежала за коровой под горку, а потом и  на горку выскочила. Я выскочила на бугор, а в погребе  народу много, и они кричат «Что ты стоишь, ложись!!!» тут снаряд упал недалеко от меня, я тогда легла и стала передвигаться ползком.  Смотрю: с бугра спускаются люди, к мосту ползут. Я доползла до погреба и тут как рвануло!... Вокруг полетели щепки.… Это немцы взорвали мост, три раза его взрывали - весь разрушили. Потом начала бить «катюша» из-за проулка по немцам и всех побила. После приходят солдаты и говорят: «Вам здесь оставаться нельзя: тут ещё могут быть бои! Идите!!! Езжайте на Бельдяжки, теперь там безопасно». Собрались все, лошадей запрягли и поехали на Бельдяжки. Утром поднялись, и тут… приходят забирать мужиков. Всех до единого забрали и строем погнали на Курск! Мы в Бельдяжках ночь одну переночевали и пошли все домой. Только мы легли спать слышим едут машины. Один солдат выходит и говорит:

- Будьте аккуратны, едет «катюша»!   

А мы дети маленькие, подскочили все, интересно же:

- Остановитесь, мы посмотрим, что хоть такое «катюша»!

Она остановилась, все поднялись, побежали смотреть, что это за машина…

Посмотрели мы эту «катюшу»: обыкновенная машина.

- Вот эта «катюша» немцев и прогнала! – сказал солдат, сел в машину и уехал.

 Переночевали и пошли утром домой.

 Приходим на край деревни, а у нас, на нашем краю, везде солдаты лежат, и русские, и немецкие! Весь край забит был убитыми и обгорелыми солдатами. Пережили очень-очень много, повидали невыносимую страсть.

Когда приехали из с. Бельдяжек, то стали дома восстанавливать. Потом стали убирать трупы, собирали их и в окопы закапывали. Позже стали восстанавливать колхозы.  Ходили на поля, сеяли, руками все делали …. очень тяжело было. Мужчин почти не было. Одни женщины и дети были. Голод был ужасный. Ходили картошку прелую собирали по полю. Это весной. А потом себе огороды посадили…. Очень трудно говорить, как вспомнишь, аж за сердце болит."

 Бабушка вздохнула глубоко и продолжила дальше рассказывать: «А потом нам пригнали откуда-то председателя. Стали школу организовывать. Дом пустой стоял, там и была школа. Стали школьников собирать, учителей.  А в 1945 году с войны вернулись всего лишь 3 человека в деревню. Много погибло….  А потом постепенно деревня стала восстанавливаться…»

Тяжело вздохнув, бабушка замолчала. Я не стала больше её тревожить и сказала:

- Спасибо бабушка, я понимаю, что тебе тяжело, поэтому я больше не буду тебя мучить… спасибо тебе.

Я знала, что она в раннем возрасте осталась без матери, а после войны работала в колхозе, жила с мачехой, у которой было четверо своих детей. Она воспитывала их всех, и они по сей день не забывают её и всегда рады встрече, рады даже просто услышать её голос или узнать, что она здорова. Да, тогда ей пришлось пережить много.… Вот какая тяжелая ей выпала доля.