А.М. Сухорукова

Антонина Матвеевна Сухорукова, 1933 г.р.

 

Сухорукова Антонина Матвеевна родилась 22 декабря 1936 года в д. Орс Сурьянинского с/с, Болховского района. Когда началась война, ей было 5 лет, но многие военные эпизоды она хорошо помнит. Мама, Сухорукова Наталия Лаврентьевна, и Тоня жили у маминого брата в многодетной семье. Когда немцы пришли в деревню она не помнит. К населению они относились доброжелательно. Однако маленький двоюродный брат Коля плакал,  и финский солдат очень на него ругался. Немцы посоветовали маме Коли пожаловаться в комендатуру, тогда финна переселили в другую избу. Дом Сухоруковых состоял из двух частей, разделённых между собой сенями. В одной части дома жили немцы, в другой – семья. Скоро солдаты переселились в другой дом, а у них стал жить врач. Летом у Тони заболела нога, которую он вылечил. До сих пор шрам на ноге напоминает ей о военном времени. Антонина Матвеевна не помнит, чтобы они голодали. Недалеко от них находилась салотопка, где трупы лошадей, по всей видимости, перерабатывали на мыло. Раненых лошадей немцы использовали в пищу. Дети ели конину, хотя матери отказывались. Иногда немцы давали детям еды с кухни.

          Тоня вспоминает, как через их деревню гнали людей из Кирейковой и Середич. К подводам были привязаны овцы и козы, не имея возможности прокормить птицу, курей их бросили за деревней во ржи.  Это было под Казанскую -   престольный, религиозный праздник, 20 июля. Немцы позволили отпраздновать праздник, а на следующий день начали выставлять окна в домах. На вопрос жителей, почему они делают это, немцы ответили: «Матка, на хаус!».  Жители поняли, что их тоже будут эвакуировать.  Хозяйки стали закапывать свой небогатый скарб. 22 июля жителей стали выгонять из домов.  Людей вывели на Карачевский большак,  где поделили на две группы с целью их отправки в Латвию или Германию. Они ночевали под открытым небом, а женщин с грудными детьми селили в домах.

          Дети оставались детьми.  На одном из привалов они бегали по поляне. Пролетевшие немецкие самолёты обстреляли их, убив одного мальчика. Мама Тони вместе с другой женщиной ушла за водой. Немцы засуетились, начали обливать бензином продукты, которые везли с собой, постепенно, уходя. Женщины вместо воды притащили  мешок муки и мешок пшена. Скоро многие закричали: «Русские! Русские!».   Увидев советских воинов,  они очень обрадовались. От своих мест жителей угнали недалеко.  Они были в селе Знаменка Знаменского района Орловской области.

          С Карачевского шоссе,  на другой стороне,   можно было видеть деревню. Мама послала посмотреть Тоню,  уцелел ли их дом.  Но по дороге девочка, увидев убитых немцев и снаряды, испугавшись, вернулась назад. К радости Сухоруковых их дом не был сожжён, хотя весь потолок был изрешечен пулями, как решето. Два соседних дома были сожжены.

 

          Начались тяжёлые послевоенные дни.  Закопанные вещи они не нашли. Найден был только один чугун. Пищу варили в гильзах.

          Антонина Матвеевна, доучившись до шестого класса, отправляется на торфяные заработки в Ивановскую и Ярославскую области. Работа была очень тяжёлой.  Для того чтобы перевыполнить план приходилось просыпаться в три часа утра и полусонными идти на работу. Торфяные залежи разделялись на участки. Между ними пролегали трубы. Сонные девушки спотыкались и падали. Им становилось смешно и сон как рукой снимало. Торфяную массу переворачивал несколько раз, просушивали и укладывали штабелями. Работницам выдавали перчатки, но их хватало на несколько дней. Пальцы на руках трескались от   сырости и грязи.  Работали до девяти часов вечера с перерывом на обед в один час. Однако это время многие тратили   не на еду, а на отдых, так как они очень уставали. Один день в неделю у них был выходной. В этот день девушки дежурили по кухне и готовили еду. Кстати, вербовщики за ними приезжали домой, поэтому они могла взять с собой по мешку картошки.  В месте проживания девушек были построены специальные сушки. Поэтому во время дождя они могли не беспокоиться, вещи будут высушены. Организована была и баня. Местные мальчишки дразнили их «Торфушки», а так, по словам Антонины Матвеевны их никто не обижал. Работа продолжалась полгода, с весны до осени.  На заработанные деньги приобретали  вещи, ткани, швейные машинки, поскольку ни денег, ни товаров дома не было. До 21 года проработала сезонной рабочей на торфяных залежах. 

          После замужества уехала в деревню Плоская, где работала подсобной работницей на строительстве школы, фермы, а также на строительстве гаража в деревне Козюлькино. В построенной школе в дальнейшем обучались её дети: два сына и дочь.  Работала в колхозе «Знамя Ленина» дояркой 13 лет и пять лет телятницей. Работа на ферме была тоже очень тяжёлой. Позже была механизирована уборка  и дойка коров, но в основном приходилось всё выполнять вручную. Носить тяжёлые вёдра молока и неподъёмные корзины с кормом. Особенно был тяжёлым силос. Вставать приходилось в четыре часа утра. Когда не было света – доить группу коров вручную. А дома ждала другая работа: домашний скот, птица, огород, участок свёклы, выделенный для обработки дополнительно, сенокос,  готовка обедов и многое другое.

          

Мажуго Л.И.

Лидия Ивановна Мажуго, 1933 г.р.

 

 

Я – Мажуго (Жучкова) Лидия Ивановна родилась 15 декабря 1933 года в г. Болхове.

  Мне было 8 лет, когда началась Великая Отечественная  война. Город по нескольку раз в день начали бомбить. В детской памяти осталось яркое воспоминание. На улице Ленина был магазин «Детский мир», где продавали много красивых кукол. Но его разбомбили. Я не спала всю ночь, плакала, так как мне очень хотелось иметь такую красивую куклу.  Купить игрушку мы не могли,  так как не было денег. Мне казалось, что куклы валяются везде после бомбёжки, но жила далеко и не могла пойти посмотреть. Я с мамой,  старшей сестрой Зинаидой (1922 г.)   и соседями решили уйти из города в деревню Будолбино.  Но мы не дошли до деревни, вернулись и укрылись во Введенской церкви. Все укрывшие в церкви верили, что Бог не допустит, чтобы церковь разбомбили. 

Осенью 1941 года Болхов заняли немцы. Зимние морозы страшили врагов. Прогнав хозяев из домов в сени, сараи, немцы заняли большую часть дома. В нашем доме организовали медицинский пункт. Немец фельдшер был небольшого роста, но очень злой и вредный. К нам приходили раненые немцы, и он делал им перевязки, лечил, делал уколы. Ганс (так его звали) требовал в доме чистоты и порядка. Кричал на мою маму, но она не знала немецкого языка. Тогда он звал меня и говорил: «Лида, ком сюда! (иди сюда) и шпрехен ди муттер (переводи матери)». Я очень хорошо научилась говорить по-немецки, свободно переводила маме. Старшую сестру он ненавидел и говорил, что она комсомолка и выгонял её на мороз, подозревая в связи с партизанами. Иногда он жалел меня, давал немного хлеба и кофе (что не доедал сам). Наша семья,  как и многие другие, голодала.  В 1943 году советские войска освободили город от немцев. Город был в руинах и пожарищах. В первый класс я пошла в 10 лет. Стала учиться в средней школе №1. Окончила Болховское педагогическое училище, долгое время работала во вспомогательной школе-интернате воспитателем.



Э.Г. Куржупова

Эмма Григорьевна Куржупова, 1936 г.р.

 



 

Я родилась 3 декабря 1936г. в семье военного летчика Сечина Григория Георгиевича, а мама моя Сечина Елизавета Васильевна была медсестрой. В то время воинская часть отца находилась за Ленинградом во Всеволожске. Потом воинскую часть отца перебазировали в Орёл, затем в Молдавию в г. Бендеры. Там и застала нас война. Немцы бомбили город уже в первый день – 22 июня 1941 года. Отец срочно отправил нас с мамой поездом в тыл страны. Мне было 4 с половиной года, но я хорошо помню эту страшную войну с самого первого дня и до самой Победы. Помню, что мы ехали очень долго (2 месяца) через Украину, помню, как наш поезд бомбили немецкие самолеты, как люди выпрыгивали из горящих вагонов и прятались в цветущих подсолнухах. Потом собирались из оставшихся вагонов новые составы, чинились железнодорожные пути и мы ехали дальше. Так через два месяца мы добрались до г. Орла, а потом в г. Болхов, откуда родом были мои родители. А здесь  в это время шли тяжелые бои, наши отступали, немцы рвались к Москве. Они заняли город  Орёл и пришли в Болхов.

Отец воевал, и от него не было никаких известий. Я помню, как над городом низко летали тяжелые самолеты с немецкой свастикой, рвались бомбы и снаряды, горели дома. Мы с мамой жили в ее родном доме вместе с бабушкой. Во время бомбежек прятались в погребе, мама накрывала меня подушкой и собой, чтобы не попал осколок. Однажды к нам во двор упал снаряд, вылетели все окна, которые потом заложили кирпичами. Немцы свирепствовали в городе, искали и расстреливали партизан. Рядом с нами жил сосед, который стал у немцев полицаем. Он стал угрожать моей матери, что ее заберут немцы в гестапо, как жену советского офицера и расстреляют. Тогда бабушка посоветовала маме уехать в Орёл. Там жили две мамины  сестры. И мы с мамой ночью, тайком от соседей, пешком пошли в Орёл. У одной маминой сестры двух детей (мальчика 13 лет и девочку 14 лет) немцы отправили на работу в Германию. От горя  их мать все время молила Бога, чтоб дети остались живы. У другой маминой сестры было 3-е маленьких детей (5 лет, 3 года и 1 год). Чтобы немцы не поселились в нашем доме, нам (детям мамы) сделали большие грязные рукавицы, надевали нам на руки и показывали немцам и говорили, что у нас у всех чесотка. Немцы очень боялись всякой заразы и сразу уходили. Мама моя работала в больнице медсестрой. В этой больнице врачи прятали и лечили наших раненых бойцов и партизан, а чтобы туда не совались немцы, объявили, что больница эта инфекционная. Немцы обходили ее стороной. После войны про подвиг этих врачей и всего медперсонала была написана книга. Они спасли многих наших раненых, для которых мама часто сдавала кровь. За это она получала немного крупы, чтобы не умереть с голода.

Однажды зимой на улице немцы стали хватать всех и запихивать в крытый фургон, чтобы увезти в Германию. Схватили и нас с мамой, но тут налетели наши самолеты, начался воздушный бой. Немцы убежали прятаться, а люди повыскакивали из машины и разбежались кто куда. Так нам повезло, и мы не были угнаны в Германию.

Я очень хорошо помню, как наши воины  освобождали Орёл. Это было 5 августа 1943 года. Советские войска  наступали. Шли сильные бои. Перед отступлением немцы бомбили город, хотели взорвать вокзал, железнодорожный мост через реку Оку. Мы жили на берегу реки. Мы с мамой бежали по картофельному полю, по тропинке вокруг рвались снаряды. Я уже не помню, было это на самом деле или мне просто приснилось:  в свете яркого солнца летит прямо на нас со страшным свистом снаряд. Мама останавливается и прижимает меня к себе, а я рвусь в сторону с тропинки прямо в картошку. Мама за мной. Мы обе падаем, а на том месте, где мы стояли, раздается жуткий взрыв и нас засыпает землей. Слава Богу, нас не задело даже малюсеньким осколком.

Очень хорошо помню, как освободили Орёл. Сияет солнце, стоит тишина, я иду по тротуару, усыпанному осколками стекол. По улицам идут улыбающиеся люди. Какое это было счастье! Наши освободили Орёл!

 Это был 1943 год. Потом стали приходить письма (треугольники без конвертов) от отца. И однажды ему даже удалось на несколько дней приехать в Орёл, пока его часть перебазировалась в Брянск. Он быстро перевез нас в Болхов. Сказал, что скоро война закончится, и он нас заберет туда, куда его направят. Он был счастлив, что мы остались целы в этой ужасной войне и уже мечтал, как хорошо заживем, как будут еще дети. Но в 1944 году маме пришло извещение о том, что отец погиб. Экипаж самолета в составе 6 человек был сбит и сгорел над уже освобожденным городом Льговом Курской области и с воинскими почестями похоронен в братской могиле в сквере города. Потом мама ездила туда на могилу. Была там и я, и мои дети.

Так мама стала вдовой в 33 года, а отец прожил всего 33 года, но я его очень хорошо помню, и мама всегда о нем вспоминала с большой любовью и много рассказывала о нем и о том, как они были счастливы все те 6 лет, которые им были даны судьбой. Она говорила, что он любил музыку, хорошо пел, играл на гитаре, хорошо танцевал, катался на коньках. Они ходили в Ленинграде в театры и кино, у них было много друзей, вместе они ездили на прогулки в Петергоф. Он никогда не пил и не курил. Мама так и не смогла его забыть и больше уже не вышла замуж. Она прожила 78 лет. Всю жизнь проработала медицинской хирургической сестрой в поликлинике. В Болхове ее все знали и уважали, и с почетом проводили на пенсию. Когда в Болхов приезжали работать молодые хирурги, она делилась с ними своим опытом работы, и они ее очень ценили и уважали.

В 1944 году я пошла в 1-ый класс начальной школы №4 (теперь это детский сад №4). Ее еще называли Голубиной, так как там до революции был дом купца Голубина. В школе не было ни парт, ни столов, ни стульев, было холодно, но детей набралось много, так как в годы войны не учились. Из дома приносили, у кого что было: кто стул, кто табуретку, кто стол. В классах было по 45 человек и больше. Жили после войны очень трудно: нечего было есть, нечем топить, нечего одевать. Не было учебников и тетрадей. Писали на старых газетах. Один букварь был на весь класс. Хлеб давали по карточкам. На полях собирали остатки гнилой картошки и жарили блинчики. Их называли «чибрики» или «тошнотики». Но они и из гнилой картошки казались вкусными. А в школе нам на большой перемене каждому давали по тонкому кусочку хлеба и сверху сыпали чайную ложку сахара. Мы выстраивались в очередь, а потом старались тщательно облизать хлеб, чтобы с него не упала ни одна крупинка сахарного песка. Школа наша была начальная и в 5 класс мы уже пошли учиться в школу №1 (теперь гимназия), где учились с 5-го по 10-ый класс. Детей было очень много, поэтому учились в две смены. Мы пришли в эту школу, когда она еще не полностью была восстановлена после войны. При нас был отремонтирован физкультурный зал. Вид внутри здания  вначале был очень страшный: стены забрызганы кровью, там немцы расстреливали пленных и партизан, еще остались обрывки виселиц. В школе при немцах было гестапо. Но уже через год всё было покрашено, появились спортивные снаряды. Потом руками школьников расчищена территория от кирпичей и мусора и сделаны цветники, а за школой посажен молодой фруктовый сад. Каждый класс отвечал за отдельную клумбу и за несколько деревьев. Жизнь в школе закипела. Мы все очень хотели учиться. С войны пришли фронтовики-учителя. После страшных военных лет они вкладывали в наши головы все свои знания, отдавали нам всю душу.

Хорошо помню директора школы Яхонтова Александра Георгиевича, математика Войнова Ивана Ивановича, Черникова, Киреева, Пояркова Николая Ивановича.

В 1954 году я окончила 10 класс. Мама сказала, что надо съездить в Ленинград (ведь это моя родина) и попробовать поступить в институт. Мама продала старинную бабушкину кровать с блестящими железными шишечками, продала козу, и мы поехали. В 1-ом Ленинградском медицинском институте конкурс был 20 человек на место. То есть даже те, кто сдаст все 4 экзамена на «5» и то не все пройдут по конкурсу. Но тут  же объявили, что можно прямо в этом же институте подать документы в медицинское училище и сдать экзамены. Мы решили не рисковать, и я поступила в медучилище и стала фельдшером. Вернулась к маме в Болхов, работала 4 года заведующей здравпунктом. Жить стало лучше. Мы с мамой обе работали, отремонтировали дом, стали лучше одеваться и питаться. После 4 лет службы во флоте вернулся парень Куржупов Владимир Павлович, с которым я дружила еще со школы и все эти годы мы переписывались. Мы с ним еще раньше договорились, что подготовимся и, когда он отслужит, будем оба поступать в институт. Так мы и сделали. Мы поступили в Москве он в институт электрификации и механизации, а я в 1-ый Московский медицинский институт им. Сеченова на фармфакультет. Поженились мы без свадьбы, а через год у меня родилась дочь. Сначала мне дали академический отпуск, а потом мама моя как всегда велела мне учиться дальше, а сама 5 лет растила мою дочку. Ведь она сама еще работала, а дочку носила в ясли, а потом водила в садик. В Москве мне помогла моя специальность – я по ночам подрабатывала медицинской сестрой.

После окончания института мы с мужем стали работать в Болхове. Я в аптеке, муж сначала инженером в сельхозтехнике, потом начальником цеха в БЗПП. Мы так и жили с моей мамой в нашем старом доме, потом его разломали совсем и построили новый. Всего у нас 4 детей. Помогала их растить моя мама. Теперь у всех свои семьи и дети.