Н.С. Семёнова

Семенова Нина Степановна, 1932 г.р.

 

 

 

    Когда началась война, мы жили в с .Моховое Хомутовского района. В августе отец ушел на войну, и в августе же мне исполнилось 9 лет. В октябре мы переехали в с. Голянку к бабушке. В ноябре небольшой  отряд немцев пришел в село, прошёлся по домам. Не знаю, что искали. Потом пришел большой отряд немцев, разместились по домам, на смену им пришли другие. Мы, 5 человек (бабушка, мама, и нас трое детей)  жили на печке. Собственно закуток и печка были наши, остальной дом занимали немцы. Среди них были  два немца и три русских, которые были шоферами, возили на линию фронта боеприпасы. Мама как-то одному, которого звали Василий, сказала: «Как  это вы пошли служить фашистам?» Он ответил: «Мы попали в плен и нам сказали: или расстрел, или пойдете служить нам».

    И вот первый страх, который пришлось испытать. В этот день ушли из дома не все, один немец спал. А мы со старшим  братом то зайдем в дом, то выйдем. Короче, хлопали дверью и, видимо, его разбудили. Он как вскочил, схватился  за наган и стал кричать. Мама заслонила нас собою, потом затолкала на печку. Он все же успокоился. Второй  раз было так: немец принес ведро муки и велел испечь что-то. Мать испекла булочки. Немец разделил на двоих: себе и другому немцу. Потом они ушли. Дома оставался один Василий. Тут в село вошел большой отряд немцев и  разместился по домам, видно, на передышку. Булочки стояли на столе, немцы их поели. Вечером квартиранты вернулись, а булочек нет, немец опять схватился за пистолет, мать с перепугу обратилась к Василию. Василий сказал, что это их солдаты съели, ну, он и утих.

     И вот в конце декабря пришел комендант, велел собираться в Германию. Мама выглянула на улицу, там уже народ шел в направлении Новосиля. Мы, все трое детей температурили. Стоим на морозе, трясемся. Мать не знает, что делать. Валенки только у меня, а братья в ботиночках. Бабушка взяла из санок  мешочек с краюхой хлеба и ушла, сказав: «С тобой дождешься, пока пристрелят»: Мама заплакала, мы – тоже. В это время из дома вышел Василий и сказал: «Хозяйка, прячьтесь скорее в подвал, наши близко». Мы быстро нырнули. В подвале картошка была отгорожена, и там было свалено постельное белье, одеяла, подушки. Мы спрятались за перегородку. Прошло несколько часов, вдруг дверь распахнулась, вошли немцы, по голосам их было двое. Один на порожках спотыкнулся, запахло бензином. Спустились, стали рыться в вещах, поговорили и ушли. Потом мы узнали, что они ходили по домам и обливали продукты бензином .Конечно, хотя они и не видели нас в глаза, но по дыханию поняли, что за перегородкой есть люди. Ушли, дверь оставили открытой. Мы до вечера окоченели, на улице был сильный мороз. Вечером начали гореть дома. Дома немцы поджигали через дом, через два. Когда совсем стемнело, мать потихонечку дверь прикрыла, Наутро мы стали канючить: «Мама, пить, мама, пить!» Мать ушла в дом за водой, предварительно убедившись, что немцев поблизости нет. Прошел час, другой, третий, а мамы все нет, а на улице стрельба, снаряды с воем пролетают над подвалом. И только вечером она пришла, сказала, что не смогла выйти из дома из-за стрельбы  и что наши уже вошли в село,  но не советовали нас выводить из подвала. На следующее утро мы услышали голос бабушки и вышли. Как  мы потом узнали, нашу корову и еще двух немцы загнали в школу и сожгли.

     В январе или феврале 1942 года (точно не помню) отец был отправлен на фронт. До этого он находился  в Сердобске Пензенской области. В письме с фронта он писал; что его служба такая, что приходится находиться в непосредственной близости от врага. В мае того же года было последнее письмо от отца. Потом было извещение, что пропал без вести.

    Весной 1942г. вскопали огород, посадили картошку, тут нас эвакуировали в  Кресты. Нам достался угол в сенцах, и днем сидели на своих узлах и ночью на них спали. Из Крестов мы переехали в Красную Поляну к маминой сестре, у нее дом сожгли, она жила у своей свекрови. У свекрови дом был большой, выделили уголок и нам. И вот однажды, когда солнце  было на закате, приехали какие-то начальники и сказали, чтобы дом освободили т.к. сюда переедет райисполком. Спросили, чьи это вещи в углу. Тетя ответила  и сказала, что мама ушла в Голянку. Он  в ответ: «Если до утра мать не вернется, то мы детей отправим»: Куда? Не помню. Я испугалась, сказала, что побегу за мамой. Женщины меня не пускали, но я  побежала. Выбежала из села, низко пролетел немецкий самолет, сбросил листовки. Я одну подняла, прочитала и бросила. Там была одна фраза  «Скуем мы Сталину намордник из стали» и карикатура на него. Как видите, хвальба осталась хвальбой. Так вот где шла, где бежала; к Крестам подошла в полной темноте. И тут началась гроза, пошел дождь, а мне как-то стало веселей. Дошла до Пшева (Шейно), опять кромешная тьма, ни огонька, ни звука. Хорошо, что дорога была знакомая (раньше к тете в гости бегала). Вошла в Голянку, опять полегче стало. Дошла до дома, постучала, мама уже спала. И что меня удивило, так это то, что  мой рассказ мама выслушала спокойно. Наутро мы выкопали еще одну яму и спрятали остальное зерно и другие продукты, потом ушли в Красную Поляну. Зиму мы прожили вместе с жителями села в землянке, которая до войны была курятником. Народу было много, но никто не роптал, не скандалил. Весной 1943 года нас  пустили в свое село. Посадили огороды и опять нас эвакуировали. Только на этот раз от Шейно путь лежал правее. Как правильно называется это село – не знаю, в народе его называли Гнидовка. И вот оттуда почти каждый день мы ходили в Голянку ухаживать за своими огородами. Сначала я ходила со своим братом Александром. Он 1930 года (1 октября) рождения. А потом, когда в Голянке разместился госпиталь, он ушел туда помогать раненым. Я стала ходить одна. Утром придешь, грядки прополешь, вечером возвращаешься. А ходили то босиком,  обувки не было. Иду  как-то раз вечером, так есть хочется, смотрю, на дороге в пыли корочка хлеба свежая. Я подняла, съела, дальше иду опять, и так иду, подбираю и ем. И вот нагоняю  повозку, в повозке сидит пожилой солдат, ест хлеб, а корки бросает, видно зубов нет. Вот с этого  случая,  наверное, я и получила туберкулез кишечника. Ну да ладно, не умерла, благодаря замечательной медсестре в Голунской больнице, вернее, ее советам.

     В августе мы вернулись домой. Приехали ночью. У нас перед домом стоял каменный сарай, два отделения. Раньше у сарая сняли двери и в доме с пола сняли доски. Я спросила у брата. Он сказал, что это сняли на нары для раненых (раненых везли из Вяжей). А когда мы приехали, я увидела, что в одной половине сарая новая дверь. Стало любопытно. Как только рассвело, я побежала посмотреть. Распахнула дверь, а там на носилках мертвый. Он был в форме, но форма не наша и не немецкая. Ранен был в голову. Под голову была подложена подушечка, такого же цвета, что и форма. На нем был плащ с поясом, а у наших тогда были плащ-палатки. Днем его похоронили. Потом из госпиталя стали привозить умерших. Короче ,наш сарай стал моргом. Хоронили не по одному, а по нескольку.  Братские могилы в Голянке  до сих пор безымянные.

     А брат домой так и не вернулся, он уехал с госпиталем. Потом он попал в другую воинскую часть, был сыном полка, имел награды, в том числе и Орден Отечественной войны. Конец войны встретил во Франкфурте- на- Майне. После войны -  воспитанник военно-музыкального  училища, с 1948 года служил во флоте. Когда я приехала сюда в 1989г. на постоянное место жительства, то удостоверение на Орден отдала директору  Новосильского Дома пионеров  Н.М.Ретинской. Брат, к сожалению, в 1985г. погиб в Москве в ДТП. В 1990г, когда я была в Орле на курсах усовершенствования учителей, мы ходили на экскурсию в Дворец пионеров. Там, к моему удивлению, я увидела портрет своего брата. Фотография такая была напечатана в журнале «Вожатый» за № 2 за 1963 год, и статья под общим заголовком «Где вы, герои?». И первый рассказ «Отважный ефрейтор» об Александре Семенове; его однополчанин Волков из Литвы рассказывал , как Саша под огнем противника восстановил связь (семь обрывов), в итоге контратака противника была отбита.

     Да, еще один случай из времен ВОВ мне запомнился. Было это в начале лета 1943г. У нас в саду стояли две зенитки, они были установлены в кузовах машин. А сами машины стояли в траншеях. Мы с  мамой собрались обедать, она пошла в подвал за квасом. А тут летит немецкий самолет. Зенитка выстрелила. Самолет начал кружить над садом и домом. Я пытаюсь выбежать из дома в подвал к маме, а дверь снаружи закрыта. Кричу: «Мама, выпусти меня!». Зенитки палят, самолет сбили. Он упал за селом, в поле. А мне от мамы еще и попало – зачем кричала. Так мне и не удалось посмотреть на сбитый самолет. Говорили, что летчик  жив остался. Я потом подумала, что, может, летчик специально кружил, чтоб  потом сдаться в плен.



А.А. Истратова

Истратов Анна Алексеевна, 1925 г.р.

 

  Пятнадцатилетней девчонкой встретила начало войны Анна Алексеевна Истратова, а в то время просто Нюра Ерёмина. Тот тёплый летний вечер накануне 22 июня 1941 года навсегда врезался в её память. Девчата и парни, как обычно, сидели на дубах у  сарая Голдиных, и Иван Жужин, играя на балалайке, напевал:

  «Милая, в карие очи твои

Дай наглядеться мне вволю.

И позабуду страданья свои,

Тяжкую горькую долю…»

 

    На следующий день    двоюродная сестра Татьяна  с одной из подруг отправилась в район фотографироваться, а вернулись оттуда со страшной вестью: «Война!»…

  Каждый день, приникнув к репродукторам, слушали сельчане неутешительные сводки с фронта…

Подошла осень 1941 года. В начале октября немцы взяли Орёл…

    "  В октябре 1941 г. мужская половина деревни Ивань, подходящего под призыв возраста, получила повестки в военкомат. А в ноябре здесь появились немцы. Они заняли самые лучшие дома, заставив мирных жителей ютиться в двух маленьких избах, конюшне, сараях, подвалах. С приходом холодов немцы начали отбирать у населения теплую одежду, платки, валенки, заставляли работать  на себя. Нас, молодых девчонок, матери старались пореже выпускать на улицу, мазали лицо сажей, одевали в отрепья. Но однажды немец все-таки схватил меня за руку и потащил в дом. Там,  показывая на кучу окровавленного белья,  изобразил жестами, что его надо перестирать, иначе: «пук», -  и  он приставил дуло винтовки к моему носу. Тут он вышел в другую комнату, а я убежала….

    В январе 1942 всех жителей Ивани построили в колонну и погнали в сторону Орла, по пути распределяя по населенным пунктам. Меня с матерью и пятью младшими детьми поселили в доме старосты, в д. Кеньково  Моховского района. Староста был рыжий злой мужик. На стене у него висел большой портрет Гитлера, украшенный полотенцами. Для пропитания  он разрешил нам разбирать смерзшийся скирд прошлогодней ржи. Мы  вручную обмолачивали снопы, зерно дробили на ручной мельнице и варили несоленую болтушку. В окрестных селах просили милостыню, так и  прожили зиму. Весной стало легче.  Собирали мерзлую картошку в огородах и пекли кавардашки, потом выросли щавель и лебеда.   К весне   и немцам стало голодно, дороги все развезло. Как только стаял снег, немцы стали посылать детей  в поле - собирать для них щавель, листья одуванчика…  

    Летом 1942 г. стали набирать молодежь для отправки в Германию, в их число попала и я, но удалось незаметно улизнуть с одной из женщин. Мы прятались в соседней деревне, а когда я  вернулась, то узнала, что староста выгнал нашу семью за то, что я сбежала. Нашла я их в  деревушке Кукуевка Орловского района, в пустой бревенчатой бане. Вначале хозяева подкармливали, потом приходилось побираться, а у кого что выпросишь, сами все голодали…

    В июле 1943 г. немцы направили группу эвакуированных «на окопы»- углублять противотанковый ров в д.Мелынь Мценского района. Ночью патруль привел нас с лопатами на объект, но работать не пришлось: небо осветили ракеты, непрерывно летали самолеты, шквал огня обрушился на землю. Утром всех жителей построили в большую колонну, а между людьми немцы  втискивали свои орудия, раненых, многие были в нижнем белье. Так дошли до д. Извеково, где фащисты загнали нас в конюшню  и закрыли. Все думали, что это конец…Но через некоторое  время ворота конюшни открыла какая-то женщина, сказав, что немцам было не до нас, они удирали без оглядки.

    Сразу в родную деревню мы  не вернулись, остались работать в колхозе, чтобы заработать немного зерна. Я была учетчицей, сестра Валя носила сводки в Плаутино. Осенью всех эвакуированных отправили по домам и мы вернулись в  родную деревню Ивань. Стала я с мамой работать в своём колхозе «Пламя революции». Зимой мать сильно заболела, и сестричка Валя через день бегала на Картошник за четвертинкой коровьего молока. Но в январе 1944 г. мама умерла, похоронили ее в одну могилу с 2-х летней сестрёнкой Люсей, умершей в декабре 1943 г.

    Осталась я за старшую. Залегощенский РОНО взял над  семьей шефство, выдали хлебные карточки. Отоваривать их нужно было за четыре  километра, на Грачёвке( 1 кг хлеба на 5 человек). Иногда хлеба не хватало, приходилось возвращаться ни с чем, тогда все впятером ревели… Делать нечего, варила жиденький супчик из подмороженных овощей, поданных доброй  рукой.

   Вскоре РОНО в числе первых направил младших сестер Валю и Зою и пятилетнего Юру в детский дом, а братика Толю я не отдала. Остались мы работать в колхозе. В конце марта 1944 года  район послал брата на учёбу  в ремесленную школу ФЗО, где он экстерном сдал экзамены за семилетку и поступил в  Казанский индустриальный техникум, а потом закончил и летную школу в г. Вольске. Позже сестры тоже выучились, Валя получила специальность агронома,  а Зоя, младшая, стала учительницей."

   Анатолий Алексеевич Ерёмин, брат мамы,   вспоминая своё военное детство, рассказывает, как в начале оккупации все жители деревни  старались сделать тайный запас продуктов.  Когда пришли немцы, среди них нашёлся  предатель, фашистский прихвостень, который  показывал оккупантам обычные места таких схронов… Запомнилось ему, что немцы не рубили дрова для печи, а топили целыми брёвнами, постепенно подпихивая их в топку. Для этого разбирали деревенские сараи. Однажды ранней весной загорелся один из домов с соломенной крышей, и немцы, опасаясь пожаров, велели раскрыть все соломенные крыши в деревне, а через два дня пошёл дождь…Как своеобразный подвиг вспоминал дядюшка, как ему мальчишкой удалось стащить у немцев пистолет и спрятать в куче хвороста, и какой взрыв был, когда позже  этот хворост кто-то поджёг!

     Вспоминает уроженка д. Ивань Людмила Михайловна Селиванова:

"…Когда началась война, мне  было пять лет.  В невыносимо тесных условиях приходилось ютиться, ведь дома заняли фашисты,  и я заболела тифом. А вот выжила только благодаря участию немецкого повара, который тайком  подкармливал: то шоколадку передаст, то тарелку супа…Маме приходилось помогать ему на кухне. Повар был маленького роста, и между собой мы называли его Кузнечик. Однажды немцы привели пятерых наших пленных,  и Кузнечик перебросил им три буханки хлеба. Больше мы этого повара  не видели: его расстреляли свои".  



А.Г. Дунаева

Дунаева Анна Георгиевна

 

 

      "До войны мы жили  в небольшом доме, покрытым под солому.  Немцы пришли 10 ноября 1941 года. Сначала прибыла разведка. Затем пришел обоз. В нем были финны, белорусы, украинцы. В нашем доме остановился шеф. Этот обоз побыл 2 дня и отправился в наступление на Елец, из Бедьково. 25 декабря  в нашу деревню прибыл второй обоз. Бывший председатель колхоза стал старостой. За подвалом немцы установили пулемет, в саду зенитки. Стояли фашисты у нас 1 год 8 месяцев. Когда пришли немцы, нас выгнали в кузницу, а затем в подвал. В подвале пробыли мы до 2-го января. Затем погнали на Ивань, Грачевку, на Казинку. А с  Казинки снова вернулись домой. Но нас домой не пустили немцы. Нас загнали в конюшни, а затем в подвалы. В конюшне были установлены пулеметы. Немцы разбирали дома, делали  бункеры и жили в них. Оборудовали подвалы. От домов до Горки были вырыты траншеи. От бункеров и колодца также были вырыты траншеи. Основное наступление было сделано со стороны д. Бедьково.

    Что мы пережили за это время, трудно рассказать. Когда нашу деревню освободили, то домов не было, стояли трубы от печек. Не было и садов. Один бурьян. А сколько было погибших советских солдат!  На огородах много лежало матросов.

    Берег Красной горы был окутан проволокой. И здесь было много погибших…»

 Анна Георгиевна замолчала, заплакала. Рядом с нею стояла ее сестра Миронова Мария Георгиевна, которая также плакала, вспоминая ужасы войны. «Почему немцы задержались, - говорит она, - они уже хотели бежать, но у наших кончились в это время боеприпасы. За эти два дня немцы укрепились. Ребята, самое дорогое, это мир. Не надо войны. Сколько народу погибло на войне. Жить да жить бы им. В д. Бедьково я видела женщину, которая замерзла, обхватив трех детей возле дерева. Видела я людей, у которых были отморожены ноги. Их было 25 человек.  Ужас, ужас. Не было бы больше такого».



Т.И, Меренкова

Меренкова Тамара Ильинична, 1938 г.р.

 

Дьяковы Илья Николаевич и Ольга Васильевна к 1933 году имели четверых детей. Как и все советские люди испытывали лишения голодных годов. Многие  жители необъятной страны завербовывались на стройки первых пятилеток. Искать работу в далёкую Челябинскую  область поехал и Илья Николаевич со своим братом. Через некоторое время папа перевёз и свою семью.  В далёкой Башкирии, в городе Уфе стали жить Дьяконовы. В семье было пять мальчиков и две девочки.  Несчастье затронуло и эту многодетную семью. Умирают маленькие  братья, болеет сестра.

Когда Тамаре исполнилось четыре года,  ещё одно бедствие коснулось не только её семьи, но и всей страны – началась Великая Отечественная война. Папу не призывали на фронт, так как  он работал на авиационном  заводе. Мама занималась хозяйством.  Трудно в военное время приходилось всем.  Хлеба выдавали по 200 граммов на человека, часто  этот хлеб мама обменивала на картофель, чтобы сварить для семьи супа.

   В 1945 году девочка пошла в первый класс. Мама, Ольга Васильевна,  в своё время закончила церковно-приходскую школу, умела шить и вязать. Подарком для дочери стала вязанная и вышитая сумка. Сейчас, по истечении  времени, Тамара Ильинична понимает,  почему ей завидовали одноклассники, а тогда не понимала. Сумка, да сумка. Трудно представить сейчас и лыжи, сделанные из частей деревянной бочки.

  После войны немецкие военнопленные отделывали детский сад. Попросив у родителей хлеба, дети ходили к детсаду, обменивали хлеб на немецкие монеты. Хотя  монеты никакой ценности для детей не имели. Больше всего девочке запомнилась игра на пианино одного из военнопленных и фотография немецкой семьи. Он показывал на фото папу, маму, двух сестёр и плакал. Увидит ли он свою семью? Об этом  не знал никто. Война коснулась многих семей, в том числе  немецких.

 Тамара хорошо освоила немецкий язык, возможно детское общение повлияло на дальнейшее обучение в школе. Но поступить в Челябинский институт она не смогла, получила четвёрку по немецкому языку и не добрала одного балла. Девушка не расстроилась. В этом же году поступила в плодово-ягодный техникум в семидесяти километрах от Уфы. После распределения проработала три года агрономом. Молодому специалисту пришлось не сладко.  Получается,  что она сместила с работы опытного специалиста и окружающие думали о том,  что она не справится.  В 1959 году она приехала в г. Болхов к дяде, где и познакомилась с будущим мужем. Мама без слёз отпустила дочку на родную сторону. Её муж, Виктор Иванович, в  17 лет ушёл на фронт. Свекровь с фронта  дождалась  только его,  а два других сына с фронта не вернулись. Виктор служил в армии до 1951 года. Молодая семья жила на квартире, лишь только в 1966 году они получили свою отдельную квартиру. Тамара как огня боялась керогаза.  

 Тамара Ильинична  трудилась кондуктором в автоколонне, 10 лет проработала секретарём комсомольской организации. С 1976 года активно занимается  общественной работой, 37 лет была уличкомом на улице Ленина. Имеет 63 поощрения и благодарности за трудовую и общественную работу.  

Г.В. Бычков

Бычков Геннадий Васильевич, 1938 г.р.

 

Наша семья (мама, отец, брат и я) до войны проживала в д. Коноплянка, Болховского района.  В 1941 году мне было 3 года, брату 6 лет. Началась война, отца на второй же день призвали в Армию. Он остался жив и вернулся с фронта в 1946 году.

Когда пришли немцы в нашу деревню, мы жили втроём. Всё наше хозяйство было конфисковано, наступил настоящий голод. Мать ходила по деревням меняла вещи на еду, чтобы нас с братом прокормить. При подходе наших войск к деревне, всех жителей собрали и объявили, что мы нужны Германии. Дома все подожгли. От деревни ничего не осталось. Нас троих и других жителей села через д. Лунёво угнали немцы в плен в Белоруссию. В Германию забирали те семьи, у кого было 2 рабочих (взрослых) человека. У нас  - одна мама. Поэтому нас оставили в Белоруссии, недалеко от г. Бобруйска, на реке Березене. Две недели жили в каких-то сараях, потом работали батраками в деревне. Насмотрелись, как заживо сжигали людей, убивали целыми группами. Я это хорошо запомнил.

В 1944 году наши войска освободили белорусскую деревню от немцев. Мы потихоньку добрались до своей деревни. Жили в землянке. Когда вернулся отец с фронта, начали строить дом.



А.М. Сухорукова

Сухорукова Антонина Матвеевна, 1936 г.р.

 

 

Сухорукова Антонина Матвеевна родилась 22 декабря 1936 года в д. Орс Сурьянинского с/с, Болховского района. Когда началась война, ей было 5 лет, но многие военные эпизоды она хорошо помнит. Мама, Сухорукова Наталия Лаврентьевна, с дочерью Тоней жили у маминого брата в многодетной семье. Когда немцы пришли в деревню она не помнит. К населению они относились доброжелательно. Однако маленький двоюродный брат Коля плакал,  и финский солдат очень на него ругался. Немцы посоветовали маме Коли пожаловаться в комендатуру, тогда финна переселили в другую избу. Дом Сухоруковых состоял из двух частей, разделённых между собой сенями. В одной части дома жили немцы, в другой – семья. Скоро солдаты переселились в другой дом, а у них стал жить врач. Летом у Тони заболела нога, которую он вылечил. До сих пор шрам на ноге напоминает ей о военном времени. Антонина Матвеевна не помнит, чтобы они голодали. Недалеко от них находилась салотопка, где трупы лошадей, по всей видимости, перерабатывали на мыло. Раненых лошадей немцы использовали в пищу. Дети ели конину, хотя матери отказывались. Иногда немцы давали детям еды с кухни.

          Тоня вспоминает, как через их деревню гнали людей из Кирейковой и Середич. К подводам были привязаны овцы и козы, не имея возможности прокормить птицу, курей бросили за деревней во ржи.  Это было под Казанскую,  престольный, религиозный праздник, 20 июля. Немцы позволили отпраздновать праздник, а на следующий день начали выставлять окна в домах. На вопрос жителей, почему они делают это, немцы ответили: «Матка, на хаус!».  Жители поняли, что их тоже будут эвакуировать.  Хозяйки стали закапывать свой небогатый скарб. 22 июля жителей стали выгонять из домов.  Людей вывели на Карачевский большак,  где поделили на две группы с целью их отправки в Латвию или Германию. Они ночевали под открытым небом, а женщин с грудными детьми селили в домах.

          Дети оставались детьми.  На одном из привалов они бегали по поляне. Пролетевшие немецкие самолёты обстреляли их, убив одного мальчика. Мама Тони вместе с другой женщиной ушла за водой. Немцы засуетились, начали обливать бензином продукты, которые везли с собой, постепенно, уходя. Женщины вместо воды притащили  мешок муки и мешок пшена. Скоро многие закричали: «Русские! Русские!».  Но советских солдат никто не видел. Увидев советских воинов,  они очень обрадовались. « Не плачьте, мы прогоним немцев в Германию», - успокаивали солдаты. От своих мест жителей угнали недалеко.  Они были в селе Знаменка Знаменского района Орловской области.

          С Карачевского шоссе,  на другой стороне,   можно было видеть деревню. Мама послала посмотреть Тоню,  уцелел ли их дом.  Но по дороге девочка, увидев убитых немцев и снаряды, испугавшись, вернулась назад. К радости Сухоруковых их дом не был сожжён, хотя весь потолок был изрешечен пулями, как решето. Два соседних дома были сожжены.

          По воспоминаниям двух учителей,  Евдокии Николаевны и Антонины Николаевны, которые, побоявшись, что их расстреляют, прятались в подвале,  в районе деревни Орс шёл страшный бой. Русские шли со стороны Лучек. Немцы занимали более выгодные позиции, поэтому на поле боя советских солдат полегло много. Это ужасная картина смерти осталась в глазах ребёнка на всю жизнь. Женщины хоронили воинов.  Домашняя собака Шарик страшно выла, женщины не могли без слёз переносить этот вой. На этом поле был найден отец, убитого на лесной поляне мальчика. В его одежде нашли недописанное  письмо семье. Сапёры долго разминировали территорию сражения.

          Начались тяжёлые послевоенные дни.  Закопанные вещи они не нашли. Найден был только один чугун. Пищу варили в гильзах.

          Антонина Матвеевна, доучившись до шестого класса, отправляется на торфяные заработки в Ивановскую и Ярославскую области. Работа была очень тяжёлой.  Для того чтобы перевыполнить план приходилось просыпаться в три часа утра и полусонными идти на работу. Торфяные залежи разделялись на участки. Между ними пролегали трубы. Сонные девушки спотыкались и падали. Им становилось смешно и сон как рукой снимало. Торфяную массу переворачивали несколько раз, просушивали и укладывали штабелями. Работницам выдавали перчатки, но их хватало на несколько дней. Пальцы на руках трескались от   сырости и грязи.  Работали до девяти часов вечера с перерывом на обед в один час. Однако это время многие тратили   не на еду, а на отдых, так как они очень уставали. Один день в неделю у них был выходной. В этот день девушки дежурили по кухне и готовили еду. Кстати, вербовщики за ними приезжали домой, поэтому они могла взять с собой по мешку картошки.  В месте проживания девушек были построены специальные сушки. Поэтому во время дождя они могли не беспокоиться, вещи будут высушены. Организована была и баня. Местные мальчишки дразнили их «Торфушки», а так, по словам Антонины Матвеевны их никто не обижал. Работа продолжалась полгода, с весны до осени.  На заработанные деньги приобретали  вещи, ткани, швейные машинки, поскольку ни денег, ни товаров дома не было.  

          После замужества уехала в деревню Плоская, где работала подсобной работницей на строительстве школы, фермы, а также на строительстве гаража в деревне Козюлькино. В построенной школе в дальнейшем обучались её дети: два сына и дочь.  Работала в колхозе «Знамя Ленина» дояркой 13 лет и пять лет телятницей. Работа на ферме была тоже очень тяжёлой. Позже была механизирована уборка  и дойка коров, но в основном приходилось всё выполнять вручную. Носить тяжёлые вёдра молока и неподъёмные корзины с кормом. Особенно был тяжёлым силос. Вставать приходилось в четыре часа утра. Когда не было света – доить группу коров вручную. А дома ждала другая работа: домашний скот, птица, огород, участок свёклы, выделенный для обработки дополнительно, сенокос,  готовка обедов и многое другое.

          Теперь Ветеран труда Ефремова Антонина Матвеевна на заслуженном отдыхе, но трудовая закалка и дух конкуренции остались на долгие годы. Уже, будучи на пенсии она вела маленькое хозяйство, посильно помогая родственникам. В настоящее время живёт в г. Болхове. Радуется успехам  внука, трёх внучек, правнучки  и  правнука. 



В.С. Свечникова

Свечникова Вера Сергеевна, 1925 г.р.

 

Родилась наша прабабушка 13 августа 1925 года,  в г. Болхове. Папа – Нечушкин Сергей Иванович – сапожник, мама – Зинаида Михайловна – домохозяйка. Семья Нечушкиных воспитывала троих детей: сына и двух  дочерей.    Училась в средней школе №1 имени Карла Маркса,  бабушка успела окончить семь классов.

Хорошо она помнит начало войны. Вместе с подругами была на улице, услышала по громкоговорителю известие о начале войны, сразу побежала домой. Осталось в памяти и  начало оккупации г. Болхова.  По  поручению мамы  пошла в ларек купить искусственного мёда. Не могла понять, почему  сегодня в достаточно людном месте  никого нет. Прибежав домой, узнала о трагическом событии.  Папа ушёл в партизаны, затем он был призван на фронт.

Город Болхов был оккупирован 9  октября  1941 года. Шестнадцатилетняя девушка, как и все жители города, на себе испытала время оккупации. Их семья жила в маленьком домике, поэтому у них не жили немецкие офицеры. Семье не пришлось ютиться, как другим болховчанам в сараях или землянках.    Свой характер бабушка показала с первых дней оккупации Болхова. Она всячески сопротивлялась власти ненавистных врагов, отказывалась выполнять распоряжения немцев и подчиняться приказам. Её посылали чистить снег – она сбегала, заставляли рыть окопы – сбегала, угнали из родного города и на поезде отправили в неволю – снова сбежала.  Около современной редакции был пункт сбора населения для последующего распределения на работы.  Она   незамеченной спустилась  под гору,  пролезла  по  сточной трубе и  прибежала спрятаться  к дяде.   Вернулась домой, узнав о том, что её  тётю  посадили в карцер, находившийся в школе,  в которой она училась.  Теперь  удивляется, откуда тогда у неё, хрупкой  шестнадцатилетней девушки, было столько смелости, и как  тогда не расстреляли за неповиновение, а лишь приковали наручниками и в них довезли до Германии.

На распродаже подневольных русских  людей  её из-за худощавого телосложения и маленького роста долго никто не покупал. Продали последней за три марки: хозяйку звали фрау Маргарет. Два года и 10 месяцев девушка жила в деревне Целинг, недалеко от города Фрайдшадт.  На ферме  фрау Маргарет  приходилось доить коров, ухаживать за скотом, обрабатывать огород. Немка относилась к ней хорошо, поскольку её муж состоял в компартии Германии и не одобрял действия фашистов.  Питалась и работала вместе с хозяевами. «Хорошие хозяева были, не все звери» - уточняет бабушка.   Подкармливая девушку, немка приговаривала:  «Ешь, ешь, может, кто-то  и моего  Альберта  подкормит». Её муж Альберт был лётчиком, его сбили и он попал в плен. Как сложилась его судьба бабушка, конечно, не знает. Когда девушка ходила на фабрику, где работали русские люди, то фрау Маргарет собирала ей сумку с едой, зная, что там рабочих  кормили в основном брюквой и «баландой».

Когда  пришли войска 1-го Украинского фронта, началась её военная биография. С декабря 1944 года прошла двухмесячные курсы обучения навыкам владения оружия, несения патрульно-постовой службы. 20  февраля 1945 года зачислена в 161-ый  Отдельный Рабочий батальон, в 1-ю роту в  составе 3-ей гвардейской армии 1-го Украинского фронта.  В Красноармейской книжке есть запись коменданта г. Грюмберга от  февраля 1945 года о призыве на  военную службу.  161 ОРБ сформированный 7 февраля 1945 года входил в состав Действующей армии.   Они шли за передовыми частями, несли патрульно-постовую службу, охраняли железнодорожные пути и вагоны с продуктами, демонтировали и восстанавливали заводы. Прошли Прагу и на полпути к Берлину встретили Победу.  По всей видимости из-за бумажной неразберихи она не получила медаль «За взятие Праги».

С улыбкой вспоминает  случаи военной поры. Однажды им пришлось,  вдоволь наесться трофейной сметаны, теперь этот продукт бабушка редко  использует в пищу. Натерпеться страху, услышав действия «Катюш» у себя над головой. Понятно, что наше грозное оружие громило позиции врага, но, впервые услышав и увидев «Катюшу»,  запомнила на всю жизнь.

Она ясно помнит, как радовались Победе.  Вначале раздалась страшная стрельба.   Военнослужащие  кричали, смеялись, поздравляли друг друга. На основании закона Верховного Совета СССР от  23 июня 1945 года была демобилизована.  15 августа 1945 года вместе с  другими сослуживцами и военнослужащими, отобранными для дальнейшего обучения в военных училищах, отправилась домой.

Весело застучали рельсы поезда – домой, домой!  На родину  бабушка вернулась с Орденом  Отечественной войны 2-ой степени   25 сентября 1945 года.  Родной город застала в руинах, но родительский дом уцелел. Вернулся с фронта и глава семьи. Её папа был хорошим сапожником. В обуви, сделанной его руками,  долго ещё щеголяли дочери. Деревянные колодки разных размеров продолжительное время хранились на чердаке.  К сожалению, не вернулся с фронта брат, призванный весной 1945 года.  Семья до сих пор не знает о его судьбе. 

Постепенно восстанавливались заводы и фабрики, мирная жизнь шла своим чередом. Бабушка работала в одном из цехов овощесушильного завода, была кладовщиком. Долгие годы трудилась на комбинате бытового обслуживания  населения экспедитором: доставляла материалы и отправляла готовую продукцию в область. Вместе с мужем – фронтовиком,  Свечниковым Алексеем Алексеевичем,   вырастила пятерых детей. Он был артиллеристом, дошёл до Берлина и даже расписался на стенах Рейхстага. К сожалению,  глава семьи   рано ушёл из жизни. Пришлось бабушке пережить не одно горестное событие. Не осталось в семье памятных фронтовых  фотографий, все они сгорели при пожаре;  успели вынести только документы.  Поднимать на ноги двух дочерей и  трёх сыновей, давать им образование и путёвку в жизнь ей пришлось в одиночку.  

Бабушка всегда волнуется, вспоминая свою нелёгкую жизнь. Сожалеет о том, что некоторые страницы жизненного пути стала забывать. Восстановить события ей помогает её дочь, а моя бабушка, Свечникова Надежда Алексеевна. Помнит рассказы бабушки и моя мама – Гороховец Наталья Владимировна.

Наша бабушка редко  смотрит фильмы о войне.  Переживает о современных событиях на Украине. Оживляется, когда по телевизору транслируются соревнования, особенно биатлон. Радуется успехам наших спортсменов.

  В нашей семье самый главный праздник – День Победы. «Не было бы Дня Победы, не было бы и нас, - говорит она». Скоро 70-я годовщина Победы  в  Великой Отечественной войне.  На лацкане  её костюма прикреплена  ещё одна медаль. Когда мы спрашиваем о самой дорогой награде, она отвечает: «Самая дорогая – за Победу!»

 

Кондратьева Александра - правнучка 



Н.С. Дьяконова

Дьяконова (Кабанова) Нина Самуиловна, 1945 г.р

(по воспоминаниям мамы)

 

Семья моя до войны жила в селе Хотетово, Болховского района, Орловской области. В 1943 году мама и тётя насильственно были взяты в плен. 2 года пробыли они за колючей проволокой в г. Либава, в Латвии. Работали там разнорабочими с утра до вечера. Кто попадал в лагерь с грудничками, их сразу у матерей забирали, и никто их больше не видел. Моя мама в концлагере познакомилась с моим отцом – украинцем Ющенко Самойло Самойловичем, вскоре забеременела. Я родилась за месяц до конца войны, 5 апреля 1945 года.

25 апреля всех пленных освободили американские войска. Отца и всех мужчин - узников, как врагов советского народа, забрали в штрафбат и отправили на Японскую войну. Он прислал всего лишь одно письмо без обратного адреса, в котором писал, что они готовятся к бою, проходят обучение. В первом же бою он погиб. На наш запрос пришёл ответ из военкомата – «Пропал без вести». Меня мама записала на свою фамилию, чтобы меня не сочли врагом народа, как моего отца, и я была Кабанова.

Я осталась чудом жива. Через 10 дней после рождения я заболела пневмонией. Латышка носила мне настоенный коровий навоз, но это «лекарство» было мало эффективно. Каким-то образом маме удалось показать меня немецкому врачу, он сделал мне 2 укола, после которых я пошла на поправку и выздоровела. Меня собирались забрать у мамы и отдать в немецкую семью, но вскоре началась сильная бомбёжка и было не до меня. Все бежали куда глаза глядят.

Домой мы вернулись 25 июня 1945 года. Но наш дом был занят, в нём жили учителя. Никто не думал, что мы вернёмся на Родину. Власти помогли нам заселится в свой дом. В своём селе я окончила 7 классов. А потом я пошла учиться в школу № 1 и окончила 11 классов с производственным обучением. Что такое производственное обучение? Нас, девочек, водили в швейное ателье и обучали шитью, а мальчиков на сушзавод. Это и стало моей основной профессией на всю жизнь. Я работала специалистом швейного производства.

У меня 2-е детей, 3-е внуков и 1 правнук.

Желаю всем жить под ясным, чистым небом, не зная горя и беды.



М.М. Троняева

Троняева (Корнюхина) Мария Матвеевна, 1925 г.р.

 

У нас была большая семья. Когда мне было 1,5 года, умерла мама. Осталось 6 детей. Отец вскорости женился. Жили мы тогда в  Крыловском посёлке.

Когда началась война трех братьев забрали на фронт. Отца не забрали на войну из-за старости.

 Немцы пришли в село осенью. Жили они у нас в доме, спали на полу подстелив сено.  Мы спали на печке.

Зимой нас заставляли чистить снег и копать окопы. Окопы копали по несколько дней,  спали в бункерах.

У немцев были лошади, они у всех жителей деревни забрали овёс для корма своих лошадей. Еду и вещи тоже забирали у населения.

В 1943 году выгнали всех жителей из домов, погнали в сторону села Борилово, ночевали на Спартаке в разрушенном монастыре. в нашей деревне почти все дома немцы сожгли, наш тоже сгорел.

Долгая была дорога и в итоге пригнали нас в Белоруссию. Потом в Австрию. Там мы 1 год и 8 месяцев прожили за колючей проволокой. Кормили брюквой. Работали мы на заводе, жили в бараках. Освободили нас в 1945 году. Сразу всех отправили на поездах – товорняках до Орла.

Из Орла до деревне доехали на попутной машине. Приехали и узнали, что все 3 брата погибли на фронте. Отцу дали в колхозе лес по потере на фронте детей, это считалось льготой. Мы из этого леса построили дом. Мне узника не присвоили, сказали, что совершеннолетним не дают. Была в плену, а узницей не считаюсь, очень обидно.

В 1946 году вышла замуж за фронтовика. Муж умер в 1995 году. Жила с семьёй сына, но и его похоронила 6 лет назад. Живу одна, дочь и внуки живут в Орле.

 



О.Н. Архипова

Архипова Ольга Никтлаевна, 1935 г.р.

 

 

Хорошо помню день 22 июня 1941 года. Мне было 7 лет. Наша семья жила на улице Карла Маркса, 12. Напротив нас жили Дьяковы. Только у них было радио. Утром была отличная погода, а около их дома стояли люди и плакали. Нам, детям, сказали, что началась война. Мы не понимали что это такое.

В этот день папа вернулся с работы раньше обычного и сказал, что уходит на фронт. Помню, он спилил в саду несколько яблонь и сказал, что война скоро кончится, а это вам дрова на первое время. В этот же день принесли повестки всем здоровым мужчинам с нашей улицы. Всего было призвано 12 тысяч человек из нашего района, а возвратились только 4 тысячи.

Вскоре немцы начали бомбить город. По вечерам взрослые дежурили с колотушками, не зажигали свет, стёкла на окнах крест – накрест заклеили бумагой.

9 октября 1941 года почти без боя вошли в город немцы. Немецкий штаб расположился в школе. Немцы жили в домах и школьных классах. Полтора года мы жили в страхе. Особенно лютые немцы прибывали с фронта. Мы испытали всё: холод, голод, унижение. Людей заставляли копать окопы, стирать бельё  и т.д. Особенно страшно было, когда они направляли на тебя оружие, а сами истерично хохотали.

Бомбили город часто. Люди прятались в подвалы, погреба.

Негде было взять воды. Единственная водокачка была во дворе детского дома (теперь школа №2), но на Басовой мельнице сидел снайпер и убивал тех, кто пытался приблизиться к водокачке. Приходилось пить дождевую воду. Ночью «гулял» по небу прожектор, искал самолёты. Трещали зенитки. Однажды  сбили русский самолёт на Ефремовском поле. Лётчик спустился на парашюте, но немцы его поймали. Его судьба осталась не известна.

Мы видели убитых немцев, погибали и наши мирные жители. Вначале их прикапывали в огородах, а когда утихала канонада, то, завернув в одеяла, трупы наспех хоронили на кладбище.

Страшный бой был, когда освобождали Болхов. Это было 29 июля 1943 года. Немцы взорвали 2 моста, подожгли свой лазарет с ранеными (сейчас там мебельная фабрика). Земля смешалась с небом. Стоял страшный гром. Били «катюши», свистели пули, снаряды. Это был настоящий ад! Около Архангельского кладбища сошлись колонны русских и немецких танков. После боя сгоревшие танки долго напоминали о войне. В Воскресенской церкви при немцах была конюшня, а когда освободили город, то церковь приспособили под госпиталь.

После освобождения было оставлено немцами много оружия, мин, снарядов. То тут, то там слышались взрывы, гибли взрослые и дети. Помню, как взорвался Дубровкин Николай, а Подольского Николая несколько часов оперировали и спасли, только остался без кисти руки. Погиб Соболев Илья от взрыва снаряда, да разве всех назовёшь?

В нашу больницу привезли 2-х сапёров, подорвавшихся на мине. Мы с пионервожатой, Прозоровой (Любишиной) Екатериной Ивановной ходили к ним.  Чтобы помочь фронту, мы шили кисеты, вязали шарфики и рукавички и отправляли посылки. Приходили благодарственные письма с фронта.

Нас освободили, а жить стало ещё труднее, чем до войны. С ночи ходили занимать очередь за хлебом. А когда привозили хлеб, то эту картину невозможно вспоминать. Давка, крики, вытаскивали из кучи сгрудившихся полуживых людей. Ели всё, что можно и нельзя. Ходили в поле и находили гнилую картошку, щавель, крапива, снытка – из всего этого готовили еду.

Государство старалось хоть чем-нибудь помочь: стали давать карточки на хлеб, детям бесплатные обеды, некоторым одежду и обувь, нов се равно этого было недостаточно для нормальной жизни.



И.А. Королева

Королева Ирина Андреевна, 1940 г.р.

 

 

Витебск, где мы жили, был оккупирован немцами летом 1941 года. Моему брату Виктору  тогда было 15 лет, а я успела только родиться.

Немцы зашли  быстро и большой силой. Разместились в нашей деревне, у нас на постое  стоял немецкий врач.

Они сильно не лютовали в начале войны, потому что  населения осталось немного в деревне, а  большая масса ушла на Москву.

Молодежь немцы угоняли в Германию, искали  и уничтожали партизан. 

Со слов брата, знаю одну историю  как врач заступился за мою маму. Отец как-то выпил и приревновал к её немцу, очень уж была красивая моя мама.  Отец направил ружье на мамку, а она держала меня маленькую на руках, тогда врач немец, накинулся на отца и отнял ружье. Вскоре отец ушел на войну и там пропал без вести.

В  1944  году немцев гнали назад  от Москвы.  Вот тут они лютовали: уничтожали все на своем пути,  жгли дома, издевались, расстреливали всех за малейшую провинность, вешали людей. Людей  со всех деревень сгоняли в Лиозно, там вешали и расстреливали, а сгоняли и мы  должны были смотреть на это.

Немцы зверствовали все сильнее, нам было очень страшно. Мама убежала со мной и с братом в болото, где  все местные прятались.  Стояли в воде по грудь  и не дышали, чтобы немцы нас не заметили и ни начали стрелять.

Немцы нашли нас, но идти в болото боялись. Они пустили собак, очень были злые собаки, рвали людей. Брат всю жизнь вспоминал и плакал, как он руками и зубами задушил собаку, он знал если не он её убьет, то она разорвет всех нас, а мама держала меня маленькую на руках и плакала.  Страшно было слушать, когда они рассказывали, я не видела это, но мне тоже очень больно это вспоминать.

          Прошло очень много лет с тех страшных событий, но жива память… Очень хочется верить, что не повторятся ужасы поры военной.



Н.Е. Юдина

Юдина Нина Егоровна, 1935 г.р.

 

 

Юдина (Жичкина) Нина Егоровна, родилась 5 октября 1935 года, в деревне  Сойминово Мценского района Орловской области.

          Когда началась война, маме было 6 лет. В детской памяти сохранились события того времени.

          Она запомнила страшные залпы орудий и как все куда – то бежали, что людей гнали громадной толпой немцы с автоматами, а ее мама была беременна последним ребенком. На ней была огромная юбка, которая служила детям убежищем. Когда начиналась стрельба своих троих детей: Михаила, Раису и мою маму Нину – бабушка  сгребала и ложилась на них, чтобы защитить, прикрывая широкой юбкой – оберегом.

          Узников долго гнали  толпой, потом везли на поезде. Людям очень хотелось есть и они алчно подбирали все, что валялось: очистки, мягкую траву, остатки еды животных…

Мама помнит, что услышала как-то разговор взрослых, что их везут мимо Вены (Австрия) в концлагерь. Малыши не знали, что это такое и начали веселться.

          Это был 43-й год. Осень – ноябрь месяц. Невольников выгрузили и загнали на ограждённую территорию. Было страшно: лаяли собаки, дым от печей был едкий, туда уводили взрослых, детей, отрывая от матерей, и сжигали в адовых печах. А бабушка в очередной раз укрывала малышей своим телом, запихивая их под свою широкую юбку, причитала шепотом: «Не отдам».

Живот продолжал расти, становился все больше и больше, дети знали, что скоро кто – то родится.

В лагере было холодно, вши всех просто заедали, люди, как обезьянки, все время чесались. Одежда висела клочьями, едва прикрывая истощенные голодом тела.

        Более выносливых узников брали к себе на работу хозяева - из местных, помогать по хозяйству. А беременную бабушку с тремя детьми в числе, которых была моя мама – никто не брал. Беременная женщина не могла быть хорошим работником. Но Бог помог. Ее увидела красивая немка и спросила: «Умеет ли русская женщина стирать и гладить белье?». Та кивнула и всех посадили на телегу и привезли в громадный хозяйский дом. Хозяин был большой добродушный немец. Его жена, подала изнеможденным целый пакет еды и отправила всех в баню. Им вывели вшей, залечили ранки, кормили… Поселили в отдельном маленьком домике.

          Дети подружились с детьми хозяев. Маленьких немцев звали Рихан, Кан, они ходили в школу, а когда делали уроки попутно обучали маму и ее сестру с братом.

          В соседнем домике жила очень добрая немка, которая стучала к бабушке в дверь и уходила, оставляя корзину с едой и вещами.

          Там в Австрии у бабушки родилась девочка – мамина младшая сестренка, Мария.

          Жизнь в неволе была очень тяжелой и каторжной. Бабушка выполняла всю домашнюю работу в огромном доме. А моя мама со своим братом и сестрой ухаживали за хозяйским скотом.

          Советские войска двигались вперед, освобождая территорию за территорией. И в  45 году освободили Австрию, очистив ее от гитлеровских войск.

          Как вспоминала мама: было очень страшно, от взрывов дрожала земля и небо. Но вскоре наступил радостный день освобождения. В городе появились наши танки.

Маме на всю жизнь запомнился яркий момент, когда один танкист выбрался из танка, увидел маленькую маму, поднял ее на руки и закричал: «Братцы это же русская девочка!». Дал ей кусочек сахара, поцеловал и поехал дальше.

Домой ехали долго, шли по разбитым дорогам… Пришли и стали жить как все в послевоенное время, познав все беды и радости того времени.

Летом 1997 года моей мамочки не стало, она умерла, но память о ней, о ее не простой и очень трудной жизни останется в моей памяти, в памяти моих детей, внуков и правнуков.

И может быть в памяти тех кого волнуют события тех страшных лет, которые называются страшным словом – война!

 

Записано со слов мамы Жичкиной -  Юдиной Нины Егоровны,

дочкой Колушкиной Валентиной Евгеньевной



Л.А. Никулина

Никулина Людмила Александровна, 1940 г.р.

 

 

Я, Никулина, в девичеств Захарова Людмила Александровна родилась 23 июля 1940 года в городе Мценске Орловской области.

В годы той страшной войны в силу своего маленького возраста я не осознавала тех трагических событий. Обо всем увиденном и пережитом во время немецкой оккупации на протяжении всей нашей жизни мама и сестра рассказывали нам детям. Я повествую свои воспоминания с их слов.

 Семья наша была большая. Отец мой, Захаров Александр Петрович  работал в  Райисполкоме заместителем председателя. Мама  Елена Прокофьевна – домохозяйка. В семье воспитывалось семеро  детей. Пятеро девочек и два мальчика. Я в семье была самой младшей.

Когда началась Великая Отечественная война мне было всего одиннадцать месяцев.  Младшему братишке было три с половиной годика. Старшей сестренке не было и шестнадцати лет.

 Как только была объявлена война, отца сразу забрали на фронт. Мценск  24 июня 1941 года был объявлен на военном положении.

 С первых дней войны наш город приобрел важное стратегическое значение для фронта. По железной дороге через Мценск  сплошным потоком пошли военные грузы.

Ужас войны жители нашего маленького города испытали  3октября 1941 года. Ранним утром гитлеровские  самолеты обрушили на городок большое количество бомб. Люди спешно собрали пожитки, грузили вещи на подводы и уезжали из города в близлежащие деревни, ища спасение. 

 Оккупанты запрещали гражданам свободно передвигаться по территории города и области, они вводили свои пропуска.  Немцы пытались всячески запугать местное население, развешивая призывы: «Граждане! Кто действует против германского войска, особенно покрывает партизан или чем- либо помогает им, будут подвержены расстрелу».

Фашисты призвали 1 декабря 1941 года всех граждан – жителей  Орловщины являться на биржу труда для работы на фашистскую Германию. 

Зверства фашистов неисчислимы… Оккупанты хватали сотнями ни в чем неповинных советских людей, вывозили за город, зверски убивали, а трупы сбрасывали в реку Зушу.

Война бросала нас из одного населенного пункта в другой.

От реки Зуши из города Мценска наша семья оказалась на реке Волге Саратовской области в колхозе «Красная звезда». Здесь стояла наша военная часть. Нам было выделено жилье - маленькую комнату.

 В эту маленькую комнатку, по доброте душевной, мама пригласила наших земляков с детьми.   Нас оказалось двадцать пять человек.

Солдаты соорудили многоярусные нары, на которых всем хватило места…

Однажды, глубокой ночью, когда все спали, мама услышала  странные звуки, доносящиеся с чердака – постукивание.

Об этом она рассказала командиру части. Тот  ее внимательно выслушал и просил ни кому не рассказывать об услышанном.  Благодаря маминой бдительности был задержан диверсант с радиопередатчиком.

От командования штаба Советской Армии мама получила Благодарность и премию – один мешок муки и по пять килограммов разных круп, и даже три килограмма сахара, а так же несколько банок тушенки. 

И был у нас праздник! Мама напекла настоящего, душистого хлеба.

В 1942 году в нашу семью пришло горе. Получили известие о том, что наш отец пропал без вести на фронте. Эта весть ошеломила нас. Дети, те, что постарше, старались как могли утешить маму, а мы малышки, не понимая, от чего мамочка плачет, ревели громче неё.

Надолго в нашем жилище поселилась зловещая тишина. Разговаривали в полголоса и то по необходимости.

Жизнь на чужбине продолжалась до декабря1943 года.

За два года скитаний мы переболели всеми болезнями. Толи судьба, толи ангелы нас хранили, но мы всей семьей выжили и возвратились в родной город, который мы просто не узнали. Все было уничтожено! Мы не увидели ни единого деревца, не говоря уже о строениях, они полностью были уничтожены фашистами.

Приютила нас мамина подруга, у которой своих было пятеро детей. Ее семья вернулась в город сразу после освобождения от оккупантов и смогла смастерить что-то похожее на жилье.

Был страшный голод. Спасением служили продовольственные карточки. Норма на одного человека выдавалась мизерная. Не смотря на все трудности и лишения мы не сдавались.  Вера в победу над врагом закаляла нас и давала нам силы все пережить и перестрадать.

Как сегодня помню тот далекий  Победный майский день 1945 года. Все жители плакали и обнимались от счастья. Закончилась самая страшная на свете война. Помню, как все люди бежали на главную в городе площадь, чтобы убедиться в правдивости радостной вести.  Я мчалась напрямки по бурьяну, стараясь успеть за старшими. И вдруг остановилась, как вкопанная. Передо мной на земле лежал клад – куриное гнездо с пятью яйцами. В то голодное время эта находка стала для меня драгоценным подарком от Господа Бога! Благословением  на Жизнь!

Уже после окончания  войны в нашем, освобожденном городе пленные немцы строили мост через реку Зуша. Украдкой от родителей  мы – дети убегали посмотреть на пленных. Когда мы их увидели нам их стало очень жаль.

Это были не варвары, не  убийцы, не завоеватели, а жалкие, изнеможденные люди. Мое детское сердечко сжалось от боли и жалости к ним. Забыв о том, что немцы  лишили нас крова, мира, детства, оставив нас без отца мне захотелось чем – то помочь этим людям.  Прибежав домой с порога я закричала: «Мамочка! Дай мне, пожалуйста кусочек хлебушка»…  И этот небольшой кусочек хлеба отнесла пленным.