А.С. Ржавичева

Ржавичева (Тимохина) Александра Сергеевна, 1936 г.р.

"В Измайлово немцы пришли в 1941 году. С ужасом и испугом смотрели мы как немцы жгли наши дома".

Будучи ребёнком, Александра Сергеевна помнит, как фашисты забежали к ним в дом, достали из печи еду, из под печки вытащили жившего там поросёнка.

  В феврале 1941 г. немцы погнали семью Тимохиных (мать: Тимохина Пелагея Андреевна, дети: Татьяна Сергеевна 1924 года рождения, Мария Сергеевна 1928 года рождения, Михаил Сергеевич 1932 года рождения, Александра Сергеевна 1936 года рождения)  в фашистскую Германию. Вначале жили под Орлом в деревне Каменка.

  В Германию прибыли в 1943 году для работ на резиновой фабрике. Мать убирала бараки, Мария и Татьяна работали непосредственно на фабрике, Михаил (ему тогда было 9 лет) работал на кухне (вывозил отходы), однажды он опоздал на работу и получил наказание 12 часов работы. Почти два года жили за колючей проволокой, под охраной с собаками.

Александра Сергеевна по сей день помнит название улицы в Берлине, где они жили (Бельфольштрассе 23/30), где-то на окраине города. Помнит как играла с детьми, их имена Марта, Эльза, Магот и как почти забыла русский язык.

Как только русские войска вошли в Германию, семья Тимохиных покинула Германию. Шли пешком, затем вспоминает Александра Сергеевна переправлялись через р. Одер, останавливались у развалин Брестской крепости, потом снова шли пешком почти неделю, затем добирались домой на товарном поезде.

Вернулись в разрушенное село, выжили, но еще долгие годы семья жила с клеймом «были у немцев».

П.В. Полякова

Полякова Полина Васильевна, 1934 г.р.

      Крещенский вечер 1941 года. Ануреевой Полине исполнилось 7 лет. Скоро весна, а там и в школу пора. Но мечтам не суждено было сбыться. Грянула  война.

Деревня Измайлово, где жила маленькая Полина, оказалась в самой гуще военных действий.

Полина Васильевна со слезами на глазах вспоминает то время. «Жили мы с мамой, дедушкой и бабушкой, еще был брат и сестра. Отец работал в Ленинграде на бронированном заводе, потом добровольцем ушел на фронт, перенес блокаду, воевал и дошел до Кенигсберга. Помню, как в хату ломились немцы, выбили дверь. Хотели расстрелять деда, потому что думали, что он партизан. Начали поджигать дома, выгонять жителей. У нас были овцы с маленькими ягнятами, мать хотела забрать ягнят, жалко было, но так и пришлось все оставить. Помню, как немцы издали приказ, что каждого десятого ждет расстрел. Тогда  взрослые стали нас, детей, сажать в мешки и прятать под лавки. Вскоре нас выгнали из домов и погнали  на Воскресенск. Привезли к какому-то старому дому, который топился по-черному. Наверное, это был сарай, потому что мы вычищали из него навоз. Так зимовали зиму. С собой мы взяли корову, но молоко забирали немцы, а потом и корову забрали. А в другом доме мы топились соломой, дров не было. Да и солому-то просто прожигали по чуть-чуть прямо посреди дома, в ямке, которую вырыли в земляном полу. Спали на груди у матери, так и согревались. Когда немцев погнали, они нами прикрывались, шли вместе с нами в толпе, платки женские повязывали. Голодное было время. Однажды я увидела, как одна старушка ела печенку. Я подошла и, видимо, так на нее смотрела, что она отломила мне кусочек, но съесть я это не смогла: там были черви. Помню, как жили в окопе, питались мукой, смешанной с водой. А какая страшная стрельба была, когда наши наступали! Мы радовались, а нам было сказано, чтобы мы сидели в окопах и не высовывались. 

После освобождения шли домой ночами. Помню, едут танки, а мама попросила танкиста, чтобы он нашу старенькую бабушку подвез до деревни. Так наша бабушка прокатилась на танке. Возвратившись в Измайлово, мы увидели, что все сожжено. Но надо было жить. Обнаружили землянку и жили в ней. Страшно вспомнить, как откапывали трупы лошадей, сдирали с них шкуру, резали, пропаливали и ели, да и мясо тоже ели. Однажды с сестрой Марусей в бурьяне обнаружили окоп, а там два мертвых немца, испугались мы тогда очень. Чтобы растопить печку пользовались поджигательной смесью. Я раз очень сильно обгорела, нога сгорела до кости, целый год болела. Ко мне ходила медсестра, что служила у минеров. А сколько было в землянке мышей! Маруся, бывало, мышей ночью от меня отгоняет, а я от нее днем. Потом нам минеры подарили кошку. Я стала ходить в Измайловскую школу, которая располагалась в частном доме. Вместо портфеля у меня был ящик из-под снарядов, а писали палочками, на которые крепили перо, чернила были из сажи. Бумаги не было, мы писали на фронтовых письмах между строчек, а потом просили отца, чтобы он писал письма карандашом: можно было тогда стереть и писать снова. Я закончила 4 класса в Измайлово, а 5-ый в д. Вяжи. А дальше учиться мы не смогли, так как заболела мать, и надо было идти работать. Собирали колоски, работали на оросительных трубах, возили корм. Денег тогда не платили, были трудодни. В 16 лет я завербовалась на торфяники в Павловский Посад на 6 месяцев. Тоже тяжело было, но помню, как на первые заработанные деньги купила себе юбку, кофту, пальто. Затем год работала на стройке  в г. Клин, потом в Москве на шарикоподшипниковом  заводе. Работала на двух станках, но случилась неприятность: сломала руку. Отец уговорил меня вернуться в деревню. Работы я не боялась никакой. Работала и свинаркой, и на севе, и в столовой. Много лет была бригадиром. А сейчас и пожить хочется, да здоровья нет. Хочу, чтобы наши внуки и правнуки никогда не познали ужасов войны».

Сейчас Полякова Полина Васильевна живет в с. Воротынцево. Она инвалид 1 группы по зрению. Вместе с мужем Поляковым Михаилом Федоровичем воспитали трех детей, уже есть внуки и правнуки. Супруги Поляковы-«Ветераны труда», у обоих множество Почетных грамот и наград. В 2005 году они отпраздновали золотую свадьбу.

В.Г. Полунина

Полунина Вера Гавриловна, 1931 г.р.

     Когда началась война,  мне было 10 лет. Я жила в селе Вяжи, колхоз «Красная горка». Осенью 1941 года село было оккупировано, мы все были в напряжении. Мы, дети очень боялись немцев, и когда они пришли в село, мы забились на печке в доме и оттуда наблюдали. Они разместились в наших домах, а нас вместе с родителями выгнали из дома, и мы стали жить в колхозном курятнике, а потом в подвале. В селе установилась линия фронта.  Вскоре нас  погнали  на запад. По дороге немцы снимали с нас теплую одежду и забирали себе, потому что было очень холодно. Многие из наших были обморожены, а у меня до сих пор пальцы ног всегда холодные, так как я их обморозила. Нас привезли в Кромы, а оттуда развезли по ближним селам. Во время оккупации я ходила в школу Сосковского района, там немцев не было.

В 1943 году вернулись домой в Вяжи, здесь было все разрушено. Вскоре из немецкого блиндажа наша семья построила что-то вроде жилья, и так, мы жили до окончания войны.

Н.А. Гришина

Гришина Нина Андреевна, 1932 г.р.

   

      Родилась Нина Андреевна в с. Ломовец Кромского района Орловской области. На начало войны ей исполнилось 9 лет. Была она тринадцатым ребенком в семье. Играя с детьми на улице, услышала плачь женщин и детей и не могла понять почему они плачут. Придя домой, увидела свою семью в слезах: - ВОЙНА, дочка!- сказала мать

    Всех мужчин до 50 лет собрали в сельский совет и уже через сутки отправили на фронт.

    В село, где жила Нина Андреевна немцы вошли в 1941 году. Жители прятались в подвале, там же оказалась эвакуированная беременная женщина с мальчиком 6 лет.  Внезапно у неё начались роды, а немцы ходили по подвалам и бросали гранаты. Женщина с младенцем погибла, а мальчик остался жив, его звали Володя Меркулов. Впоследствии его подобрали дедушка и бабушка Н.А.Гришиной.

    В 1943 году немцы стали отступать. Мирных жителей выгоняли из домов. В это время фашисты выстраивали свои колонны с техникой, сажали стариков, женщин и детей на подводы для прикрытия от нашей авиации. Самолеты начинали бомбить, но, видя своих на подводах,  улетали назад. И только в Брянской области в г. Погар мирных жителей отбили партизаны, которые воевали в брянских лесах, где командовал генерал Медведев. После войны Н.А.Гришина много читала о нем.

- Партизаны предупредили наших родителей, чтобы назад не выезжали рано, шли строго по дороге, потому что все заминировано. Кто отступал от дороги, тут же подрывался на минах. На пути отступления немецких войск, партизаны взорвали мост. Немцам некуда было идти. Начался бой. Фашистов полегло очень много около этого моста. Когда авиация бомбила, казалось, что сверху летит картошка. Бомбы падали дальше, километра за полтора. При бомбежке погибали и наши, в том числе и дети, взрывались дома.

    Нина Андреевна вспоминает, как военные подогнали машины, детей погрузили и отправили назад. В 1943 году село Ломовец освободили. А тот мальчишка Володя Меркулов после войны окончил техникум, проживал в Железногорске, сейчас живет в Курчатове. Нина Андреевна переписывается с ним. Без слез невозможно вспоминать те военные голодные и холодные годы. Многое пришлось пережить в войну и взрослым и детям.

В.М. Морозов

Морозов Виктор Максимович, 1930 г.р.

Когда началась война мне было 6 лет, но, не смотря на малый возраст, один эпизод я запомнил на всю жизнь.

  Первый раз нашу деревню немецкий обоз прошел мимоходом 10 октября 1941 года, не останавливались. Шли они большаками, на поселки не обращали внимания, но мы видели подводы лошадей, кухню. Когда отступали по поселкам, дня 3 побудут, уходят, другие приходят и так партии 4, самые последние шли каратели. 25 декабря они праздновали Рождество, были в трауре, но ставили елки. 26 вечером всех жителей выгнали и погнали полем, говорили на Орел. Отойдя от поселка около километра, конвоиры приказали убегать в балку поросшую лесом. Народ этому обрадовался и побежал. В лесу мы простояли до темноты, дети стали замерзать и старшие (в основном женщины) решили идти в поселок, чтобы отогреться самим и спасти детей. При подходе в поселок нас встретили немцы, которые открыли один сарай и приказали слать солому и обогреваться всем вместе, а двери закрыли с улицы прочно. Сарай этот был покрыт соломой и был соединен с домом плетневым забором, а находился этот дом вторым от края поселка. В нашей толпе были ребята лет 15-16, они то и забрались на чердак сарая, проделав в соломенной крыше отверстие, наблюдая за немцами. Заметили, что немцы начали поджигать дальние дома. Потом сообщили, что загорелся соседний дом. А когда подожгли дом, в сарае которого мы находились, все старшие разом навалились на дверь и сломали её. Все выбежали на выгон, но немцы к этому времени еже уехали, так что по случаю их спешки мы остались живы.

    Остался один не сожженный дом, его спасли. Все сбились в этот дом, потом разошлись кто по подвалам, кто по родственникам.  С весны 1942 года начали строить землянки.

   Ушли на войну из деревни 32 человека, вернулось 15. 

Л.К. Полунина

Полунина Лидия Константиновна, 1930 г.р.

 Когда началась война Лидии Константиновне Полуниной  было всего 11 лет. Она, как и все дети, не до конца понимала происходящее.

   До прихода немцев, детям было невдомек о чем-то беспокоиться, даже, когда наши солдаты вырыли около их избы блиндаж, или же, когда, отступая, взорвали Зареченский мост.

    На старшего брата -  Виктора, легла часть забот по дому. Мама, Елена Денисовна, кое-когда посылала маленькую Лиду за спичками, керосином и солью в ближайшую лавку. Где-то в последних числах ноября утром она отправилась за солью. Не дойдя до лавки, вдруг услышала автоматные выстрелы и взрывы гранат внизу у реки Зуши. Побежала назад к своему дому, расположенному в тупике Пролетарской улицы. Мама в тревоге уже разыскивала её. Из их дома было видно все, как на ладони.

    Немцы, очевидно специально ждали когда замерзнет речка, продвигались по ней на мотоциклах и даже на велосипедах. По Острожной горе зашли в первые дома.

   Сразу начали сгонять кур и гусей в сараи, забирать у жителей коров и свиней. Не успевшие уйти в Красную армию мужчины попрятались кто куда. Некоторых из них немцы все же поймали и заперли в помещении салотопки, не давая ни есть, ни пить. Брат Виктор ходил туда и приносил пленным, что мог собрать у себя дома и у друзей. Вскоре в город стали прибывать беженцы из соседних сел и деревень – Воротынцево, Голянки, Крестов.

  -Почему-то в наш дом, - вспоминает Лидия Константиновна, - понабилось много людей: стариков, женщин и детей. Все были очень напуганы и рассказывали о близком наступлении наших войск. К Виктору, между тем, одной темной ночью уже приходили наши разведчики. Шестнадцатилетний паренек рассказывал им о расположении живой силы противника, техники, где сильно охраняются дороги. Не знаю, помогли его сведения  или нет, только 24 и 26 декабря наша артиллерия смела оборону противника на подступах к городу и 27 декабря пехотинцы освободили Новосиль. Еще Лидия Константиновна помнит тяжелые годы эвакуации в Судьбищенском районе в селе «Красная Нива», где заболела тифом мама. 

Вскоре Виктор ушел в Армию. Пришлось остаться за старшую с двумя братишками Васей и Колей. Лида училась в школе и работала на колхозном поле.

    Вернувшись в родной город Новосиль, окончила 7 классов, поступила в институт став преподавателем русского языка и литературы. В 1953 году начала педагогическую деятельность в Прудовской сельской школе, а в последнее время до самой пенсии трудилась в   детском саду №1 города Новосиль воспитателем.

К.М. Королева

Королева Клавдия Михайловна, 1927 г. р.

16 декабря 1942 года, под зимнюю Николу, фашисты вошли в д. Одинок. Сожгли  наш и другие дома, а стариков, матерей с детьми погнали через деревню Веселое в г. Орел. В  деревне Веселое мы прожили месяц в яме. Потом направились в д. Бычки. Там заболели тифом. Загнали нас в здание школы. У моей мамы Анны Ивановны было 5 детей, я - самая старшая. В ту  пору мне было 15 лет. Многие погибли от тифа, наша мама тоже. Остались одни-одинешеньки, сироты, очень слабые от  болезни и голода. 

Когда пригнали нас в Орел, то посадили  в товарные вагоны, в каждом по 70 человек. Двери заколотили, а нас не выпускали и не кормили. Первый раз их открыли в Польше. Здоровые  сытые немцы из охраны бросали нам куски хлеба и издеваясь кричали: «Держи, рус швайн, хлебушка»

     Привезли нас в Германию и определили на небольшую фабрику, где солили капусту. Ею мы и питались. Затем нас перегнали в город Гуперталь, где выставили на продажу. Местные фабриканты, фермеры отобрали самых лучших,  насколько это возможно, для работы. Один фашист похвалялся, что после войны на каждого немца будут работать по четыре русских, а немцы двадцать лет будут не работать, а праздновать победу. Нас никто не взял, так как мы были измождены, с бритыми наголо головами. 

Отвезли нас в небольшой городок Нойс, в концентрационный лагерь «Обертор». Жили в бараках, спали на нарах, которые были покрыты рваными тюфяками, набитыми соломой. Лагерь был обтянут колючей проволокой, а по проводам проходил ток. Дали курточки и зеленые брюки, а на ноги – деревянные колодки. На бортах куртки написано «Ост», а на  спине «русский». На шее у каждого долго висел брелок с номером. Мой был №635. Работали на заводе с 5 утра до 10 вечера. Кормили раз в сутки, давали по 100 граммов эрзац-хлеба и баланду из брюквы или шпината. Ночью часто просыпались от бомбежек. Бомбили американцы.

     В марте 1945 года, когда американцы пошли в наступление, немцы стали гонять нас с места на место. Пришел приказ направить в Штоклан, где содержались русские военнопленные. От скудной пищи и антисанитарии ежедневно умирало в бараках много заключенных. Крематорий не справлялся с таким огромным количеством погибших, и трупы лежали штабелями, ожидая последней своей участи – быть сожженными. Однажды нас согнали в поле, и мы очутились между немецкими и американскими позициями. 

Нас американцы освободили. Поместили на немецкую ферму и стали откармливать, но здесь многих настигла смерть. Так как после голода надо было есть понемногу.

     Только через месяц мы попали к своим. Передавали нас по сто человек ежедневно. Мы идем через реку по мосту, а навстречу бежали русские солдаты. На глазах у них были слезы, а мы плакали от счастья, обнимая их, таких родных.

    

Е.В. Беляева

Беляева Евдокия Васильевна, 1927 г.р.

   В мае 1941 года Евдокия окончила 7 классов,   мечтала поступить в медицинское училище, но учительница, зная способности девушки к учебе,  уговорила её окончить среднюю школу и поступать в институт. Но мечтам её не суждено было сбыться, в июне 1941 года началась война. Отца мобилизовали сразу. Осталась она жить с мачехой, двумя сестрами и старенькой бабушкой. Жили в мире и согласии. Не по годам маленькая ростом, своей энергичностью девушка выделялась среди своих сверстников. С первых дней войны стала работать на разных работах. В середине ноября к ним в дом вбежала подружка и сообщила, что в село пришли немцы. Бабушка, перекрестилась и спросила: «А на людей-то они похожи?»  Немцы сразу стали показывать себя хозяевами. Согнали все трудоспособное население на слияние рек Зуши и Неручь, заставили таскать камни и сбрасывать в реку, чтобы навести переправу. Двойной мост через неё был взорван накануне местным жителем Архиповым Арсением Васильевичем, призванным на службу в июле 1941 г. рядовым саперной роты. Был он оставлен командованием в селе для взрыва моста, в случае прихода немцев. В последствии он без вести пропал в марте 1942 года. После безуспешной попытки обуздать каменной гатью реку, немцы отпустили жителей по домам. Начались суровые дни оккупации. Несмотря на холод фашисты выгоняли жителей из домов в сараи, закуты, а сами располагались в них. Особенно запомнилась жестокость финских солдат. В конце декабря, когда началось наступление под  Ельцом и немцев выбили из Новосиля, они вновь собрали всех жителей села, от младенцев до стариков и погнали колонной на Орел. В их числе была и Дуся. Страшная картина пережитого тогда,  вызывает чувство ужаса и по сей день. Отставших от колонны расстреливали. В первую же ночь от села Малиновец, Залегощенского района, воспользовавшись беспечностью немцев, большая часть жителей, а с ними и девушка, решили вернуться домой. Казалось, что все удалось, но на подходе к селу, в поле, попали под перекрестный огонь артиллерии. Много односельчан тогда погибло. Осколком снаряда пробило на вылет мышцу руки и Дусе. Когда подошли к селу, то оказалось, что там немцы. Пришлось 4 дня прятаться в стенах разрушенной конюшни. От холода и ран многие тогда умерли в этих развалинах. В первую же ночь несколько человек попытались перейти реку, но были убиты, не пройдя и сотню метров. Оставшихся в живых,  очень мучила жажда. Снег, который лежал вокруг, был перемешан с землей взрывами. Чтобы немцы не догадались, что здесь кто-то жив, решили положить к выходу мертвые тела односельчан. Когда на третий день несколько немцев направились к конюшне, все, кто остался в живых притворились мертвыми. Фашисты, подойдя к выходу, небрежно ткнув ногой попавшиеся трупы и проговорив «капут», повернули назад, посчитав всех мертвыми. А тех, кто остался в живых, они оставили на верную смерть от сильного мороза и голода. Ночью, на четвертые сутки, кто-то увидел людей в маскхалатах. При лунном свете удалось рассмотреть и звезды на шапках. Это были наши саперы, которые рассказали о спешном уходе немцев из села. Сколько было радости у тех, кто выжил! Дусю вместе с односельчанами переправили через реку, накормили, напоили чаем. Обмороженных и тяжело раненных отправили в госпиталь в Ефремов, а девушке промыли рану, сделали перевязку в санчасти Ямская Слобода. Потом была эвакуация в Новодеревеньковский района, село Судбищи. Оттуда Дуся почти весь 1942 год ездила на строительство оборонительных сооружений под Мценск и Русский Брод. Рыла траншеи, окопы. Давалось задание вырыть траншею 5 метров диной, 0,8 м шириной, 1,4 метра глубиной. Работающим выдавали пайки. Оголодавшая и ослабевшая Дуся ради этого пайка часто оставалась работать на второй срок. Работать приходилось под налетом вражеских самолетов. 

Весной 1943 года, перед началом сева, председатель колхоза, куда они были эвакуированы, послал женщин, в том числе и Дусю, пешком в Ефремов за семенами. Назад шли тоже пешком. Тяжела показалась тогда девушке её ноша, а тут ещё неотступное чувство голода. Не удержавшись от соблазна, Дуся с подругой отсыпали из мешка горсть семян, взамен положили несколько камешков. Есть приходилось украдкой от всех. Казалось, нет ничего на свете слаще этих зерен! Позже осознали, что за эти сладкие зернышки могли схлопотать себе тюремный срок. В конце июля 1943 года, после освобождения родного села, вернулись домой. Родное село встретило руинами, но все равно казалось, что здесь и солнце ярче светит, и трава зеленее. Начали потихоньку обживаться: копали землянки для жилья, разбирали немецкие блиндажи для постройки домов. К концу августа вскопали 1,5 га земли для посева ржи на семена, за которой ходили на станцию Залегощь. 

День Победы встретили,  работая в поле. Сколько было слез и радости. Омрачала радость потеря на войне отца. С мечтою о дальнейшей учебе пришлось расстаться, нужно было налаживать жизнь в селе и поднимать колхоз. Так  и проработала Евдокия Васильевна в родном колхозе до самой пенсии. После трагической смерти мужа в середине 60-х годов одна «подняла» пятерых детей. Трое из них живут в родном селе, дочь на Украине. Только память о пережитом в годы войны часто отдается болью в сердце, которая не ослабевает с годами.

А.С. Данилкина

Данилкина Александра Степановна, 1925 г.р.

    К приходу к незваных гостей готовились заранее (из колхозов угоняли скот в Елец), но чувство ужаса, в день, когда к нам в деревню пришли немцы, останется в моей памяти навсегда. Это было 4 ноября 1941 года. Первыми шли  карательные отряды. Фашисты, отбирали у населения все ценное, Малое Измайлово (на правом берегу Зуши) сожгли до тла. Страх, паника охватили людей, мы не понимали, что нам дальше делать. К этому времени старших мужчин в селе уже не было (ушли на фронт),  нас детей, женщин некому было защитить.

 19 декабря в нашем селе уже установилась немецкая линия фронта. Стало ясно, что фашисты здесь надолго. Нас выгнали из  домов в соседнюю деревню Евтехово. Немного позднее нам разрешено было вернуться, но жили мы с мамой уже в подвале. В нашем доме (на левом берегу Зуши) был наблюдательный пункт. Весной 1942 года нас выгнали уже в другую соседнюю деревню на Услань под Ивань. С этого времени начались для нас тяжелые испытания. Дети, женщины, пленные выполняли непосильную работу, в любую погоду рыли окопы, противотанковые рвы. Работали за еду, которая была очень скудной. Наверное, потому что еда – это самое хорошее, что можно вспомнить из того времени, остался в моей памяти повар Соловьёв Миша из д. Бедьково. Постоянного места нашего прибытия не было, через некоторое время мы уже жили д. Веселое, на работу гоняли под Глубки (Одинок). В сентябре 1942 года мы уже были в д. Юдино под Орлом. Зимой снова пришлось работать на окопах. Однажды после изнурительных работ загнали на ночлег в сарай, на улице мороз 40 градусов, снаружи охрана 4 патруля и 2 собаки. Этой ночью у меня сильно обморозились ноги (после этого боль в ногах у меня осталась на всю жизнь).  Летом 1943 нас отправили в д. Березовец (недалеко от Благодатного). Вот это было самое страшное время. Также работали на окопах, но только под сильнейшим обстрелом со стороны нашей армии. Бомбёжка не прекращалась ни днём, ни ночью. Перед наступлением нашей Армии 12 июля 1943 года мы были недалеко от Орла, где пережили страшные и радостные события. После освобождения Орла домой вернулись в августе 1943 г. 

В.И. Фирсова

Фирсова Варвара Ивановна, 1929 г.р.

    Во время войны ей было 12 лет. Это было зимой. В д. Одинок пришел карательный отряд финнов-лыжников. Оставшихся от эвакуации жителей выгнали на улицу и погнали в сторону села Веселое. Среди жителей была и Варвара с больной матерью, которая не могла ходить. Варя посадила её на санки и повезла. Ей было очень трудно везти санки, а самой главное – у неё не было рукавичек. В этой же колонне находилась женщина, у которой было трое маленьких детей. Двоих постарше она посадила на санки, а самого маленького держала на руке, прижимая к груди. Ей было тяжело идти по сугробам. Была она маленького роста и худенькая. Один из финнов начал подгонять её ударами автомата. Когда женщина слишком отстала, то он застрелил двух детей на санках. Женщина бросила санки и стала догонять колонну, но догнать не смогла. Тогда солдат застрелил и малютку. Женщина пошла с колонной.

    Когда пришли в село Веселое, то маленькая Варя не смогла разжать руки, которые её не слушались. Они намертво вцепились в веревку санок. Когда люди с большим трудом разжали Варе руки, то кожа повисла лохмотьями, руки были отморожены. Долго мучилась Варя. Но самое главное – она спасла мать. Варя вернулась в свое село. Окрепла. Стала красивой девушкой. Вышла замуж, родила сына. Дожила до внуков. Но осталась горькая память о войне – руки без кистей.

А.И. Лякишева

Анна Ивановна Лякишева, 1937 г.р.

Анна Ивановна родилась в селе Животовка, Поратовского района, Винницкой области. Когда пришла война ей было 5 лет. В семье было четверо детей: две сестры и два брата.

- Когда немцы вошли в село, по пути хватали живность. И наш дом не обошли, забрали кур, поросенка, корову хотели зарезать, но она отвязалась и убежала, так её и не нашли. Один немец зашел в дом, взял на руки сестренку и на своем языке сказал: «Там, там киндер у меня». Дал ей большой кусок желтого сахара, которому девочка была очень рада. Ведь дети во время войны ничего сладкого не видели. Немцы на ночлег расположились у нас в доме. Утром немец приказал бабушке пожарить рыбу. А дети сидели рядом и смотрели голодными глазами. Бабушка дала рыбу детям съесть. Тут вошел немец, пришел в ярость и высыпал рыбные кости на голову бабушке. Она так и замерла на месте, сильно испугалась.

    Во время войны был страшный голод. Мирных жителей спасали местные ставы (пруды), где находили ракушки, кололи их, тем и питались. Так и выжили. Приходилось долго в подвале сидеть голодными, боялись выйти – рядом был слышен свист пуль.

     Три года Лякишевы жили в оккупации. При отступлении немцы хотели сжечь хату, но пришел старший, скомандовал, и солдаты ушли. Все дома в селе сожгли, а их дом остался целым. После войны отец Анны Ивановны вернулся домой.