Ц.З. Озеранская

Цейта Залмановна Озеранская

 

В городе Орле наша семья живет с 1936 года.  Родители переехали с нами, детьми, из г.  Кирова, бывшая Песочня Калужской области.  В Орле жил родной брат моего папы, Шмидт Иосиф Цаликович, и мои родители решили жить поближе к нему.  Моя мама, Шевелева Чесна Липовна, была домохозяйкой, никогда не работала, вела хозяйство, воспитывала меня и брата.  Отец, Соломон Цаликович, работал на шпагатной фабрике до самой войны.  Мой брат Леопольд, 1921 г.  рождения, учился в 4-й школе г.  Орла, а после 8 класса родители решили отправить его в Ленинград.  Там жила двоюродная сестра, в большом городе легче получить специальность и образование.  Брат пошел работать на завод и стал учиться на рабфаке.  Накануне 1941 года Леопольда призвали в армию, и когда началась война, он сразу попал на фронт.  На войне брат погиб, но мы до сих пор не знаем, где и как это случилось.  Знаем только, что служил он в Пярну.

В августе 1941 года мы с мамой эвакуировались в Пензенскую область, в деревню Пестровка.  В ту деревню, кроме нас, были направлены и другие семьи из Орла.  Нас разместили в одном доме с семьей Фишер, наши кровати стояли напротив друг друга в одной комнате.  Отец остался в Орле с ополчением.  После сдачи Орла он понял, что в городе оставаться нельзя, тем более, что он еврей.  И отец направился к нам.  Так он добрался до г.  Кузнецка, это примерно в 100 километрах от того места, где находились мы с мамой.  Ему тогда было 52 года.

В феврале 1942 года папа был мобилизован в армию и в августе 1942 года погиб на Калининском фронте, и был похоронен в братской могиле под деревней Лунино Ржевского района.

В Орле мы жили на улице Советской.  Почти рядом была 4-я школа, где я училась.  В эту школу я пришла в четвертый класс в 1936 году.  В одном классе со мной учились Ида Красильщикова, Петя Хейфец, Наум Фишер.  Семьи этих и других еврейских одноклассников жили тоже совсем близко от школы.

Учительницей истории было русская женщина Клавдия Васильевна Шилова, она нас, еврейских детей, очень любила, и мы ей отвечали тем же.  Мы ее уважали.  Так случилось, что она осталась в оккупированном Орле, была связана с партизанами.  Немцы арестовали ее и расстреляли на площади в центре города.

Из школьной жизни запомнилось мало, но помню, что директором школы был Адольф Лифшиц, он вел еврейский класс на идиш.

Перед отправкой папы на фронт пешком и на попутных машинах я добралась в Кузнецк, к тому времени папа уже был там.  Там же я осталась работать столяром на бронетанковом ремонтном заводе 121 (БТРЗ 121).  Это был наш орловский завод «Текмаш», который эвакуировался в г.  Кузнецк.  В том цехе, где я работала, мы изготовляли упаковки для снарядов, бомб, мин, гранат.  В Орел мы с мамой возвратились только в мае 1944 года.

В целом, наша семья жила светской жизнью.  И только после войны, когда мы вернулись из эвакуации, мама стала посещать молельный еврейский дом; она соблюдала все обычаи  и традиции нашей веры.  В то время я была далека от этого.  Среди моих друзей было много и русских, и евреев.  В конце 40-х годов, во время учебы в вечерней школе, мы познакомились с Хаценковой Леной.  Она была хорошей подругой, верной, доброй, отзывчивой и очень веселой.  Любила петь и пела чистым красивым голосом.  Уже позже, когда она вышла замуж за Смолякова Андрея, видного еврейского парня, который в молодые годы уже имел две войны за плечами – Отечественную и Халхин-Гол, – мы встречались семьями, весело проводили время, пели, танцевали, ходили на каток.  Лена ушла от нас очень рано, ей не было даже 50-ти…

П.С. Зубач

Песя Самуиловна Зубач

 

Семья Зубач жила в г.  Ливны Орловской губернии, когда пришли деникинцы.  Родители Песи решили бежать из Ливен в Орел, но не успели – отца убили сразу.  Бабушка и мама с детьми (а их было пятеро!), собрав кое-какие вещи, пытались добраться до Орла.  Ехали в поезде, маму схватили, сбросили с поезда.  У нее были отбиты легкие, она тяжело болела и вскоре умерла.  В Орле стали жить в бараках — это недалеко от еврейского кладбища.  В бараках жили и русские, и евреи.  Жили плохо, одежды и обуви не было.  Бабушка Ите-Либа, как могла, кормила и растила детей.  Те вещи, что взяли с собой, бабушка меняла на еду.  Двух сестер и двух братьев Песи бабушке пришлось отдать в интернат.  Они остались вдвоем — бабушка и Песя.  Бабушка была хорошая, добрая.  Как говорит сейчас Песя Самуиловна, она была как раввин, все знала по традициям, обрядам, она была «божественная», соблюдала все обычаи, читала Тору.  Приобщала к Торе и внучку.  Песя училась в школе ¹ 4, в еврейском классе, хорошо читала, писала и говорила на идиш.  Но сейчас не помнит уже ничего.  И возраст сказывается, и за все эти годы разговаривать было не с кем.  После окончания 7 класса, в 16 лет, пошла в школу ФЗУ при обувной фабрике, и обучение закончила с отличием.  Десять лет, до самой войны, работала она на фабрике.  За это время ездила в Москву на повышение квалификации.  Песя Самуиловна стала мастером, передовиком производства, стахановкой.  О ней писали в «Орловской правде», статья хранится у нас дома.  Ее награждали грамотами, а однажды подарили патефон, чтобы музыку слушать, да и танцевать можно — она ведь молодая была.  Этот патефон до сих пор стоит у нас дома, и мы часто его разглядываем.  Песя была очень активной девушкой и вступила в партию.

Директором фабрики в то время был Иосиф Шипер, а главным инженером — Хаим Гордон, который позднее стал директором.  Кстати, на этой фабрике мастером работал и мой папа, Наум Эммануилович Фонкац.  В то время на фабрике работало много евреев.  В городе перед войной вообще было довольно много евреев.  Например, на Воздвиженке, на базаре, были лавочники Гуревич, Иосиф Яковлевич Розенберг.  После войны Розенберг был директором универмага, который располагался на улице Ленина, там, где сейчас магазин «Сувениры».  Дети Розенберга уехали в Германию.  

Перед войной Песя с бабушкой жила на улице 7 Ноября,  в доме 3.  Как они радовались! После барака это было раем.  Война застала Песю и бабушку в Орле.  Перед самым вступлением немцев в Орел они смогли уехать из города, им помог секретарь парткома фабрики, русский, Петр Короткий.  

Их, как и многих других орловцев, эвакуировали в Пензенскую область, село Мичкас.  Помнится, что когда они приехали туда, местные жители помогали им обустроиться, но при этом странно ощупывали их головы.  Оказывается, им говорили, что у евреев рога растут.  Почти всех эвакуированных забрали на фронт, а Песю Самуиловну оставили, она была образованная, и направили в потребкооперацию, где назначили заместителем председателя сельпо.  После освобождения Орла она с бабушкой возвратилась в город, и они стали жить в гостиничном доме там же, на 7 Ноября.  Жизнь была трудная, жили плохо.  Здесь надо сказать, что в гражданскую войну две тети Песи Самуиловны, сестры ее мамы, уехали в Америку.  По тому времени было опасно да и сложно иметь связь с заграницей, но как-то тетям удавалось переправлять нам деньги — доллары.  Они их отоваривали в Торгсине.  Торгсин располагался в том месте, где сейчас находится банк.  Но в Торгсине их постоянно обманывали — они подавали деньги, им говорили, что это 1 доллар, и на него давали немного пшена.  А в Торгсине в то время чего только не было!.  

Синагога в то время в Орле уже была закрыта, и когда появилась возможность посещать молельный дом, Песя Самуиловна стала туда ходить.  Это был маленький дом на улице Сакко и Ванцетти, в нем жил мой дедушка Израиль Эммануилович Фонкац со своей женой Елизаветой Борисовной.  В Орел он переехал из Бежицы Орловской губернии.  Там у него была хлебопекарная лавка.  В его семье было четверо детей: Самуил, Хана-Двора (моя мама), Люба и Фаина.  Уже в Орле Фаня работала в милиции, была бухгалтером.  Кстати, возглавлял УВД тоже еврей — Семеновский.  В 37-м году начались репрессии, и Семеновского посадили.  Судьба его неизвестна.  В милиции работала и Люба, возглавляла отдел, только это было в Ельце.  

В доме на Сакко и Ванцетти на молитву собиралось много евреев.  Комната было небольшая, на возвышении — еврейский алтарь, люди стояли с книжками и молились.  Там я видела полный обряд настоящей еврейской свадьбы.  Это было очень красиво.  Я было еще маленькая, но помню это до сих пор.  С этим домом связано очень интересное воспоминание.  Песя Самуиловна помнит, как летом 1948 года в этот дом приезжала Голда Меир, она тогда было послом Израиля в СССР.  Это была женщина среднего роста, интересная, говорила на идиш, и с ней говорили тоже на идиш.  Она агитировала всех за то, чтобы евреи уезжали в новое государство — Израиль.  

В 50-е годы, когда уже был разгар «Дела врачей», в молельный дом к деду пришла русская женщина, к сожалению, кто она была, Песя Самуиловна не запомнила, но женщина предупредила евреев, что готовится погром в Орле.  Слава Б-гу, погрома не было.  

Деда моего, Израиля Эммануиловича, хотели сделать осведомителем.  Происходило все дело зимой.  Дед только искупался, когда пришли люди из «органов».  Долго разговаривали с дедом, потом забрали его с собой.  По дороге он простудился и вскоре умер от воспаления легких.

После войны Песя Самуиловна работала на межрайбазе, заведовала складом.  База находилась на Володарском переулке.  Почти всю свою трудовую деятельность она посвятила потребкооперации.

 

Д.С. Фрумкин

Фрумкин Давид Самуилович

 

В начале 20-х годов ХХ века в Орел из местечка Петровичи, что в Белоруссии, приехал мой отец Фрумкин Самуил Давидович. Здесь уже жила его сестра Сара Давидовна, моя тетя.  Муж ее, Мирон Лазаревич Найшулер, был ломовым извозчиком, и отец, когда приехал в Орел, стал тоже ломовым извозчиком, и работали они вместе.  Родителей моих познакомили, когда папа еще жил в Белоруссии, и в 1930 году Ханутина Дина приехала в Орел, чтобы выйти замуж за Самуила Фрумкина.  Жить они стали на 4-й Курской, 21.  Там и прожили всю жизнь, кроме того времени, что были в эвакуации.  

В 1939 году папу призвали в Красную Армию, и до лета 1945 года мы его не видели.  Был он на финской войне, был потом и на Великой Отечественной.  У него были награды: Орден Красного Знамени, медали.  Летом 1941 года, когда уже бомбили Орел, мы эвакуировались в Соликамск Пензенской области.  Мама стала работать в детском саду, туда ходил и я.  С нами там была и Маня Могилевская, племянница тети Сары, она работала на оборонном заводе, было ей тогда 16-17 лет.  В оккупированной Белоруссии моя бабушка, мамина мама, осталась в городе, так сложилось, что ее дочь, сестра моей мамы, осталась вместе с ней.  Они скрывались у знакомых в Мстиславле, но их все-таки выдал полицай Павлюк.  Их убили: закопали живыми и бабушку, и тетю с ребенком.

 В Орел мы возвратились только в 1945 году.  Дом, в котором мы жили до войны, уцелел.  Но он был занят, там размещался железнодорожный отдел милиции, и нам пришлось жить в доме 19-м, что был рядом с нашим.  Вернее, мы жили не в доме, а в пристройке к дому.  С нами жили и тетя Сара, и ее дочь Дора.  Дом отапливала коптящая печка-развалюха.  Вскоре в отпуск приехал отец, он добился, чтобы милиция освободила часть нашего дома, и, наконец, мы перебрались к себе.  Конечно, помогло то, что был приказ освобождать жилую площадь для семей офицеров-участников войны.  

 В том же году папа демобилизовался; вернувшись, он стал работать в артели МОПРа. Это была обозная артель, было в ней более 40 лошадей, которые обслуживали торговые точки города Орла. А через год отца выбрали председателем этой артели. Его «техноруком», заместителем, был Фишер Владимир.  Артель располагалась на 4-й Курской улице, на том месте, где сейчас фотосалон и почта.  

 Где-то недалеко были бараки, в которых жили пленные немцы.  Они работали на восстановлении города, рыли траншеи для водопровода.  Мы, мальчишки, выменивали у них пустые бутылки на игрушки, которые они просто мастерски делали из деревянных дощечек. Кстати, напротив артели жили многие еврейские семьи.  Например, Фрадкины, Фишеры, Гольдберги, другие.  Потом эти дома сломали, все получили новое жилье в пятиэтажных домах по Комсомольской улице.  

 Интересна судьба моего брата, Найшулера Ефима Мироновича.  Он окончил медицинскую академию в Ленинграде; это были ускоренные курсы, когда уже началась война.  Из блокадного Ленинграда он был направлен полковым врачом на фронт.  Сам вытаскивал раненых с передовой из-под огня.  Был награжден 3-я орденами Красной Звезды, Орденом Красного Знамени и 18 медалями.

 Моя жизнь была самая обыкновенная: окончил школу, стал работать.  В то время устроиться на работу было сложно, поэтому пошел в мастерскую по ремонту бытовой техники — артель «Точность».  Поработал немного, затем была армия.  Женился, и жена подарила мне двойню.  Я стал работать на радиоламповом заводе и работал там долго, до тех пор, пока завод не начал «разваливаться».  Но надо было зарабатывать деньги, и пришлось шесть лет работать грузчиком.  Сейчас я на пенсии, продолжаю работать.