Н.А.Горяйнова

  Горяйнова Нина Антоновна, 1927 г.р.

Я родилась 10 июня 1927 г. в Псковской области, Новосокольническом районе, д. Пупково.

Раньше  эта деревня была помещеской усадьбой. Была церковь, построенная по приказу барыни. Мой дедушка служил управляющим у барыни и его семья жила при её доме. Уже при создании колхозов дедушку раскулачили.

Наша семья состояла из 6 человек: папа, мама, старшая сестра (старше меня на 3 года) старший брат Шурик (старше на 5 лет), я  и младший братик Толя (младше меня на 10 лет).

Детство мне запомнилось как очень хорошее и светлое время, было радостно. Но когда мне было 10 лет, умер мой папа от воспаления легких. Поднимать нас маме помогали мамины сестры, которые жили в Хабаровске. Они присылали нам одежду, а иногда и деньги.

 Мама работала телятницей. Я лет с 11 начала летом  пасти  колхозных телят. Толик дома оставался один, хотя ему было в это время около двух лет. С утра ему мама на полу оставляла чашки с едой, чтобы он мог покушать пока был один. Если я пасла телят недалеко от деревни, то забегала домой посмотреть как он.

Школа была в доме барыни. Я с удовольствием ходила в школу, так как она была недалеко от дома. Школьные принадлежности мама покупала самостоятельно.

Мама по вечерам ткала и пряла, из льна делала очень тонкую ткань, шила для нас одежду.

Мы держали корову, поросенка и кур, поэтому до войны никогда не голодали. На столе всегда была картошка, молоко, хлеб. Хлеб мама пекла сама. Он был серого цвета, такой вкусный.

По праздникам пекли пироги и пирожки, варили холодец. Отмечали в основном религиозные праздники: Рождество, Пасха, хотя  церковь была закрыта, а в ней находилось несколько классов школы.

В деревне ни у кого не было не то что телевизора, даже радио. Весть о начале войны кто-то из местных «привез» из районного центра. Большинство мужчин сразу же ушли на фронт, и в деревне стало очень тихо. Первый раз немцы пришли к нам уже 7 июля. Их было немного, видимо это была разведка. Они начали ходить по домам, зашли и к нам. Не знаю почему, но мы все были дома и мама, и я, и Шурик. Немец говорит:

- Матка, шляфен.

Шурик хорошо учился в школе и знал немецкий язык, он ответил немцу:

- Мама шляфен нихт.

Немец ничего не сказал, повернулся и ушел.

Вскоре после посещения разведки в деревню пришли немцы, они начали собирать молодежь по деревне. Узнав это, Шурик убежал из дома, спрятался на болоте. Ночью он пришел домой, переночевал, а утром пошел в деревню Березово за 5 километров, к тетке (папиной сестре), там у него были друзья, которые ушли в партизаны. Когда он шел к тетке, его увидела одноклассница Оля, которая возвращалась в деревню из Березово. Немцы знали, что в нашей семье есть молодой парень и начали его искать. Мы же пустили слух, о том, что Шурик пропал. Оля же не знавшая этого, придя  в деревню, сказала, что видела Шурика по дороге в Березово. Мама говорит:

- Оля, ты наверное обозналось, его нет уже несколько дней.

А Оля в точности описала, в чем он был одет, и какая шапка была у него на голове. Тогда мама говорит мне:

- Нина, беги к тетке и забери шапку у Шурика, но чтоб тебя никто не видел.

И я сбегала к тетке, забрала шапку, а мама показала её немцем, сказав, что Оля обозналась.

Чтобы Шурика не нашли он жил несколько дней у тетки между фронтонами под крышей, пока не пришли его друзья и не забрали в партизаны. Чтобы его взяли на фронт, он приписал себе год. Служил на Белорусском фронте. Пока нас не эвакуировали письма от него приходили довольно часто. Погиб он 25 февраля 1945 г.

Эвакуировались мы втроем: мама, я и Толик (старшая сестра еще до войны уехала к маминым теткам в Хабаровск). Эвакуация не была организована, мы ушли сами. Забрали документы и пошли. Чтобы не попасть к немцам шли по болотам. Остановились мы  в местечке Низы, жили там в домах  по 20-30 человек. Начали болеть тифом, а лечения никакого не было.

Отсюда нас уже организованно эвакуировали в теплушках в г. Кимры (это недалеко от Москвы). Там нас поселили в бараки. Это было весной, и нас определили работать на подсобном участке. Давали в день грамм по 400 хлеба. Мы не наедались, вечно хотелось есть, хорошо что пошла расти хоть какая-то трава, ею мы и питались. Иногда ходили на картофельное поле и воровали листья, а потом из них варили суп. Осенью молодых девчонок направили ученицами парикмахеров. Я попала в мужской отдел и какое-то время там работала.

Когда мама узнала, что нашу деревню освободили, начали собираться в обратный путь. В свою родную деревню мы вернулись весной. В ней не было ни одного дома, пустое погорелое место. Остались фронтовые землянки в них мы и поселились (были еще несколько семей, которые сюда вернулись).

От голода нас в то время спасло поле посеяной ржи, которое мы начали собирать, как только появились маленькие зернышки. Иногда мама варила суп или кашу из этого зерна. Летом в лесах появились ягоды: черника, брусника. Мы часто начали бегать туда, чтобы набрать ягод.

Однажды мой брат Толик вместе с другими ребятами нашли в лесу винтовку (тогда много было оружия). Они пришли домой, и начали с ней играть. Толик пытался её чистить, уперев ствол в область груди, а другой мальчишка нечаянно нажал на курок. Пуля попала под сердце Толе, и он умер сразу же. Так мы с мамой остались вдвоем.

Сообща мы поострили домик на 4 семьи. Там и разместились зимой.

Об окончании войны узнали, когда кто-то из местных съездил в районный центр. Оставаться в заброшенной деревне не было смысла, и все семьи разъехались. Сейчас этой деревни нет, не восстановилась она, сожгла её война.

Мы с мамой уехали к сестре в Хабаровск. Меня устроили работать машинисткой в краевое управление МВД. Закончилась 7 классов в вечерней школе.

Я вышла замуж за военного человека и объездила с ним почти всю страну. Вырастили двух сыновей, которых, к сожалению, уже нет в живых, как и моего мужа.