О.Н. Архипова

Архипова Ольга Никтлаевна, 1935 г.р.

 

 

Хорошо помню день 22 июня 1941 года. Мне было 7 лет. Наша семья жила на улице Карла Маркса, 12. Напротив нас жили Дьяковы. Только у них было радио. Утром была отличная погода, а около их дома стояли люди и плакали. Нам, детям, сказали, что началась война. Мы не понимали что это такое.

В этот день папа вернулся с работы раньше обычного и сказал, что уходит на фронт. Помню, он спилил в саду несколько яблонь и сказал, что война скоро кончится, а это вам дрова на первое время. В этот же день принесли повестки всем здоровым мужчинам с нашей улицы. Всего было призвано 12 тысяч человек из нашего района, а возвратились только 4 тысячи.

Вскоре немцы начали бомбить город. По вечерам взрослые дежурили с колотушками, не зажигали свет, стёкла на окнах крест – накрест заклеили бумагой.

9 октября 1941 года почти без боя вошли в город немцы. Немецкий штаб расположился в школе. Немцы жили в домах и школьных классах. Полтора года мы жили в страхе. Особенно лютые немцы прибывали с фронта. Мы испытали всё: холод, голод, унижение. Людей заставляли копать окопы, стирать бельё  и т.д. Особенно страшно было, когда они направляли на тебя оружие, а сами истерично хохотали.

Бомбили город часто. Люди прятались в подвалы, погреба.

Негде было взять воды. Единственная водокачка была во дворе детского дома (теперь школа №2), но на Басовой мельнице сидел снайпер и убивал тех, кто пытался приблизиться к водокачке. Приходилось пить дождевую воду. Ночью «гулял» по небу прожектор, искал самолёты. Трещали зенитки. Однажды  сбили русский самолёт на Ефремовском поле. Лётчик спустился на парашюте, но немцы его поймали. Его судьба осталась не известна.

Мы видели убитых немцев, погибали и наши мирные жители. Вначале их прикапывали в огородах, а когда утихала канонада, то, завернув в одеяла, трупы наспех хоронили на кладбище.

Страшный бой был, когда освобождали Болхов. Это было 29 июля 1943 года. Немцы взорвали 2 моста, подожгли свой лазарет с ранеными (сейчас там мебельная фабрика). Земля смешалась с небом. Стоял страшный гром. Били «катюши», свистели пули, снаряды. Это был настоящий ад! Около Архангельского кладбища сошлись колонны русских и немецких танков. После боя сгоревшие танки долго напоминали о войне. В Воскресенской церкви при немцах была конюшня, а когда освободили город, то церковь приспособили под госпиталь.

После освобождения было оставлено немцами много оружия, мин, снарядов. То тут, то там слышались взрывы, гибли взрослые и дети. Помню, как взорвался Дубровкин Николай, а Подольского Николая несколько часов оперировали и спасли, только остался без кисти руки. Погиб Соболев Илья от взрыва снаряда, да разве всех назовёшь?

В нашу больницу привезли 2-х сапёров, подорвавшихся на мине. Мы с пионервожатой, Прозоровой (Любишиной) Екатериной Ивановной ходили к ним.  Чтобы помочь фронту, мы шили кисеты, вязали шарфики и рукавички и отправляли посылки. Приходили благодарственные письма с фронта.

Нас освободили, а жить стало ещё труднее, чем до войны. С ночи ходили занимать очередь за хлебом. А когда привозили хлеб, то эту картину невозможно вспоминать. Давка, крики, вытаскивали из кучи сгрудившихся полуживых людей. Ели всё, что можно и нельзя. Ходили в поле и находили гнилую картошку, щавель, крапива, снытка – из всего этого готовили еду.

Государство старалось хоть чем-нибудь помочь: стали давать карточки на хлеб, детям бесплатные обеды, некоторым одежду и обувь, нов се равно этого было недостаточно для нормальной жизни.