Г.А. Антонова

Ганилора Алфредовна Антонова, 1935 г.р

 

 

Ганилора  Альфредовна  Антонова родилась в 1935 году  в г. Прокопьевске Кемеровской области в семье  шахтёра - немецкого рабочего-забойщика, эмигрировавшего из Германии в 1933 году, с приходом к власти Гитлера.  Её мама была дочерью немецкого солдата, попавшего в плен на территории России в  Первую мировую войну и оставшегося здесь жить.

Трагедия этой семьи состоит в том, что простой немецкий рабочий, бежавший  из  гитлеровской Германии в социалистическую страну – страну  рабочих, был арестован по доносу  и расстрелян в 1938 году вместе со своими товарищами-шахтёрами.

Альфред Францевич Кюляйн был реабилитирован в 1957 году, а Ганилора  Альфредовна,  как дочь врага народа, - только  в 2000-ом.

"Первые дни войны в моей памяти шестилетнего ребёнка почему-то  ассоциируются с   вокзалом. Наш дом стоял недалеко от железнодорожной станции. До сих пор помню  много-много людей, слышу гудки паровозные, плачь, песни и звуки гармошки. Люди вокруг стояли, обнимались,  кто-то плакал, а кто-то улыбался. Никто тогда не знал, сколько горя эта война принесёт, и сколько людей с этого вокзала не вернётся домой. Если представить себе в тот миг картину «Вернувшиеся с фронта», – вокзал будет почти пустой.

             Я в то время ходила в детский сад, мама преподавала немецкий язык в железнодорожной школе. Она рассказывала, что их директор в первый же день войны ушёл на фронт.

С того же времени в городе стали проводиться учебные тревоги.  К нам в садик приходили школьники со специальными повязками на рукавах, одевали и забирали нас в убежище.  Через какое-то время в городе появились санитарные поезда с ранеными.  И  две городские школы отдали под госпитали, а всех учащихся перевели в другую, где учились в три смены и только по три часа.  Школьники после занятий ходили в госпитали и помогали раненым в силу своих возможностей: писали письма им домой, приносили воды, звали нянечку, выполняли другие просьбы.  Мы, детсадовцы, тоже ходили в госпиталь - с концертами. Там я читала стихи. Раненые иногда нам давали припрятанные гостинцы - хлеб, сахар. Врачи и медсёстры нас предупреждали, чтобы мы ничего не брали у них, но они украдкой всё равно нам клали в карман что-нибудь припасённое.

Через наш город много прошло разных  конвоев. Вначале прибыл конвой с поволжскими немцами. Это были женщины и дети, которых разместили всех в одном месте под названием  «зона», а потом расселили на поселение по домам. Женщин водили на работу в шахту, под землю. Позже привезли чеченцев с семьями. Где они работали – не знаю, но  тоже находились в «зоне». Чеченцев расселили – появились власовцы. Их водили  под конвоем на работу в шахту. Потом появились пленные немцы, но в город их не выпускали, работали  они там же,  в «зоне».

Зимой 1944 года  наш город принял ленинградских детей – дошколят после снятия блокады. В здании средней школы организовали для них детский дом. Мама работала там воспитателем, а я, к тому времени уже школьница, частенько ходила к ней. Эти маленькие дети были настолько истощены, что почти всё время лежали: у них не было сил не только ходить, но и разговаривать. До сих пор  помню их лица и голоса. Когда они видели меня, то начинали просить хлебушка, но воспитатели всегда предупреждали  - ничего не давать, а то они могут умереть. Мы не понимали, почему они могут умереть, было очень жалко этих малюток. Взрослые много сил приложили, чтобы поднять их на ноги, но  от мамы я  знаю, что всё-таки многие, к сожалению, не выжили.

Конечно, в тылу не испытывали тех ужасов, которые испытали люди в оккупации, но трудности военного времени  мы, дети переживали вместе со взрослыми. Школьники, помимо учебных занятий и посещений госпиталя, ходили работать на поля, убирать сельскохозяйственные культуры и в грязь, и в холод. В очередях за продуктами стояли, в основном, тоже они;  ходили и  за водой - её подавали  всего  два часа в сутки. На полевых работах мы были заняты, начиная с четвёртого класса. Словом, играть было некогда.

Питание было, конечно, скудным, и хотя имелись карточки на хлеб, мясо, масло, рыбу, мыло - не всё это было в продаже. В школе, правда, нас немного подкармливали: на перемене давали хлеба 50 граммов и 5 граммов сахара. А мама  иногда за еду обшивала знакомых. Подспорьем был и участок  в 15 соток, выделенный  за городом. Там сеяли гречиху, просо, из  них потом получали крупу; сажали картофель, капусту. Ходили в тайгу за ягодами. Худо-бедно, но с голоду не умирали.

Хорошо запомнила день, когда пришло известие о конце войны. Было утро, солнечный день. Я ещё не встала. Забегает в комнату мама и будит меня. Смотрю на неё, а она плачет. Внутри у меня что-то сжалось, стало тревожно. Мама плачет и смеётся, тащит меня к окну: «Доченька, война закончилась!». Я выглянула на улицу, а во дворе собрались все соседи: обнимаются, плачут. Кто-то включил патефон и выставил его в окно. Веселье продолжалось до позднего вечера.  В этот день на центральном стадионе был митинг, посвящённый окончанию войны, куда собралось очень много народа.

…Наступило мирное время. Госпиталь перевели, и школа заполнилась учениками, начались занятия. Жизнь продолжалась!

Война закончилась, но было ещё тяжело. В 1949 году мы с мамой и сестрой переехали в Новгородскую область. Вот там я увидела все последствия войны: старинный русский город Великий Новгород был почти полностью разрушен. Правда, восстановление   уже шло.

А через  несколько лет  мы всё-таки вернулись домой, в Прокопьевск...