А.С. Буханцев

Анатолий Семёнович буханцев, 1936 г.р.

 

Жили мы в Подмосковье,  позже это место перешло в Тульскую область.

На начало войны мы переехали жить в Болхов, Орловской области. Хорошо помню, как женщин, стариков и детей, т.е. тех, кто не мог сопротивляться, выгнали из домов и без остановки гнали до села Борилово, а это 7-10 км. Затем погнали до Хотынца, 3-4 дня мы шли пешком. Там на железной дороге всех погрузили в вагоны. Путь мы держали в Латвию. Доехали не все.

В Латвии мы прожили меньше года. Мы это  я, старшая сестра и мама. Жили в крестьянской семье на хуторе. У них было большое хозяйство: коровы, свиньи, гуси, утки, куры. Там на трёх человек можно было держать 14 коров. Всех этих коров пасла бабушка. Обычно она брала с собой собачку и маленький стульчик, и пока коровы паслись, она вязала. Меня не заставляли ничего делать.

Когда русские приблизились к Латвии, нас отправили в Германию. Мне было в то время 8 лет. Сестра моя умерла уже в лагере. В Германии мы пробыли с 1944 по 1945 г.г.

Концлагерь - это самое страшное место в моей жизни, в котором мне пришлось побывать. Это 2-3-х этажные дома, которые были полностью переполнены пленными. Территория лагеря огорожена проволокой. В этих домах было темно и холодно. Подушек и одеял не было. Летом мы жили на чердаке, а когда наступила зима, мы перебрались на нижний этаж. Я жил среди взрослых. Выжил просто чудом, так как детей не кормили, и они все умерли от голода. Из еды давали взрослым чёрную картошку, старую муку, в перемешку с опилками. Мама работала в шахте, вначале она приходила ночевать. Но потом их из шахты не выпускали: они там работали и жили. Помню, когда она приходила с работы, лицо её было чистое, это говорит о том, что шахта была не угольная.

По территории концлагеря можно было ходить, но за пределы выходить было нельзя. Но мне иногда удавалось незаметно уходить в поисках еды.

В моей памяти возникает случай: один раз я незаметно вышел за территорию концлагеря и пошёл на речку, там я поймал леща. Возвращаясь обратно в лагерь, я увидел немцев идущих по улице. Я хотел незаметно проскочить, но они меня заметили. Тогда я открыл дверь первого из домов, который попался мне на пути. На пороге стояла немка, заметив, что за мной идут, она движением руки указала мне на большую кадушку, стоявшую в комнате, и я быстро залез в неё. На дне кадки лежала одна горошина, я её съел, вкус той горошины я помню до сих пор. Так немцы меня не поймали. До лагеря я добрался без приключений, но уже на территории лагеря я выронил случайно леща, а охранник заметил. Он меня не убил, так как я вернулся в лагерь, но если бы он заметил меня, когда я из него уходил, пристрелил бы, не задумываясь. Охранник отвернулся, а я в это время присыпал рыбу землёй, чтобы ночью откопать.

В лагере давали деревянную обувь, напоминающую галоши. Ноги в них разбивались в кровь постоянно. Голод был страшнее страха. Поэтому при малейшей возможности уйти из лагеря, я это делал, чтобы найти хоть какую-то еду.

Концлагерь к концу войны часто бомбили. Немцы, услышав воздушную тревогу, бежали в бомбоубежище (шахту), прихватив с собой подушки.

Немцы очень аккуратные и экономные. Чистота - вот к чему немцы приучали своих детей с детства. Помню такой случай, который произошёл после освобождения нас из лагеря. Ехал немецкий мальчик на велосипеде. До этого прошёл дождь, были большие лужи, которые парень старательно объезжал. Одну из луж объехать ему не удалось, и он испачкал велосипед. После этого он сразу остановился, достал тряпочку и начисто вытер все пятна на велосипеде и только потом опять сел уже на чистый велосипед, и поехал дальше.

На территории концлагеря из колючей проволоки сделали небольшой загон, напоминающий комнату, там находились чехи. В эту клетку сажали чехов, которые восстали против немцев, там их закрывали, и они умирали мученической смертью от голода.

На всю жизнь мне запомнился ещё один случай. Попросила меня немка подмести двор, пообещав за это 4 картошки. Я выполнил задание и получил обещанное вознаграждение, но должен был вернуть очистки ей, и за очистки мне полагалась ещё одна картошка. Долго я размышлял, как мне быть: варить картошку или съесть сырую. Если есть сырую картошку, то очистки будут толще. Не помню, где мне удалось их сварить, но я ел варёную картошку, собирая очистки. Когда я нёс немке очистки мимо клетки с чехами, из клетки сверху протянулась рука и взяла мои очистки. Мне было жаль, что я не донёс их и не получил обещанную картошку. Но того человека, который протянул руку мне было больше жалко, ведь я хоть что-то съел, а он всего лишь какие-то совершенно несъедобные очистки.

Когда нас освободили из лагеря, мы целыми днями бегали по улице в поисках еды. Однажды наши солдаты дали моей маме хлеб и пока она бежала ко мне, прижимая хлеб к своей груди, она плакала, и от слёз хлеб стал мокрым...